О приоритете силы государств над международным правом

Для начала стоит рассмотреть отношение к международному праву с точки зрения базовых теорий международных отношений — реализма и либерализма. Реализм гласит, что главным актором МО являются государства, первостепенной задачей которых является выживание в условиях конкуренции, а главным инструментом этого выживания является максимизация силовых возможностей. Международное право в этой парадигме почти не является регулятором отношений государств, за исключением случаев, когда государства примерно равны по своим силовым потенциалам.

Наиболее точно эту закономерность описал ещё древнегреческий историк Фукидид, один из предтеч теории реализма: «Закон возникает только при равенстве сил двух сторон». В целом же право сильного не подвергается сомнению. Таким образом, реализм отстаивает идею приоритета силы над правом и неуниверсальности международного права как регулятора отношений между странами.

Теория либерализма, в свою очередь, считает базовым актором МО не государство, а индивида, обладающего естественными и неотчуждаемыми правами, и гражданским обществом как их совокупностью. Однако соблюдению этих естественных прав мешает политика государств, нацеленная на провоцирование конфликтов, войн и других мер силового воздействия. Исходя из этого, международное право мыслится как универсальный регулятор, который заставит национальные государства отказаться от политики силы. В качестве альтернативы предлагается создание универсальной международной организации, которая будет создавать общеобязательные международно-правовые нормы и принципы и выступать в качестве арбитра для мирного разрешения споров. Для либерализма право является способом отказа от силы в целом, а не ограничителем только в отношениях между великими державами, и является значительно большей ценностью, чем сила.

Именно в различных концептуальных подходах к значению международного права для МО кроется отсутствие консенсуса по этой проблеме. Вместе с тем, и реализм, и либерализм признают, что международное право создаётся с целью предотвращения значительных войн. Однако либерализм полагает причиной возникновения международного права защиту прав человека, а реализм — правовое закрепление баланса сил великих держав.

В свете этих подходов нужно отметить, что нынешняя универсальная международная организация, ООН, имеет двойственную природу. С одной стороны, она отвечает либеральным стандартам, поскольку включает в себя функции мирного разрешения споров через механизм Международного Суда ООН, многочисленные комитеты по защите прав человека и основных свобод, а Секретариат представляет собой независимую от национальных государств инстанцию. Однако ООН не может создавать юридически общеобязательные нормы: все решения Генеральной Ассамблеи, специализированных учреждений и вспомогательных комитетов носят сугубо рекомендательный характер.

Единственным органом, чьи решения имеют императивный характер для всех государств, даже не согласных с ними, является Совет Безопасности ООН. Но СБ был создан для правовой гарантии баланса сил великих держав, ставших его постоянными членами, особенно СССР (на сегодняшний день России) и США, располагавших самыми значительными силовыми ресурсами. Можно констатировать, что функционирование СБ ООН полностью укладывается в реалистскую парадигму, поскольку общеобязательные правовые нормы здесь становятся следствием согласия его постоянных членов, основанного на принципе баланса сил и закреплённого в статье 27 Устава ООН.

Фактически пять государств, не считаясь ни с кем, принимают решения по причине своего статуса, в основе которого лежит сила. В этом состоит ключевое отличие в механизме принятия решений в ООН от её предшественницы, Лиги Наций, где статус постоянного члена Совета не давал никаких привилегий, а в основе принятия решений лежал принцип единодушия. Структура Лиги Наций не отвечала требованиям мирового баланса сил ввиду одностороннего диктата Великобритании и Франции, а также невключения в её систему по разным причинам СССР, США и Германии, что и стало одной из главных причин неспособности организации предотвратить Вторую мировую войну и её последующего краха.

Конечно, есть ещё Международный Суд ООН, разрешающий правовые споры между государствами. Согласно статье 59 Статута МС ООН, его решения обязательны для сторон спора, а в случае невыполнения статьёй 94 Устава ООН предусмотрено введение ограничительных мер в отношении государства, не выполнившего решение. Однако только СБ ООН имеет право вводить подобные меры, и если страна-нарушитель является его постоянным членом, она наложит вето на подобную резолюцию.

В истории такой пример уже был: когда МС ООН признал, что США нарушили международное право, поддержав никарагуанских «контрас», Вашингтон отказался выполнять решение суда, а потом ветировал предложенный проект резолюции о введении санкций против США. По этой причине реалистский подход к ООН как к фиксатору соотношения сил в мире гораздо более оправдан, чем либеральный, с его безудержной верой в международное право, которое без силового подкрепления не значит ничего.

Тот факт, что международное право является всего лишь фиксацией расстановки сил, подтверждается также примером, истоки которого находятся в XIX веке. В 1823 году США провозгласили доктрину Монро, провозглашавшую принцип взаимного невмешательства США в дела Европы и европейских держав — в дела американского континента. Это было одностороннее заявление, то есть международно-правовая сила доктрины Монро была равна нулю. Тем не менее, именно она вкупе с поправками, относящимися к периоду президентства Теодора Рузвельта, играла главную роль в межгосударственных отношениях и формировании международного права в Западном полушарии. Так, поправка Рузвельта, предусматривавшая прямое вмешательство США во внутренние дела латиноамериканских государств в случае их неспособности выплатить долги странам Европы, вынудила государства Латинской Америки пойти на заключение соответствующих соглашений.

На основе доктрины Монро были созданы и международные организации, где США, основываясь на своих силовых возможностях, занимали главенствующую позицию: сперва Панамериканский союз, а позже — существующая поныне Организация Американских Государств (ОАГ). Развал этой системы, неоколониальной по своей сути, стал возможен только в период «холодной войны», когда СССР бросил вызов господству США в Латинской Америке, что опять же подтверждает зависимость международного права от расстановки сил в конкретном регионе мира.

Отраслью международного права, где его зависимость от силы государств проявляется наиболее явно, считается право международной безопасности. Контроль над вооружениями, регулируемый как двусторонними, так и многосторонними договорами, в большей степени зависит от позиции великих держав, которые были его изначальными инициаторами. Стоит отметить, что сам по себе контроль над вооружениями стал возможным только после достижения паритета между США и СССР по тем группам вооружений, которые были поставлены под контроль — стратегические ядерные силы, системы противоракетной обороны, ракеты средней и малой дальности. При этом, если государство хочет усилить некоторые компоненты своих вооружений, ранее попавшие под ограничения, оно с лёгкостью отказывается от своих обязательств в одностороннем порядке, как это делали США при выходе из договора по ПРО (2002) и ДРСМД (2019). Этот факт ещё раз подтверждает зависимость права от соотношения сил государств.

Обратным примером, находящимся на стыке права международной безопасности и международного космического права, является вопрос использования космического пространства в военных целях, до сих пор полностью не урегулированный. США, имея твёрдое намерение вывести оружие на новых физических принципах и противоспутниковые системы в космос, торпедирует любые инициативы других государств, в том числе России и КНР, закрепить международно-правовые обязательства по запрету на вывод в космическое пространство оружие любых типов. В принятой ещё в 2006 году директиве «Национальная космическая политика США» однозначно отражён подход к международному праву: Вашингтон выступает против любых соглашений, ведущих к тому или иному ограничению возможностей использования американского космического потенциала.

Вместе с тем, именно США являются инициаторами принципа ответственного поведения в космосе, что звучит достаточно необъективно, учитывая, что основным фактором, размывающим ответственное и мирное использования космоса, является повышенная роль военной составляющей в космической политике США. Следовательно, подобная мера нацелена на сохранение военного status quo в космосе, когда Вашингтон имеет неоспоримое лидерство, которое приумножается всё время, в то время как другим странам по данному плану навязывается пассивное молчание в ответ на стремительное усиление военно-космического потенциала США. Здесь же страна, обладающая наибольшим силовым потенциалом, стремится воспрепятствовать не только появлению конкурентов по военно-космической деятельности, но и созданию международного режима космоса как среды, свободной от любого оружия.

Институт международно-правовой ответственности также наглядно доказывает зависимость права в аспекте международного правоприменения и имплементации от силы. Уже был проанализирован случай с Международным Судом ООН в деле «Никарагуа против США», поэтому возвращаться к нему смысла нет. Другие международные судебные органы подвержены этой закономерности ничуть не меньше главной инстанции по межгосударственным спорам.

Резолюция СБ ООН №827 от 25 мая 1993 года учредила Международный трибунал для судебного преследования лиц, ответственных за серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории бывшей Югославии с 1991 года (МТБЮ). Эксперты сходятся во мнении, что за время своей деятельности МТБЮ был предвзятым в своих решениях в пользу НАТО и опекаемых этим военным блоком представителей албанских, боснийских и некоторых хорватских вооружённых формирований.

Оправдание Рамуша Харадиная, замешанного в схемах чёрной трансплантологии, отсутствие возбужденных дел против пилотов НАТО, бомбивших Белград снарядами с применением обеднённого урана и якобы «случайно» обстрелявших гражданские объекты, включая телецентр и роддом, а также китайское посольство (грубое нарушение Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года), и против НАТО в целом за военное вмешательство без санкции СБ ООН свидетельствует о том, что суд изначально был настроен судить исключительно сербов и некоторых представителей других вооружённых формирований, чья вина была слишком очевидной и кто не представлял особой ценности для продвижения интересов НАТО на Балканах. Факты подтверждают, что на суд оказывалось огромное давление со стороны США и НАТО, а судьи — граждане этих стран были однозначно настроены против сербов.

Подобное отношение МТБЮ к гуманитарному праву в югославских конфликтах является ни чем иным, как следствием провозглашённой в США после окончания «холодной войны» доктрины однополярного мира, когда существует только один центр силы, подменяющий собой все международные институты и мировое сообщество в целом именно исходя из обладания наибольшим силовым потенциалом и влиянием. По этой причине НАТО была неподсудной для МТБЮ, равно как и взращенные ими албанские сепаратисты в Косово.

Аналогичная ситуация имела место в этом году и связана она была с Международным уголовным судом. Так, Прокурор МУС Фату Бенсуда инициировала расследование на предмет совершения американскими военнослужащими военных преступлений на территории Афганистана, на что последовала резкая реакция Вашингтона. Президент США Дональд Трамп и его тогдашний советник по национальной безопасности Джон Болтон заявили, что МУС не имеет право судить американских солдат, после чего Вашингтон ввёл санкции в от-ношении ряда его судей. Однако американское руководство лукавит, так как в соответствии со статьёй 12 Римского статута эти деяния подпадают под юрисдикцию МУС: юрисдикция осуществляется, если государство, на территории которого произошли преступления, входящие в компетенцию суда, является участником Римского статута. Афганистан, в свою очередь, этот документ подписал и ратифицировал. США оказывали на МУС столь беспрецедентное давление, что Палата приняла решение не возбуждать дело против американских солдат, мотивируя, что это не пойдёт на пользу правосудию и международному сотрудничеству Суда.

Соотношение силы и международного права необходимо также рассмотреть в свете миропорядка, формирующегося после распада СССР. В 1990-х годах, как уже упоминалось, США объявили мир однополярным, а себя — единственным центром силы, способным подменить собой международные институты. Государства, которые не принимали новый, провозглашаемый американской элитой, миропорядок, объявлялись изгоями и должны были быть в перспективе уничтожены как угроза или препятствие на пути к полноценному однополюсному миропорядку. В отсутствие естественного противовеса — Россия была ослаблена после распада Советского Союза, а Китай ещё только набирал силы — США насаждали своё видение развития мира, названное «экспортом демократии», не считаясь с международным правом.

Одним из таких примеров являются бомбардировки Югославии со стороны НАТО. Тогда НАТО не только действовала в обход СБ ООН, где Россия и Китай наложили вето на предложение США о начале бомбардировок, но и нарушила статьи 5 и 6 Североатлантического договора, предусматривавшие лишь оборонительные военные действия, но не возможность агрессии за пределами блока НАТО в отсутствие внешней угрозы. Аналогичные действия США и их «коалиции желающих» были продемонстрированы в Ираке, куда они вторглись на основе бездоказательных обвинений Саддама Хусейна в хранении оружия массового уничтожения, наличие которого не подтверждалось отчётами экспертов ООН и МАГАТЭ ни на протяжении последнего десятилетия XX века, ни в 2002 году.

Односторонние действия в обход Совета Безопасности и политика «смены режимов» стали возможны именно по той причине, что на время США лишились естественного силового противовеса, способного не только призвать к соблюдению международного права и наложить вето на агрессивные намерения, но и задействовать свой силовой потенциал для защиты неугодных Вашингтону стран.

Однако на сегодняшний день ситуация в корне изменилась, поскольку политика «смены режимов», осуществляемая вопреки принципу невмешательства во внутренние дела государства, забуксовала. Причиной такой «пробуксовки» является отнюдь не совершенствование самой системы международного права и не повышение международно-правовой сознательности США, а возникновение коллективного силового противовеса Вашингтону в лице России и Китая.

Вмешательство России в сирийский конфликт предотвратило дестабилизацию этой страны и участие неправомерно находящихся на её территории американских солдат и бойцов ЧВК в окончательном сломе светских режимов на Ближнем Востоке, а совместная всеобъемлющая поддержка России и Китая помогает удержаться у власти в Венесуэле Николасу Мадуро, несмотря на попытку США устроить в этой стране «цветную революцию». Конечно, баланс сил вовсе не означает, что нарушения международного права прекратятся вовсе, но по крайней мере их число сократится ввиду отсутствия совершенно безнаказанной возможности одной страны творить в мире всё, что вздумается, попирая в том числе и базовые, общепризнанные принципы и нормы международного права.

Таким образом, можно констатировать, что сила первична в отношении права. Соотношение сил на мировой арене определяет как создание новых международно-правовых норм, так и стабильную имплементацию уже существующих. Баланс сил, наличие нескольких, двух-трёх центров силы вместо одного, — вот единственная гарантия удержания международного права от краха и выработки новых норм на основе не диктата, а консенсуса.

Евгений Иванов