«Шотландский вопрос», принцип Джонсона и пессимизм Каммингса

Начну с вопроса. Вот, что бы вы подумали, если бы президент Российской Федерации Владимир Путин, прибыв с двухдневным визитом в один из субъектов федерации, отказался встречаться с его руководителем?

Ну, скажем, при визите в Республику Татарстан? Или в Хабаровский край? Да, в конце концов – в Московскую область? Причём отказался на том основании, что, как пояснил бы в этом гипотетическом случае пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, «у президента очень плотный график и времени на встречу с руководителем региона нет».

Для начала, вы бы наверняка подумали, и подумали совершенно правильно, что такое быть не может. Ну, а если всё-таки..? Наверное, вы бы подумали, и подумали совершенно правильно, что отставка такого руководителя региона – дело решённое.

Я это к тому, что Российская Федерация – это не Соединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии. И то, что невозможно у нас, может случиться в этом самом кем-то спасаемом королевстве, которое хотя и не является федерацией в строгом смысле этого термина, но всё-таки является государственным «Союзом». United Kingdom – этим всё и сказано. Так вот, в этом самом королевстве происходит именно то, что я условно описал в самом первом абзаце. То есть: премьер-министр правительства Её Величества королевы Елизаветы Второй Борис Джонсон отправился на два дня в Шотландию, а встречаться с первым министром правительства Шотландии Николой Стёрджен не планирует. Времени нет, говорят его представители, очень плотный график.

Следует ли отсюда, что дни Николы Стёрджен в качестве главы шотландского правительства сочтены? Отнюдь. В Шотландии после реформ конца прошлого столетия по деволюции власти, был создан свой парламент (Holyrood) и копируется Вестминстерская система. Правительство составляет та партия (или коалиция) которая образует большинства в парламенте. При одном существенно отличии: в Палате Общин Вестминстера сменяются в роли правящей партии и оппозиции две партии политического мейнстрима – консерваторы и лейбористы.

При не частом добавлении в качестве партнёра в правящей коалиции либерал-демократов или демократической юнионистской партии Ольстера (DUP) – как этом было в правительстве Терезы Мэй. В Шотландии ситуация иная. Политический мейнстрим там в единственном числе – это партия шотландских националистов (SNP), которая на последних парламентских выборах (мая этого года) недобрала одного мандата, чтобы взять большинство. И ей понадобится коалиция с партией «Зелёных», чтобы правительство образовать.

Ни тори, не лейбористы всерьёз конкурировать с националистами не в состоянии, поскольку после референдума по Брекзиту 2016 г. и выхода Соединённого Королевства из Европейского Союза в Шотландии наклёвывается собственный «Брекзит». Точнее сказать – «Скотзит». Партия шотландских националистов в ходе избирательной кампании взяла обязательство добиться у центрального правительства разрешения на повторный референдум о независимости. Первый, проведённый в 2014 году, оставил Шотландию в составе Соединённого Королевства, поскольку большинство предпочло статус члена Союза не менять. Сегодня ситуация другая, поскольку выход страны из Евросоюза лишил Шотландию многих бонусов и трансфертов от ЕС. И, согласно регулярным опросам, 51-52% избирателей за шотландскую независимость проголосовать готовы.

О шотландской проблеме как о «Дамокловом мече» или «Чеховском ружье» писать мне доводилось неоднократно. В связи с тем, что в «центре», в смысле в Лондоне в политико-медийном истеблишменте предлагались и предлагаются разные стратегии противодействия шотландскому сепаратизму. В самом правительстве Джонсона есть разные взгляды на проблему и, соответственно, предлагаются разные меры, долженствующие заблокировать саму возможность проведения нового референдума.

Диапазон этих мер широк: от жёсткого «нет» — подход самого Джонсона, до мягкого – «не уходите, дадим всё, чего пожелаете» министра по королевским угодьям Майкла Гоува. Сейчас проблема пребывает в некотором «анабиозе» — всё перекрыл коронавирус, и до полной победы над пандемией Никола Стёрджен обещала вопрос о референдуме не будировать. А полная победа должна случиться после того, как две трети населения будет вакцинировано и с учётом переболевших, имеющих антитела, британская нация получит так называемый «стадный иммунитет» (herd immunity). В этом смысле самый успех Джонсона по массированной вакцинации британцев неизбежно приближает роковой час вышеупомянутых «меча» или «ружья».

Отчасти потому, что час Х всё ближе, отчасти по уже установившейся традиции давать советы правительству по «шотландскому вопросу», редактор политического отдела The Spectator Джеймс Форсайт (James Forsyht) в свежем номере журнала предлагает, прямо скажем, весьма небанальный ход. Во-первых, он настоятельно рекомендует (почти что требует!) правительству не вступать в прямую битву с шотландскими националистами. Собственно уже заголовок статьи именно об этом: Don’t pick fight with the SNP. Автор полагает, что ввязываться в схватку с шотландскими националистами – значит неизбежно повышать котировки Николы Стёрджен в среде тех, кто сейчас выступает за независимость. Первый министр Шотландии превратится в фигуру, равную если не Жанне Д’Арк, то в очень отдалённом смысле – в Марию Стюарт, казнённую во времена правления королевы Елизаветы I. Любопытное совпадение – не правда ли?

Ещё одно соображение Дж.Форсайта относительно неуместности прямой схватки с Николой Стёрджен таково: пандемия коронавируса ещё не побеждена, прямая атака на первого министра Шотландии наверняка отвлечёт её от решения этой абсолютно приоритетной задачи.

И вот поэтому автор пишет: «Ввиду таких соображений, вместо того, чтобы публично полемизировать с националистами, Вестминстеру следует просто дождаться закона о референдуме [который примет шотландский парламент – Л.П.] , чтобы оспорить его в суде, который националисты почти наверняка проиграют. Даже если суды разрешат какую-нибудь форму референдума – что-то вроде опроса массового мнения – сторонники Союза смогут просто бойкотировать его на том основании, что результат практического значения иметь не будет».

Согласитесь, редактор политического отдела старейшего британского общественно-политического журнала не зря ест свой «хлеб». Блокировка шотландской независимости с помощью британской судебной власти – это действительно ход нетривиальный, предусматривающий даже вариант, при котором референдум в «кастрированном» виде всё же будет разрешён. Другой вопрос, что остаётся возможность повторения «каталонского сюжета», когда правительство этой части испанского королевства явочным порядком провозгласило независимость края даже несмотря на решение Верховного Суда. И, хотя вероятность того, что Никола Стёрджен пойдёт по пути её каталонского коллеги Путчдемона (который скрывается от испанского правосудия на территории других стран Евросоюза) крайне мала, но всё же…

Поэтому Джеймс Форсайт кроме условного «кнута» в виде судебного вердикта не в пользу шотландских националистов, предлагает правительству Джонсона рассмотреть вопрос о «прянике». Это важно, потому что, решая конкретную задачу сегодняшнего дня, нужно думать и о будущем Союза. Автор пишет:

«Тактические маневры в краткосрочной перспективе – это всё прекрасно, но в долгосрочной перспективе необходимо проделать более существенную работу, чтобы поставить Союз на твёрдое ногу. Странным образом тут может помочь поддержка Джонсоном идеи деволюции графствам в Англии. Больше деволюции может помочь убедить всех, что Вестминстер – это Союзный парламент, а не квази-английский, как часто думают. Это так же вынудит Уайтхолл [собственно правительство – Л.П.] лучше понимать саму деволюцию. Как показал КОВИД-кризис, даже в самом центре правительства нет точного понимания, какие властные полномочия переданы на места, а какие остаются за центром. Более того, если региональные лидера в Англии получат больше власти, националистам будет значительно сложнее по любому поводу спорить с Вестминстером».

И тут всё тонко, вплоть до того, что сама идея не навязывается извне, а уже обозначена как идея самого премьер-министра. Насколько сильным «антидотом» против шотландского (а заодно и против валлийского) национализма, судить априори невозможно. Но наделение английских графств дополнительными властными полномочиями за счёт «центра» действительно может сработать как мера по созданию принципиально нового имиджа Палаты Общин. Парламент расположен хоть и в Англии, да ещё и в английской столице, а будет смотреться как общенациональный. Или – не будет? В конце концов, что за дело шотландским националистам, какие полномочия получат английские графства. Если всё равно цель – независимость?!

Вот так обстоят дела на условном «английско-шотландском фронте». Без особых перемен, но с предчувствием – нет, не «гражданской войны» как на картине Сальвадора Дали, но чего-то явно неприятного и пугающего. А при чём тут Доминик Каммингс, появление которого анонсировано в заголовке? Он-то что-нибудь существенное по «шотландскому вопросу» сказал? Хоть с начала года главным советником Джонсона уже не является, а является главным его врагом?

С Каммингсом вот какая история. Напрямую по шотландскому референдуму о независимости он ничего особенного или парадоксального вроде бы не высказал пока. Зато, вслед за скандальным интервью на ВВС с Лорой Кюнстберг, в ходе которого экс-советник признался, что его команда через несколько дней после триумфа на парламентских выборах в декабре 2019 г. уже обсуждала варианты смещения Джонсона с поста премьера, Каммингс дал интервью Линн Барбер (Lynn Barber) для свежего номера The Spectator. Заголовок, как и в случае с Дж.Форсатом, весьма красноречивый: “I’m plagued by worries of disaster”. По-русски это что-то вроде: «Я заражён предчувствием катастрофы». И вот, «заражённый» ожиданием худшего, Каммингс становится ближайшим помощником Бориса Джонсона в избирательной кампании, зная, что Джонсона придётся кем-то заменять. Что за цинизм или коварство?

А Каммингс поясняет, что альтернатива была ещё более неприемлемая: Джереми Корбин. Не то страшно, что лейборист, а то, что почти наверняка он бы назначил второй референдум по Брекзиту, что поставило бы страну на грань гражданской войны. А вообще-то Каммингса привлекла ещё более грандиозная перспектива: «Вместо того, чтобы спасать Вестминстер и консервативную партию от самих себя, это возможно был наилучший шанс за многие десятилетия разрушить консервативную партию и создать что-то значительно лучшее. Исторически, это разновидность кризиса, который, подобно войне, создаёт моменты для самых радикальных перемен».

Из этого интервью выясняется так же, что Джонсон – не такой уж и «недотёпа», попавший на высший государственный пост исключительно благодаря советам Каммингса. Во всяком случае у Джонсона существует свой набор правил для удержания власти. Доминик вспоминает: «Я сказал ему в июле, тебе больше нравится жить в хаосе, вместо того, чтобы наделить меня полномочиями для наведения порядка. И он рассмеялся и сказал: “Это правда на 100%. Меня абсолютно устраивает хаос вокруг, потому что все будут стараться держаться за короля – а это как раз я”. Хаос не пугает его так, как это свойственно большинству людей. Он думает, что в состоянии хаоса все становятся бессильны ему противостоять».

Из этого честного рассказа Доминика о взаимоотношениях с Борисом в период их совместной работы вырисовывается очень яркая и контрастная картина, чётко обозначающая принципиальное различие между «политиком» и «советником»/политтехнологом. Политик «играет» на двусмысленностях, недопониманиях, определённой дезорганизации даже в собственном офисе – в общем, ловит «рыбку в мутной воде» с одной единственной главной целью: всегда быть «королём». Советник видит набор проблем, для разрешения которых необходимо разработать долгосрочную стратегию, иметь чёткий план, точно расписанные функции каждого члена команды.

Если кратко: политик – это понимание «человеческого, слишком человеческого» (Ницше) и ловкое использование его в своих целях; советник – это исключение «человеческого, слишком человеческого», редукция всех сложностей реальной жизни к простым, ясным и «правильным решениям». Желательно – с помощью математических моделей. Главное качество политика – иррациональная интуиция, позволяющая находить выход из самых безнадёжных ситуаций. Главное качество советника – способность рационально анализировать любые самые сложные жизненные ситуации для выработки решений, которые должны принимать политики.

Поэтому и не удивительно, что на вопрос Л.Барбер – пессимист ли он, Каммингс отвечает: «Да, я оптимист в отношении каждого отдельного человека, но пессимист в отношении системы. Система открыта катастрофе (…) я полагаю, что у нас остаются ужасные проблемы, и никто из политиков или государственных служащих не обладает нужными качествами для их разрешения. Я предполагаю, что я заражён предчувствием катастрофы сверх всякой меры».

В ближайшие пару лет, а то и раньше, мы сможем узнать, как разрешится «шотландский вопрос» и, соответственно, оценить, насколько принцип Джонсона – «властвовать в хаосе» окажется эффективным, когда речь пойдёт о целостности государства. И насколько пессимизм Каммингса в отношении «системы» отражает реальность или является его личной фобией.

Леонид Поляков, ПолитАналитика