В Белоруссии впервые за долгие годы прозвучал призыв лишить русский язык статуса государственного. Почему постсоветские страны настолько ненавидят русский язык, как это соотносится с их стремлением «войти в европейскую семью» – и перед каким выбором в связи с этим в итоге стоят и Александр Лукашенко, и Белоруссия?
Самопровозглашенные лидеры белорусской оппозиции по-прежнему пытаются доказать, что протесты против Лукашенко «никак не направляются против России». Вслед за формированием русофобского «Координационного совета» оппозиции в публичное пространство вышел первый президент Белоруссии Станислав Шушкевич – и сразу предложил лишить русский язык статуса государственного.
«Русский язык может употребляться и для документов, и для общения, и для всего, но государственным должен быть белорусский язык. И обусловлено это тем, что у нас в течение многих лет происходит насильственная русификация, ну таких верноподданных лиц, как, допустим, Лукашенко», – пояснил господин Шушкевич.
«Европейская» страна
Предложение политика (известного прежде всего тем, что он на троих с Ельциным и Кравчуком уничтожил CCCР) было воспринято в штыки даже в Минске. «Это абсолютно необдуманное заявление провокационного характера, потому что большинство жителей республики говорят на русском языке. Для многих это родной язык. И, как сказал Александр Григорьевич Лукашенко, русский язык – это наш родной язык. У нас есть еще и белорусский, который мы ценим, любим и гордимся им», – заявил глава комиссии нижней палаты белорусского парламента по правам человека, национальным отношениям и СМИ Геннадий Давыдько.
И действительно, по состоянию на начало 2019 года белорусский язык считали родным чуть менее половины белорусов, однако использовали в повседневной жизни лишь около 3% жителей республики. В основном сельские жители, националисты и представители проевропейской оппозиции, которые принципиально перешли на белорусский. Периодически говорили на «трасянке» (смесь русского и белорусского – аналог украинского суржика) около 43% опрошенных. Остальные общались на русском.
Аргументация господина Шушкевича из серии «Беларусь – европейская страна, а в Европе только в Швейцарии, в силу особого ее положения, есть в общем-то несколько языков», в других же странах «везде один язык, нет другого» тоже не выдерживает столкновения с реальностью.
Официальными языками Бельгии – самого что ни на есть сердца Европы – являются нидерландский, французский и немецкий. В Ирландии – английский и ирландский. В Финляндии – финский и шведский. Пример Финляндии тем более интересен, что доля носителей шведского языка в стране составляет менее 10%. Таковы европейские практики – так почему же белорусская оппозиция (которая позиционирует себя как сила, стремящаяся вернуть белорусов в Европу) идет по пути украинской власти и отказывается от европейских принципов?
Ответ будет очень простой: в ином случае ни белорусским, ни украинским элитам тащить будет некого, поскольку не будет ни белорусов, ни украинцев. Ведь под оберткой этих искусственно созданных национальных идентичностей живут русские люди.
Уроки истории
Напомним, что из всех республик, образовавшихся после распада Советского Союза, лишь пять имело давние традиции государственности (а также национальной идентичности с ее культурным оформлением). Помимо России это Армения, Грузия, Литва и Молдавия. Остальные были созданы как административно-территориальные или протогосударственные единицы лишь при Российской Империи или Советском Союзе.
Естественно, во всех бывших частях Союза, ставших случайно независимыми государствами, начался процесс оформления самостийности. И единственным его инструментом было стимулирование этнического национализма, превращавшегося в стержень государственного строительства.
Одной из главных задач этого национализма был отрыв национальных государств от российского культурного пространства (в рамках которого физически невозможно было заниматься переписыванием своей истории, согласно которой национальному государству должно быть энное количество веков).
В той же, например, Средней Азии отрыв от российского культурного пространства произошел быстро и успешно. Во многом потому, что носители «российскости» проживали, в основном, в городах – в том же Ташкенте. И, хлебнув «радости» после нескольких лет жизни в этих независимых государствах, рванули в Россию, Америку и Европу, а на их место приехали «кишлачные», жившие на основе деревенских традиций и мировоззрения. Отчасти поэтому в ряде среднеазиатских государств быстро сформировались квази-ханства, а местный национализм вернулся к своим традиционным задачам – доказывать, почему узбек древнее казаха или таджика, или почему узбекам не место в Киргизии.
Что же касается Белоруссии и Украины, то там перед националистами стояла куда более непосильная задача. У среднеазиатских коллег были хотя бы какие-то реальные основы для национального строительства – язык, вера, религия, история территорий. Наконец, никак не связанные с Россией исторические события или персонажи, которых можно героизировать без сопротивления со стороны российского культурного пространства. Например, позиционирование Эмира Тимура как главного символа и героя Узбекистана выглядит откровенно смешно (учитывая, что Тимур был этническим монголом и имел к узбекам такое же отношение, как Клеопатра или Рамзес Великий к нынешнему арабскому Египту), однако он не являлся антироссийским персонажем. Ну пограбил чуток Рязанское княжество, когда гнался за Тохтамышем – кто об этом сейчас в России вспомнит, и кто поставит это Ташкенту на вид?
У украинских и белорусских соседей нет ни таких героев, ни отличной от России истории или веры, ни даже национального языка. Пусть это прозвучит для некоторых спорно, но украинский и белорусский языки формировались исключительно как диалекты русского. В отличие от других диалектов (байкальского, рязанского, кубанского), они развивались на стыке российского пространства с польским и литовским, поэтому вобрали в себя очень много слов или даже языковых норм.
Затем эти языки (как и идентичности) искусственно взращивались. Сначала западными «партнерами» Российской империи (прежде всего Австро-Венгрией) для стимулирования этнического национализма, а затем и Советской властью для создания «национальных кадров» в республиках СССР. Но даже при всем при этом они оставались жестко привязаны к российской культурно-исторической среде.
На славянском распутье
Именно поэтому после распада Советского Союза Украина и Белоруссия оказались перед сложной дилеммой. Либо создавать национальное государство на основе жестко антироссийского национализма (с героизацией всех тех, кто противостоял России – начиная от атаманов петровских времен и заканчивая соратниками Гитлера), либо попытаться создать еще одно русское государство.
Украина пошла по первому пути и попыталась насильственно оторваться от России. Стала дискриминировать русский язык (который в условиях свободной конкуренции просто задавил бы «хуторянский украинский»), переписывать историю, отказываться от российской культуры. Украинские идеологи были уверены, что это единственный путь, который может предотвратить реинтеграцию Украины в состав России – ведь у населения мог бы возникнуть вопрос о том, почему две части русского народа должны жить в разных государствах.
И Киеву действительно удалось предотвратить реинтеграцию большей части Украины в Россию. Однако саму Украину эти попытки привели к краху государственности, гражданской войне и к месту нищенки на западной паперти, вымаливающей деньги у МВФ. А начала она с, казалось бы, невинной борьбы против русского языка и истории. Именно поэтому прав сенатор Алексей Пушков, уверяющий, что Шушкевич «тянет Белоруссию на украинский путь: начнут с языка, закончат противопоставлением своей страны России».
Шушкевич тянул еще в начале 90-х, когда был президентом – однако пришедший ему на смену в 1994 году Александр Лукашенко повел страну по второму пути. И преуспел.
Именно благодаря тому, что русский язык в Белоруссии стал государственным еще в 1995 году, а сама страна продолжала оставаться частью большого российского культурного пространства, Белоруссия избежала «войн идентичности», расколовших другие государства бывшего СССР. В то же время Батьке удалось сохранить независимость своей вотчины – более того, белорусские идеологи и их российские фанаты даже умудрялись позиционировать Белоруссию как куда более русское государство, чем Россия. Где русские находятся у власти, где на улицах чисто, где в обществе главенствует социальная справедливость, где капиталисты с нерусскими фамилиями не выжимают последние соки из рабочих и где, наконец, свято хранят память о Победе.
В какой-то момент Лукашенко, правда, качнулся от этой политики. Чрезмерная привязка к российскому культурному пространству стала восприниматься Батькой как угроза его личной власти. Именно поэтому его окружение стало частично идти по украинскому пути – подкармливать националистов, противопоставлять их России, пытаться создавать белорусскоязычный контент. Но к счастью для белорусского народа, эту политику до украинского конца довести не удалось.
Поэтому сейчас Лукашенко стоит перед еще одной дилеммой – либо идти путем Шушкевича и ввергать страну в «войну идентичности», либо оставлять Белоруссию русским государством. Но в последнем случае ему будет гораздо сложнее объяснять, почему он против реальной интеграции в рамках Союзного государства и почему белорусская часть русского народа должна жить отдельно от Большой России.
Геворг Мирзаян