Действия Зеленского определяются в первую очередь страхом

В гестапо или в Сопротивление? Как и почему Зеленский поменял мир на войну с Россией

С середины прошлого ноября из украинской риторики по Донбассу исчезли проблески компромисса. А вскоре после этого Зеленский переплюнул Порошенко как президент войны. Из-за чего год назад скорректировалась политика Киева?

Сейчас Владимира Зеленского однозначно можно называть президентом войны. Но на мой взгляд, окончательно такой выбор был сделан им в середине прошлого ноября, и мы приближаемся к первой годовщине этого события, точную дату которого, однако пока назвать невозможно.

Конечно, можно обращать внимание — как например делает Олег Неменский — на то, что предвыборная программа Зеленского или если брать шире его предвыборные выступления в феврале-апреле 2019 принципиально не отличались от позиции Порошенко, и полагать, что избиратель просто ввел сам себя в заблуждение посчитав артиста кандидатом мира. Но дело-то в том что Порошенко подавал свою позицию подчеркнуто, поставив на первый план триаду «Армия- Мова —Вера», а у Зеленского на первом плане была честная, как в сериале «Слуга народа», власть, а о Донбассе, России гуманитарных проблемах он высказывался очень редко, лишь когда его об этом спрашивали.

До избирателя же куда больше доходили не эти высказывания, а снятый под выборы и показанный как раз в канун первого тура третий сезон «Слуги народа», где националисты показывались явно саркастически.

Из этого следовало, что либо действительно Зеленский с самого начала собирался стать президентом войны и просто не акцентировал это намерение, либо, напротив, имел изначальное желание стать президентом мира, но в ходе кампании боялся как бы его не обвинили в зраде и высказывался так, чтоб у записных патриотов не было оснований к нему дополнительно придраться, а они ведь и так придирались, например за доминирование русского языка в сериале.

Имея перед глазами только Зеленского нынешнего, конечно, запросто выбираешь первый вариант, но вспоминая всю хронологию событий, понимаешь, что в первые полтора года правления главу Украины конечно нельзя была назвать президентом мира, но можно было назвать президентом «ни мира, ни войны».

Объективно любой украинский лидер, даже с таким парламентским большинством как у Зеленского, не мог бы быстро и решительно двигаться по пути мира — слишком всё было запущено, слишком противоречащее мирному компромиссу государство было к тому моменту построено в Киеве. Поэтому любой президент мира должен был бы по крайней мере поначалу маскировать свои действия, готовя общество к урегулированию, точно так же, как Горбачев и Яковлев долгое время маскировали свои действия по демонтажу коммунизма коммунистической риторикой.

Разница, однако, в том, что Горбачев, как сейчас видно, двигался по пути демонтажа коммунизма неуклонно, а в случае с Зеленским неуклонное, хоть и медленное движение наблюдалось лишь в 2019.

Тогда произошло разведение войск на трех участках, был открыт пункт пропуска в Станице Луганской, согласована в Контактной группе процедура вступления в силу формулы Штайнмайера и увенчал всё это Парижский саммит стран «нормандской четверки». А почти весь 2020 год движение Украины по мирному треку шло по формуле — «шаг вперед — шаг назад» а иногда «шаг вперед- полшага назад». Первый яркий пример — март 2020, когда официальный Киев сразу отказался от договоренностей о консультативном совете в рамках политической подгруппы, согласованных на уровне глав президентских администраций России и Украины, а также отмежевался от инициативы «кварталовца» Сергей Сивохо с его Платформой примирения и единства.

Однако, в июле 2020 последовали договоренности о дополнительных мерах по прекращению огня, приведшие к самому успешному за все время перемирию. Далее последовало привлечение в Контактную группу экс-премьера Витольда Фокина. Крайне трудно предполагать, что прежде, чем сделать этот шаг в Офисе президента не прочитали многочисленных интервью Фокина Дмитрию Гордону, из которых видно, что первый глава правительства независимой Украины вообще отрицал факт «российской агрессии», то есть ключевой тезис нынешней украинской идеологии.

За это отрицание Фокина убрали еще в сентябре 2020, но посмотрим, как выглядела ситуация год назад.

Перемирие действовало достаточно эффективно. Да оно не было абсолютным, и в ноябре ситуация ухудшилась в сравнении с тремя предшествующими месяцами, но все же количество нарушений прекращения огня было несравненно меньше, чем в те же числа годом ранее. А переговоры по политическому треку не казались тупиковыми. Как раз в октябре в Контактной группе договорились выработать план действий по выполнению Минских соглашений, часто именуемый «дорожной картой».

Да, эта задача и сейчас не решена и стороны давно не говорят здесь по существу, так как тупик имеет место с формальной стороны. Раз за разом на заседании контактной группы украинская делегация уклоняется от того, чтобы дать комментарии предложенного ДНР и ЛНР еще год назад проекта «дорожной карты», поскольку считает что такие комментарии означают признание республик Донбасса субъектами конфликта. А по украинскому разумению таким субъектом является исключительно Россия, и именно она и должна предлагать дорожную карту, что Москва, естественно, делать отказывается.

Но ведь такая позиция существовала у Киева не всегда. Так, 16 октября 2020 сайт «Новости Донбасса» публикует интервью с Леонидом Кравчуком, где глава украинской делегации в Контактной группе говорит по этому вопросу: «Украина не будет возражать против подготовки пошагового плана, который включит все наработки, достигнутые за все эти годы… Я думаю, если рассмотреть внимательно, в том числе, предложенный план ОРДЛО, то взять оттуда все лучшее». То есть, о на тот момент для него ДНР и ЛНР — субъекты, чье мнение надо учитывать.

23 октября того же года тогдашний вице-премьер и первый зам главы украинской делегации в Контактной группе Алексей Резников на Киевском форуме по безопасности высказался за направление в Донбасс «посреднической миссии» в таком контексте: «Я убежден, что надо все же думать и о том, что уровень страха, уровень недоверия, который сегодня царит в обществе, требует уменьшения и требует альтернативных подходов по альтернативному решению существующей ситуации, существующей проблемы. В том числе, надо думать и о посредничестве. Возможно, пришло время снова думать о посреднической миссии, чтобы снять это недоверие, это опасение по обе стороны от линии соприкосновения, и в первую очередь у самих политиков».

Да здесь напрямую не сказано о диалоге с республиками Донбасса, но логика направления туда посреднической миссии такой диалог объективно предполагает, тем более что Резников не делал оговорок о его недопустимости.

Опубликованное же 2 ноября 2020 интервью «Интерфакс-Украина» с Кравчуком завершается его словами: «Я готов к компромиссам, к разговорам. Но компромиссы — это взаимные, а не просто односторонние компромиссы, или одностороннее движение. Это движение на встречу. Компромиссы — это поиск лучшего разрешения».

8 ноября 2020 в интервью ТАСС Кравчук говорит о «дорожной карте»: «Есть задача подготовить всесторонне продуманный, с учетом интересов всех сторон, и прежде всего ОРДЛО, документ, который откроет дорогу к миру и возрождению жизни на этих территориях».

А в вышедшем на следующий день интервью порталу Klymenko Time глава украинской делегации высказывается за диалог между подконтрольными и неподконтрольными Киеву территориями на уровне гражданского общества, в частности на темы местного самоуправления и коронавируса, отмечая «Надо начинать с чего-то небольшого, чтобы добиться большого. Нельзя сразу решить все вопросы на самом высоком уровне, когда ничего не решено внизу».

Наконец, 12 ноября 2020 года в интервью интернет-изданию «Настоящее время» Кравчук так высказывается о ситуации с перемирием: «Нельзя сказать, что эта тишина полностью соблюдается, но и масштабных военных действий также нет. Наши ошибки, или наши просчеты, или нарушения с украинской стороны наказываются украинскими вооруженными силами. Думаю, это должно так быть и в ОРДЛО».

Конечно, все приведенные слова, не бог весть что, тем более что в тех же интервью сам конфликт постоянно трактовался Кравчуком как украинско-российский. Но всё же, слышали ли мы в этом году из его уст, равно как из уст другого украинского переговорщика слово «компромисс», признание того, что ВСУ могут первыми нарушать перемирие, предложения по диалогу с жителями ДНР и ЛНР и наконец фактическое признание их субъектом переговоров? Такие проблески компромисса были.

11 ноября, комментируя прошедшее в этот день заседание Контактной группы спикер украинской делегации Алексей Арестович сказал о дорожной карте: «Мы довольно быстро по пунктам начали обсуждать план. Правда, дальше первого-второго пункта не продвинулись, но в целом это было похоже на деловую беседу». Полпред ДНР на переговорах Наталья Никонорова была критичней, но отметила «после многократных замечаний и вопросов с нашей стороны, Кравчук все же признал необходимость приведения общего итогового плана, согласованного ДНР, ЛНР и Украиной, в соответствие с Минскими соглашениями».

А вот когда на следующем заседании, 5 ноября, Кравчука спросили почему Украина так и не предоставила замечаний к «дорожной карте» от ДНР и ЛНР, то, по словам Никоноровой, «глава украинской делегации не смог ответить ничего вразумительного кроме заявлений о том, что на данный момент существует только один, украинский вариант Плана действий, а все другие документы представители Украины рассматривать не готовы, кроме проекта, который должна представить Российская Федерация, а проекта Республик для Украины как бы «нет».

Да, еще со времен Порошенко Киев регулярно показывал, что не воспринимает ДНР и ЛНР как полноценных участников переговоров, но только именно с того момента их субъектность стала отвергаться так тотально. Именно это отрицание их субъектности завело переговоры в Контактной группе в тупик и никаких обнадеживающих решений с того момента она не приняла.

Объективно именно это изменение украинской позиции и выглядит окончательным поворотным пунктом в позиции Киева. Но тогда это не было расценено именно так, а немного позже это событие оказалось в тени других, объективно находящихся в той же логической цепочке. Следующим звеном ее стал срыв киевской властью односторонней передачей республиками Виктору Медведчуку удерживаемых лиц в середине января, затем в самом конце января Рада запрещает регистрацию на Украине вакцин от коронавируса, разработанных в государстве-агрессоре и практически одновременно включается маховик санкций СНБО. Не лишне напомнить что первая несудебная расправа такого рода была подчеркнуто проамериканской — жертвами санкций стали китайские инвесторы завода «Мотор Сич». Ну а вспомнить дальнейшие действия власти не составляет труда, тогда же выкристаллизовалась и нынешняя военная риторика Зеленского, которой он явно переплюнул Порошенко.

Значит, ключом к разгадке перемен очевидно является некое событие произошедшее между 12 и 25 ноября 2020 года. Но что такого случилось тогда? Никаких перемен в верхах украинской власти не происходило. А вот в мире перемены произошли, но немного раньше. 3 ноября как известно прошло голосование по выборам президента США, а 7 ноября после завершения подсчета голосов в Пенсильвании стало ясно что в Белый дом въедет Джозеф Байден. Вряд ли через 3 дня после этого у Зеленского могли получить сигналы от будущей американской власти, но через две с половиной недели после этого вполне могли.

Конечно, пока нельзя документально подтвердить эту гипотезу. Но она логично сочетается с другими событиями. Так, как известно, незадолго до того, как в марте прошлого года в Контактной группе договорились о консультативном совете, на Украине сменились как правительство, так и глава Офиса президента и генпрокурор. Эти перемены оценивались на Западе как замена реформаторов на фигуры, связанные с олигархами. И хотя главу ОП Андрея Богдана со шлейфом близости к Игорю Коломойскому к реформаторам не причисляли, замена его на Андрея Ермака воспринималась в том же ключе, ибо Ермак еще в бытность помощником президента прямо назывался в западной прессе агентом российского влияния. И новые договоренности в Контактной группе увязывались в тех же СМИ в этот негативный контекст как симптом переориентации Киева на Россию (с начала этого года в Европе и США стали публично хвалить Киев за то, что он не идет на переговоры с ДНР и ЛНР, но кулуарно такие требования должны были выдвигаться заметно раньше).

И хотя Зеленский и тогда, когда он отличался от Порошенко, объективно не давал поводов для подозрений в такой переориентации, западные страхи носили параноидальный характер. Например в датированном 5 октября 2020 письме лидеру фракции «Слуга народа» Давиду Арахамии группы влиятельных депутатов Европарламента во главе с докладчиком ЕП по Украине немцем Михаэлем Галером не просто осуждался избранный Радой состав конкурсной комиссии по выборам главы Специализированной антикоррупционной прокуратуры (САП), но и говорилось «некоторые члены «Слуги народа» распространяют кремлевскую дезинформацию, координируя хорошо организованные нападения на независимые учреждения, такие как НБУ, НАБУ и САП». То есть любая критика близких Западу госструктур автоматически становилась пророссийским актом.

Тем не менее, до ноября 2020 Киев продолжал маневрировать, не сжигая мосты к урегулированию. Этому способствовала отстраненность Вашингтона от украинских проблем, можно было ожидать, что эта отстраненность продлится если победит Трамп. Но победил Байден. И проблема не только в том, что США больше влияют на Киев, чем Европа, но и в том, что у нового хозяина Белого дома были персональные основания не любить Зеленского. Ведь из показаний американских чиновников по делу об импичменте, обнародованных еще в октябре-ноябре 2019, видно, что украинский президент мог бы и помочь Трампу с компроматом на Байдена — да, он не проявлял в этот деле энтузиазм, но и не отказывал, и в итоге лишь внешние обстоятельства разрушили этот сценарий.

А в конце декабря 2020 появляется информация о подготовке группой Bellingcat фильма про срыв операции по захвату «вагнеровцев». 6 января этого года автор этого проекта Христо Грозев говорит изданию «Новое время» что фильм «более чем на половину готов». В итоге лента пока так и не вышла, а регулярные сообщения о ее скором завершении превратились в мыльную оперу. Но было понятно, что Зеленского шантажируют, а постоянный перенос сроков выхода фильма казались сигналами о том, что все новые и новые требования шантажистов выполнены.

Шантаж в большой политике явление не новое. Однако, как правило, он не носит публичный характер. Вынос шантажа в плоскость публичной политики выглядит крайним презрением к его объекту, а если этот объект — лидер государства, то и к соответствующей стране.

В будущем, наверно, станет ясно, где Зеленский действовал под влиянием прямого шантажа, а где сам проявлял инициативу, понимая, что любое антироссийское и антирусское действие можно продать как доказательство лояльности своим хозяевам. Но этот нюанс второстепенен по сравнению с тем, что нынешний выбор Зеленского выглядит результатом прежде всего внешнего фактора.

Данное обстоятельство, никак нельзя считать его оправданием. В плане отношения к Донбассу, России и русским — это беспринципный человек, напоминающий главного персонажа знаменитого фильма Луи Маля «Лакомб Люсьен», которому все равно куда было идти — в Сопротивление или в гестапо, и поскольку не приняли в Сопротивление то пошел в гестапо. И тот факт, что к нынешней позиции президент пришел не сразу и не прямым путем, важен не как смягчающее обстоятельство, а прежде всего для понимания механизмов его психологии, которые на мой взгляд типичны для украинской элиты.

Действия Зеленского определяются в первую очередь страхом: Америки он боится, а России — нет.

Пётр Сафонов, Ukraina.ru