Борьба с Китаем не является эгоистическим интересом Европы, и это станет определяющим фактором для практических решений Берлина, Парижа или Брюсселя. Даже самые настойчивые требования союзников, в том числе США, не смогут заставить европейские элиты и власть действовать по указке, если это не будет отвечать интересам граждан.
Особенность применения линейной логики к анализу международной политики в том, что она требует продолжения некой уже известной парадигмы внешнеполитического поведения, даже если это противоречит реальности. И в рамках этой логики Европа должна занять позицию союзника Соединённых Штатов в новом глобальном противостоянии с Китаем. Тем более что Европа и США остаются, несмотря на все взаимные трудности, членами одного сообщества либеральных рыночных демократий Запада. Их объединяет институт Североатлантического альянса и достаточное количество сходных интересов в отношении остальной части человечества. Однако если рассуждать о международной политике в объективных категориях, мы не найдём ни одной причины для того, чтобы внешнеполитическое поведение европейцев стало репликой их собственных действий в эпоху холодной войны второй половины ХХ века.
Современное демократическое государство, а именно с таким типом устройства мы имеем сейчас дело к западу от российских границ, основывается в своих действиях на необходимости отвечать интересам граждан. Это трюизм.
Борьба с КНР не является эгоистическим интересом Европы, и это станет определяющим фактором для практических решений Берлина, Парижа или Брюсселя.
Поэтому для нас принципиально важным становится вопрос о том, насколько наличие общего института (НАТО), в основе которого заложены близкие ценности, может стать для Европы достаточно весомым аргументом в условиях нового глобального конфликта. В действительности реальные (а не на словах) действия европейцев в ближайшие годы – одна из самых серьёзных проверок, которые пройдёт институциональная теория и практика международной политики. Ведь именно участие в сообществе Запада является единственным аргументом в пользу того, что Европейский союз должен, с оговорками или без, встать на сторону США. Все остальные доводы, которые приводятся сейчас по обе стороны Атлантики – это указание на реально существующие проблемы отношений Европы и Китая, имеющие техническое решение, в первую очередь в рамках торговых переговоров.
Даже в том случае, если мы принимаем всерьёз идею о способности институтов создавать общие интересы, всё равно невозможно игнорировать, что в его основе – индивидуальный интерес участников. А общие ценности – лишь важный цементирующий фактор. Сообщество стран Запада после Второй мировой войны возникло в условиях советской угрозы и непреодолимого военного превосходства США над союзниками в Европе. Но при этом интересы европейцев и американцев в отношении основного противника полностью совпадали. Сейчас это не так.
Противостояние Запада и Китая в любом случае не имеет экзистенциального характера. То, что его причины объективны, уже открыто пишут такие видные авторы, как Роберт Каплан. Но неизбежность конфликта не обязательно означает, что он может закончиться только с исчезновением одной из сторон. Как со стороны Вашингтона, так и со стороны Пекина, борьба преследует цель не уничтожить противника, а изменить его поведение. В этом, как мы знаем, базовое отличие нового центрального конфликта в международной политике от событий холодной войны 1945–1990 годов.
Вплоть до начала перестройки и нового внешнеполитического мышления в СССР стратегической целью Москвы и Вашингтона по умолчанию была полная нейтрализация противника. Советский Союз оставался для Европы и США огромной Северной Кореей – миром «зомби» за Берлинской стеной. В силу того, что военные возможности не позволяли ликвидировать его силовым путём, с ним приходилось вести дипломатический диалог и торговать там, где это было выгодно. Но он не переставал от этого быть фундаментально враждебным, поскольку являл собой альтернативу всему социально-экономическому укладу, на котором основывалась власть европейских элит.
Китай такой альтернативы собой не представляет. Максимум, чего можно опасаться, – влияние Пекина на отдельные конкретные политические и экономические решения. Подобное влияние на Европу уже оказывали ближневосточные монархии и их экономические агенты, и ни к чему страшному оно не привело. Тем более что присутствие китайских капиталов всё равно можно контролировать при помощи регулятивной деятельности общего рынка, когда просто невозможно понять, кто несёт ответственность за ту или иную меру. До тех пор, пока Италия, например, остаётся частью общего рынка со всеми вытекающими из этого обязательствами, любые китайские вливания в местную экономику будут работать на повышение покупательской способности населения в отношении товаров из Германии или других промышленно развитых держав Европейского союза.
Сами США мало что могут предложить европейцам взамен. В период холодной войны именно американцы демонстрировали наибольшую приверженность противостоянию с СССР по всем направлениям и до полной победы. Все авторы сходятся во мнении, что серьёзно сравнивать эту борьбу с действиями или намерениями даже республиканской администрации пока невозможно. Хотя сейчас сдерживание Китая – предмет так называемого двухпартийного консенсуса, кандидаты на президентский пост Дональд Трамп и Джо Байден, как и их команды, имеют различные взгляды на то, как конкретно будет осуществляться сдерживание. При этом подходы демократов устраивают Пекин, поскольку дают возможность и дальше вести борьбу по китайским правилам – без резких агрессивных действий. Отсутствие в американской элите полной уверенности в том, что «безбожный и агрессивный Китай» нужно прессовать, несмотря на любые издержки для себя, – повод для сомнений со стороны европейцев.
У Европы и Китая нет общей границы, и это имеет принципиальное значение. Два глобальных игрока разделены между собой колоссальными пространствами Евразии, большую часть которых занимает Россия. Она не может быть поглощена ни Китаем, ни Европой в силу геополитических обстоятельств.
На протяжении нескольких десятков лет Россия присутствовала в Европе непосредственно, поскольку её военные силы находились в центре этого региона. Надписи, оставленные советскими солдатами на Рейхстаге, были символом самого большого унижения в европейской истории – политического банкротства всех, кроме Великобритании, государств Старого света во время Второй мировой войны. Россия, со своей стороны, стремилась стать частью европейского баланса сил в качестве доминирующей державы. Китай такой задачи ставить не может и не собирается, поскольку играет либо на азиатском, либо на глобальном уровне. И там, и там Европа представлена достаточно слабо.
Противостояние Китая и США имеет геополитическую природу – державы сталкиваются на общем пространстве Азиатско-Тихоокеанского региона. Для Европы геополитический аргумент в отношении Китая не работает.
При этом у Европы нет шансов на территориальные приобретения в случае – чисто умозрительного – падения КНР вследствие его проигрыша в новом глобальном противостоянии. После крушения социалистического лагеря и распада СССР Западная Европа получила в свои руки колоссальный приз в виде полутора десятка государств, находившихся 300 лет под российским контролем. Внутренняя катастрофа в Китае и распад государства не приведут к тому, что его отдельные части окажутся под контролем европейским. Сейчас ЕС с трудом контролирует даже такую географически и культурно близкую территорию, как Украина. Уже не говоря о том, что Соединённые Штаты вряд ли будут готовы разделить с европейцами физические плоды победы над Поднебесной. Единственный, кто может на что-то рассчитывать, – Великобритания, но она далека от интересов главных европейских держав Германии и Франции.
Для возникновения коллективного интереса США и Европы по вопросу о борьбе с Китаем нет ни одной объективной причины. К тому же современный Китай слишком велик и могущественен для того, чтобы его можно было «щемить» просто из соображений текущей политической необходимости. Поэтому для европейцев нет причин даже задумываться о калькуляции возможных угроз, которые принесла бы им серьёзная поддержка Вашингтона по китайскому вопросу. Сама возможность такой поддержки останется частью публицистической дискуссии, но не получит практического продолжения. Это не исключает, конечно, того, что давление со стороны Соединённых Штатов станет фактором, который способствует уступкам китайцев по тем двусторонним сюжетам, где у европейских государств действительно есть важные коммерческие интересы.