Американская стратегия в мировой политике: Соединенные Штаты и баланс силы

Предлагаем Вашему вниманию введение из книги Николаса Спайкмана. Перевод на русском языке публикуется впервые  

ВВЕДЕНИЕ

    ПОЧТИ четверть века прошла с того дня в ноябре 1918, когда огонь прекратился и война была окончена. Уже более 20 лет минуло с того момента, когда президент Вильсон представил мировым лидерам план создания более совершенного международного порядка, который, по мнению многих, должен был принести мир и безопасность. Но сегодня мир вновь объят пламенем. Продвинутые технологии позволили создать более совершенные орудия для массовых убийств; опустошение и разрушение вновь стали главной целью, на которую государства тратят свою силу, а человеческая жизнь опять принесена в жертву национальным интересам. Новая мировая война в самом разгаре и Соединенные Штаты в очередной раз являются ее активными участниками.

    Мы стали полноценной воюющей стороной в результате японских атак на наши острова в Тихом океане и объявления войны Германией и Италией. Ночные атаки подняли национальное единство на поразительно высокий уровень и на время приостановили спор между изоляцией и интервенцией как наиболее подходящими вариантами для большой стратегии США. Две эти концепции не просто представляют две разные политические программы по защите интересов Соединенных Штатов, они также разнятся в своих идеологических перспективах и политических предпочтениях. Изоляционистская позиция всегда была психологически и эмоционально привлекательна для многих слоев населения. Американское государство было основано людьми, которые повернулись к Европе спиной и хотели забыть о Старом Свете. Но войны и ссоры того континента, которые беспокоили их еще во время жизни на нем, не оставили их и на новом месте. Европейская политика все еще мешала их желанию свободы и самореализации. Доктрина, согласно которой американцам не стоит беспокоиться по поводу Европы является ответом на упомянутое желание. Наиболее ярые приверженцы курса на интервенцию это те, кто был вдохновлен идеалистическими рассуждениями. Некоторые хотели принять участие в событиях, потому что занимали пробританскую позицию; другие верили, что в период идеологического противостояния у нас есть моральное право поддержать общество, социальная и политическая структура которого близка к нашей собственной. Многие настаивали, что нам необходимо принять участие в войне, так как это единственный способ исправить свои ошибки 1920-х гг. и создать послевоенный мир с системой коллективной безопасности и надежным миром.

    Вне зависимости от мотивов, которыми руководствовались люди при занятии той или иной позиции относительно внешней политики США, эти две программы разнятся в отношении вопроса о привлечении сил, что, вместе с изучением различных возможностей такого привлечения и их последствий для Соединенных Штатов, и является темой данного исследования. В таком свете оба подхода имеют глубочайшее различие в оценке важности баланса сил в Европе и Азии как залога безопасности США. Параллельно этому существует несогласие по вопросу о влиянии географического положения США и принципов военной и политической стратегии основанной на нем. Интервенция и изоляция представляются в таком свете двумя отличными друг от друга школами геополитической мысли.

    Те, кто желал политической интервенции, заняли позицию, согласно которой первая линия обороны Соединенных Штатов – это сохранение баланса сил в Европе и Азии. Не отрицая того факта, что наше географическое положение предоставляет ряд очевидных преимуществ в сохранении территориальной безопасности, они настаивали на том, что это не дает нам права пренебречь вопросом баланса сил. Мы не были свободны от необходимости обдумывания стратегий, которые другим государствам на протяжении истории приходилось принимать в целях собственного выживания. В дополнение к установлению равновесия в Европе и Азии, интервенционисты видят также вторую линию обороны в Западном полушарии. В свою очередь изоляционисты, опасавшиеся столь масштабного вовлечения сил, описанного в данной программе, понимали, что уникальное географическое положение между двумя океанами дает нам возможность оставить без внимания заокеанскую борьбу за власть и хладнокровно наблюдать разрушение баланса сил в Европе и Азии. Наша врожденная сила и защита, предоставляемая океанами,  делают не только реальным, но и необходимым занятие оборонительных позиций и оставление Европы и Азии.

    Спор об интервенции и изоляции, как спор о принципах большой стратегии, проистекающей из нашего географического положения, возник не с началом Второй Мировой Войны. Это один из старейших предметов спора в американской внешней политике, и, когда бы не поднимался вопрос о взаимодействии с заокеанскими силами или необходимости активных действий в Европе или Азии, он всегда становился предметом дискуссии. Когда в начале XIX в. Франция при поддержке Священного союза обдумывала реконкисту испанских колоний, Великобритания попросила нас присоединиться к ней в противостоянии этому плану. Это был долгий и сложный спор, конечную победу в котором одержали сторонники независимости и односторонних действий. Доктрина Монро выступила нашим публичным заявлением намерения защищать Западное полушарие без европейских союзников.

    Позднее в том же веке этот вопрос снова поднимался в связи с нашим участием в европейских конференциях, таких как первая и вторая Марокканская конференции и Берлинская конференция, на которых разбирались последствия столкновения европейских сил а Африке. Такой проблемы не существовало в начале Испано-Американской войны, однако, когда в результате нашей победы, возник вопрос о том, стоит ли нам оставлять за собой Филиппины, противник сохранения заявили, что такой шаг противоречит логике нашего географического расположения, которая требует от нас не занимать территорий за пределами Западного полушария. Защитники этой позиции проиграли спор, так как в деле имелся государственный интерес и Филиппины были американской территорией более сорока лет, однако этот факт не остановил споров. В течение всего этого периода существовал протест по вопросу нашего участия в Восточной политике.

    Первая Мировая Война вновь сделала этот вопрос насущным. В апреле 1917 мы стали полноправными участниками войны и спор на время завис в воздухе, но стоит отметить, что свершившийся факт никоим образом не приблизил окончания разногласий. Выступления против нашего участия продолжались всю войну. С прекращением военных действий началась новая фаза дискуссии, побуду в рамках которой одержали изоляционисты: Соединенные штаты отказались стать членом Лиги Наций и принять а себя какие-либо политические обязательства перед Европой. Спорный вопрос вновь не был урегулирован. В послевоенный период он принял форму дискуссии о степени участия, которую США должны принимать в попытках сохранения мира и порядка в Европе. Изоляционистская школа долгая время имела доминирующее влияние на формирование внешней политики, так как имела поддержку в Сенате, а наше отношение к вопросу оставалось равнодушным и безучастным. Попытки интервенционистов способствовать сотрудничеству с Лигой Наций были отвергнуты в ходе голосования в Конгрессе, в рамках которого была принята новая нейтральная политика, продолжавшая развитие изоляционистской философии вплоть до начала торой Мировой Войны.

    Размер географической зоны в Новом Мире, необходимой для построения адекватной системой защиты последовательно увеличивался в умах изоляционистов. В начале она располагалась в пределах государства; после постройки Панамского Канала расширилась и включила в себя Карибский бассейн, а затем и все полушарие. И интервенционисты, и изоляционисты сделали защиту Нового Света частью своих программ, но имели разногласия в оценке относительной важности этого вопроса. Для первых это была вторая линия оборона, к которой мы могли отступить, если бы политическая интервенция в Европу и Азию окончилась бы неудачей.  Для изоляционистов же она представлялась первой линией фортификаций, на создание которой должны были быть направлены все силы и за границей которой отсутствовали какие-либо интересы. Защита полушария через его изоляцию стала новой, модернизированной версией старой изоляционистской позиции.

    Соединенные Штаты вновь стали участником войны и старый вопрос принимает новое значение. Теперь это вопрос не стратегии мира, а стратегии войны и военных целей. Стоит ли нам направить основную часть вооруженных сил на защите Западного полушария, фокусируясь на территориальных водах Нового Света, или же нам необходимо нанести удар и принять участие в жестоких заокеанских битвах? Сможем ли мы оставаться независимыми в Западном полушарии, если Германо-Японский альянс сокрушит все сопротивление в Старом Свете, или же соображения свободы и безопасности требуют от нас разрушения могущественных военных империй, представляющих Европу и Азию, и восстановление баланса сил? Является ли заокеанский мир чем-то, что мы можем вычеркнуть из своей истории после победы 1918 г., или наши судьбы неразрывно связаны? Вторая Мировая Война представляет противостояние изоляционистов и интервенционистов в новом свете, однако основной вопрос остается прежним: стоит ли нам защищать наши интересы по эту сторону океана или через активное участие в заокеанских делах?

    История знает несколько попыток доказать пригодность изоляции или интервенции в качестве основной стратегии через отсылки к различным прецедентам и апеллированию к авторитету Отцов-основателей. Обе группы обильно использовали эти инструменты в процессе спора, а наша история была существенно обогащена и изменена, чтобы предоставить аргументы обеим сторонам. Даже если благоприятная часть прошлого была больше неблагоприятной, из этого еще не следует, что она представляет из себя образец правильной политику. Исторические прецеденты и воззвание Отцов могут быть использованы для получения общественной поддержки доктрины, но не как доказательство надежности. Не принятие прошлого, а работа в настоящем является критерием надежности политики. Не специально выбранные моменты истории Соединенных Штатов, а общий опыт государств должен стать основой для программы будущих действий.

    Базовый аспект силы в международных отношениях не заслужил большого внимания в США. Частично из-за того, что мы выдумали себе изоляцию под защитой океанов, частично из-за религиозной составляющей нашей идеологии. Автор полностью осознает тот факт, что у людей существуют и другие виды мотивации, помимо овладения силой, а сила не является единственным аспектом международных отношений. Международные вопросы, так же как и внутренние, находятся под влиянием любви, ненависти и милосердия, морального негодования и жажды наживы,  настроений и психических расстройств лидеров, а также эмоциональных страданий людей. Международное общество, тем не менее, это общество без центральной власти, охраняющей закон и порядок, и без какого-либо официального ведомства, защищающего права его членов. В результате одиночные государства должны сделать возможность сохранять и преувеличивать свое влияние основной целью внешней политики. Надежная внешняя политика Соединенных Штатов должна основываться на реалиях международного сообщества и разработать большую стратегию войны и мира, основанную на географическом положении США.
    
 Перевод Ильи Максимова