О чем и как Москве выстраивать диалог с Североатлантическим альянсом

Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг, чей административный и политический вес сильно вырос из-за разногласий внутри альянса, предложил главе МИД РФ Сергею Лаврову возродить Совет Россия – НАТО

Ранее работу этого института заблокировали сами натовцы, считая, что наказывают таким образом Москву. Кому и для чего на самом деле нужен Совет Россия – НАТО?

О разговоре между Столтенбергом и Лавровым журналистам сообщил председатель комитета Совета Федерации по международным делам Григорий Карасин. До перехода на работу в верхнюю палату парламента он был заместителем Лаврова без малого 15 лет, так что информации от Карасина можно верить.

Предложение прозвучало на полях Генассамблеи ООН. Лавров ответил как будто уклончиво: выразил желание «поработать над конкретными вопросами», чтобы избежать «безрезультатных разговоров на долгие годы», которые будут сопровождаться критикой внешней политики России.

Но эта инициатива генсека не могла застать министра врасплох. Еще в июне Столтенберг публично заявлял примерно то же самое. И подчеркивал: «Теперь мяч на стороне России».

Мы этот «мяч» до сих пор не приняли. Потому что, как и сказал Лавров, не хотим, чтобы возрожденный Совет превратился в кафедру нравоучений на темы Крыма, Донбасса, Навального и так далее, как это произошло с ПАСЕ — плавали, знаем. Нужно сперва «на берегу» договориться, какие именно вопросы практического характера нам предстоит обсудить.

Когда-то в рамках Совета работало 25 различных групп и комитетов — по борьбе с терроризмом, по кибербезопасности, по ликвидации последствий стихийных бедствий, по научному сотрудничеству etc. Но сейчас уровень доверия между сторонами на «нуле», Россия официально охарактеризована альянсом как соперник и источник угрозы — так к чему нам теперь с ним «советоваться»?

На самом деле есть, к чему, о чем и о ком, включая все тех же террористов и хакеров. Соперничающим военно-политическим блокам, тем более, обремененным оружием массового уничтожения в принципе необходимо поддерживать регулярные контакты и находиться в диалоге, а то как бы чего непоправимого не случилось.

Иногда, что называется, сама жизнь заставляет, как это и произошло в 2017 году, когда контакты по линии Совета Россия-НАТО были внезапно разморожены. В Сирии и Ираке тогда был ИГИЛ*, в Вашингтоне — непредсказуемый Трамп, а вовлеченные в ближневосточную мясорубку войска под разными флагами стреляли в опасной близости друг от друга. Если лет через 50, после рассекречивания документов, вдруг выяснится, что тогда Совет Россия-НАТО спас мир от третьей мировой войны, это не покажется неправдоподобной историей.

Устойчивая позиция Смоленской площади в том, что сотрудничать лучше, чем не сотрудничать, а разговаривать безопаснее, чем отмалчиваться по углам, ощерившись межконтинентальными ракетами. Исходя из этого, у Совета Россия-НАТО действительно есть теоретические шансы на возрождение.
В целом Североатлантический альянс породил огромное количество объединений, площадок, форумов и структур. Некоторые из них мертвы, хотя и не похоронены, в некоторых даже продолжает формально числиться Россия (например, в Совете евро-атлантического партнерства), что никак на ней не отражается по той простой причине, что она лишена обоих мотивов, типичных для стран, желающих стать ближе к НАТО.

Первый — это желание в конечном итоге вступить в альянс, что со второй половины 1990-х годов не рассматривается как «наш случай». Второй — доступ к военным технологиям, что само по себе интересно, но иллюзия — к сколь-либо интересным технологиям нас на пушечный выстрел не подпустят, это прямо запрещено санкциями.

Зато восстановление работы Совета на приемлемых для нас условиях важно для Москвы по другим причинам — не столько политическим, сколько психологическим.

Во-первых, Совет Россия-НАТО — это изначально российская идея. В 2001 году президент РФ Владимир Путин позвонил тогдашнему генсеку альянса Джорджу Робертсону и предложил создать консультативный орган, чтобы урегулировать имеющиеся разногласия. Их к тому моменту накопилось множество — от системного расширения НАТО на восток вопреки ранее данным обещаниям до войны в Югославии.

В то же время мы нуждались в совместной борьбе против общей угрозы — международного терроризма, уравняв иорданских «гастролеров» в Чечне и укрывавших Усаму бен Ладена талибов. Эти соображения возобладали, и соглашение о создании Совета подписывалось в Риме с большой помпой — тогда было принято говорить, что Путин, Робертсон, президент США Джордж Буш-младший, а также лидеры Британии, Франции, Италии и других стран, присутствовавшие на церемонии, официально завершили «холодную войну».

Менее чем через год Буш полез в Ирак, и процесс пошел в другом направлении — в сторону нового глобального конфликта, который мы сейчас и имеем.

Совет, тем не менее, продолжал функционировать вплоть до того момента, пока впервые не был опечатан со стороны НАТО в 2008-м, а потом, еще раз, в 2014-м. Так с тех пор и стоит «опечатанный», если не считать контактов 2017 года.

Так мы, собственно, переходим к «во-вторых». Оба раза работу Совета приостанавливал сам Брюссель и в обоих случаях это было подано как «наказание» России — сперва за Грузию, потом за Крым и Донбасс.

А теперь натовцы как бы признают, что были не правы и наказали сами себя. Им этот Совет нужнее, чем нам, иначе не просили бы о его возрождении. Признание собственных ошибок — многообещающее начало для нового разговора, где с нашей стороны уместно вставить «а мы ведь вас предупреждали».

И, наконец, «в-третьих». По соседству с нами существует Украина — откровенно враждебное к нам государство, совмещающее антироссийские провокации с мечтой об интеграции в Североатлантический альянс. Формальные признаки этой интеграции крайне важны для ее элит, в первую очередь, для Владимира Зеленского как подтверждение того, что украинцы действительно приближаются к вожделенному натовскому «зонтику», а не топчутся на месте из-за бездарности верховного командования.

Для Киева существовал свой аналог Совета Россия-НАТО, только назывался он Комиссией и был создан раньше — при Леониде Кучме, украинцы тихой сапой записывались в атлантисты еще в 1990-х годах. Как и в случае с Советом, работа Комиссии сейчас заморожена из-за принципиальной и категоричной позиции всего одной страны — Венгрии. Будапешт требует от Киева, чтобы тот переписал скандальный закон об образовании, лишивший закарпатских венгров возможности учиться в школах на родном языке. Это для правительства Виктора Орбана не блажь, а честь мундира — он даже конституцию страны переделал так, что на государство возложена обязанность по защите не только граждан Венгрии, но и венгерских общин за рубежом.

Пока что венгры стоят насмерть, но иллюзий строить не нужно. Украинцы тоже люди упертые, однако договориться по венгерскому языку с ними проще, чем по русскому — это для них, так сказать, жупелы разной температуры. Но если работу Совета Россия-НАТО будет разморожена раньше, чем работа Комиссии Украина-НАТО, это станет обидным щелчком по носу лично для Зеленского. Пускай выкручивается и объясняет, почему «защитник» в лице НАТО со «страной-агрессором» — Россией чаи гоняет, а с Украиной брезгует.

Это все, конечно, соображения публицистического характера — реальная политика не сводится к психологическим эффектам. Однако к диалогу в конечном счете все-таки сводится, а если вдруг нет, то солировать начинают военные, а этого всем — и в России, и в НАТО — хотелось бы избежать.

Сколь-либо продуктивное сотрудничество в рамках Совета нам явно не светит — для этого теперь нужен такой общий враг, про которого для всех было бы очевидно, что он общий (как нацизм или ИГИЛ), а до тех пор мы будем считать врагами друг друга. Но главное достоинство такого формата в том и заключается, что он мешает соперничеству перерастать в паранойю, когда инстинктивный выстрел во врага может оказаться не только «выстрелом в собственную ногу», но и первым залпом полноценной войны.

Станислав Борзяков, ВЗГЛЯД

*- запрещенная на территории РФ организация