Русское слово как дар

Давно, во время походов по картинным галереям и музеям я обратил внимание на то, что на каждом русском холсте, посвящённом природе, часто присутствует изображение православного храма

В перспективе, далеко, в окружении красивой зелени мелькают купола, маковки, колокольни – и православный крест. Его замечаешь, если внимательно всматриваешься в изображение. А дома, посады, амбары – всё сосредотачивается вокруг христианской церкви. Редко какой художник, живописующий русские просторы, не отразит в своём творчестве православную символику.

Русский культурный канон христоцентричен. Культура Древней Руси строилась на восприятии Бога и спасении души. И здесь следует отдельно сказать и о литературе. Писательский труд вдохновлялся и направлялся идеей священнического служения. Древнерусский писатель – это монастырский мыслитель, ушедший от светских искусов и осознававший всю меру своей ответственности перед словом, которое записывалось им на века. Слово древнерусского писателя и оратора дошло до нас в неповреждённом виде из глубины столетий. Оно дышит озарением народным. Поэтическое слово русского Средневековья подвигало на освободительную борьбу. И, конечно же, содержало в себе особые учительские смыслы. И вдохновляло на любовь – к ближнему, к Родине, к Богу.

И в то же время русское слово в устах наших предков могло быть грозным, предупредительным. Особенно когда брат шёл на брата с поднятым мечом и опущенным забралом. Когда сыновья предавали отца и постыдно делили вотчину, стоя у смертного одра своего родителя. Когда дядя изгонял своего племянника и брал в жёны его жену. Внутреннее ослабление русской державы всегда начинается с братоубийственных распрей. Как только уездные князья начинали проливать свою кровь, тотчас же активизировались внешние враги, доселе не смевшие беспокоить русских пределов.

Летописец Древней Руси часто исполнял роль отзывчивого сердца своего народа. Он искренне скорбел вместе с тысячами своих соотечественников при виде поля брани, густо устланного мёртвыми костями, на которые слетались чёрные вороны. И прозревал вместе с ними. Только наблюдая за разгулом гибельной стихии, русские князья и дружинники осознавали, к чему привели их самомнение и гордыня. И чрезвычайно важно для нас, современных читателей, что «Слово о полку Игореве» заканчивается именно покаянием главного героя, который в половецкому плену исповедуется специально вызванному для этого православному священнику. И только после осознания своих прежних грехов князь Игорь Святославич бежит при помощи половчанина Овлура, принявшего христианство и крещённого под именем Лавр.

И уже когда царь-преобразователь Пётр Первый жестоко, с наскока попытался подчинить своему влиянию русскую художественную культуру, первоначальные идеалы древнерусской словесности оказались отстранены. Культуру вынудили стать европоориентированной. Предыдущее наследие вдруг оказалось сброшенным с парохода современности, которым правил стальной самодержец, не привыкший останавливаться перед препятствиями. Но оно не исчезло, а сокрылось и сохранилось. Оно выдержало испытание галантным веком. Оно пережило новомодные увлечения сентиментализмом, дендизмом и прочими, не побоюсь так сказать, сорняками, которые были привнесены извне на почву русской словесности. И снова стало достоянием общественности, всколыхнув и взбодрив её после многолетнего инокультурного анабиоза.

Ведь именно по воле провидения уникальная рукопись «Слова о полку Игореве», казалось бы, случайно была обнаружена в одной из северных обителей – Кирилло-Белозёрском монастыре на берегу Сиверского озера в годы, когда общество постепенно наедалось флюидами просвещения и погрязло в подражании общеевропейским ценностям. Эти произведения древнерусской словесности пережили пожары, потопы, вторжения иноверных захватчиков, небрежение потомков – и оказались в фокусе внимания в тот момент, когда блуждающий русский народ нуждался в них отчаяннее, чем когда бы то ни было.

И всё-таки увлечения сорняками не прошли даром. В первой трети XIX столетия «злонравия достойные плоды» расцвели пышным цветом. Появились люди с холодным сердцем, отказавшиеся от духовного развития и разменявшие лучшие молодые годы жизни на однообразные фуршеты с «сыром лимбургским живым», на ни к чему не обязывающие легковесные разговоры, принятые в бальном обществе, на составление бесконечных донжуанских списков. И это поколение с холодным сердцем можно было бы записать в потерянные, если бы не русская женщина из провинциальной глубинки, которая волею судеб оказалась в Москве – городе древнерусской воинской славы, вокруг которого в конце концов и выстроилась традиция отечественной государственности в новую эпоху.

Да, для реанимирования таких людей потребовалась пронзительная проповедь русской женщины. Так же, как Ярославна, глядевшая с высоких путивльских башен на главную дорогу, по которой должны были вернуться оставшиеся в живых воины Игоревой рати, своим искупительным плачем спасла мужа, так и Татьяна Ларина своей христианской любовью в ближнему наставила Евгения Онегина на тот путь, на который он так и не успел встать. Если бы Григорию Печорину в жизни встретилась такая же Татьяна Ларина, глядишь, не умер бы он в забвении и безвестности по дороге из Персии, растеряв всё, что у него когда-то в жизни было, а стал другим человеком с живой душой и мыслящим, чувствующим сердцем.

Александр Филей, Латвия

Обязательно подписывайтесь на наши каналы, чтобы всегда быть в курсе самых интересных новостей News-Front|Яндекс Дзен, а также Телеграм-канал FRONTовые заметки