Смотрю я вокруг себя, на то, что происходит в этой стране — Латвии, где меня угораздило остаться после распада СССР. И удивляюсь. Удивляюсь катастрофическому уровню падения элементарной логики, я уж не говорю — интеллекта. Вот поглядите.
На днях в латышской прессе выступил давно и хорошо известный в Латвии политик Янис Домбрава (Янис — имя, Домбрава — фамилия). Сказал он буквально следующее про свою тяжелую жизнь при СССР: «Поздно вечером вы даже не могли безопасно идти к родителям по улице, ведь был риск, что ваши пути пересекутся с путем бандитов, пьяных русских солдат… Можно было наткнуться на отморозков, которые захотят прибить тебя ни за что, на наркоманов, которые тебя ограбят, на цыган, которые тебя пырнут отверткой, на гопников, которым не понравится, что ты говоришь на латышском...»
Там он еще много наговорил про тяжкую жизнь латышей при СССР. Но вот в чем засада: политик Домбрава, депутат Латвийского Сейма, родился в июне 1988 года. То есть в августе 1991-го, когда СССР умер, ему было всего ТРИ ГОДА И ДВА МЕСЯЦА!
Но вот же память!
Депутат Домбрава прекрасно помнит о «пьяных русских солдатах», которые не давали ему прохода в 1991-м году. Он помнит, что его пути тогда с ними постоянно «пересекались». И цыган прекрасно помнит, и гопников, и наркоманов. Вот же память!..
А я сомневаюсь, помнил ли тогда депутат Сейма Домбрава (Домбрава — фамилия), что когда захочется помочиться, надо сначала снять штанишки. Думаю, он тогда еще мочился в них, в штанишки. Не каждый раз вспоминал, что их сперва нужно снять, а потом уже... Или при виде русских солдат он просто мочился в штанишки в соответствии с генетической памятью своего народа. И до сих пор ссыт при виде русских солдат?..
***
А еще в Латвии есть такой премьер-министр Кришьянис Кариньш. Так вот этот Кариньш — опять же на днях — заявил следующее: «Мы как латыши фактически можем понять, каково это, когда человеку что-то запрещают, основываясь на его цвете кожи. Нас не дискриминировали из-за тона кожи, но во время советской оккупации мы тоже пережили страшные вещи».
Это он так прокомментировал движение BLM: это такое движение, когда в Америке полиция моет ноги «бывшим рабам».
А в качестве «страшных вещей» он привел пример из собственной (ой, страшной!) жизни в СССР: «Какой-то господин средних лет (на рынке — прим. автора) говорил со мной на русском. Он не мог понять, почему я как-то смешно говорю. В конце концов он понял, что я из-за границы, и сказал, мол, в тот раз мы не успели всех вас расстрелять, но в этот раз успеем. Я никогда ничего подобного не переживал за всю свою жизнь».
К чему он это такое странное сказал? Премьер-министр целой страны — и вдруг такое безумное понес? То есть его при СССР дискриминировали «из-за тона кожи», как негра Флойда? Его — латыша? Почти убили насмерть, как американского Флойда? При СССР? Коленом на шею задушили? На рынке?
А я расскажу. Причем объясню, откуда этот бред. Дело в том, что премьер-министр Латвии имеет биографию, сильно отличающуюся от биографий обычных латышей, живущих в Латвии. Его родители, когда Красная армия гнала гитлеровских нацистов ссаными тряпками в 1944-м, смотались в Швецию. А оттуда — в США. Там он, Кариньш, и родился, и вырос.
Не найдя, как я понимаю, себе применения в Стране Фантастических Возможностей, наш юный Кришьянис в 1988-м, на самом закате СССР, вернулся в страну своих предков — Латвию. И за эти короткие оставшиеся дни жизни СССР он успел испытать весь «страшный гнет», которому подвергались латыши в Союзе. Его унизил какой-то мужчина на рынке за то, что он «смешно говорит».
Так он до сих пор говорит смешно. И по-русски, и по-латышски. Обхохочешься!
Замечу, в конце 1980-х дети-внуки всех латышских неудачников-лузеров-эмигрантов текли в Латвию тысячами. Там, на Западе, у них не сложилось, так мы приехали. Мы, «западные» латыши. Принимайте! И местные, «восточные» латыши их радостно приняли.
И стал этот Кариньш вдруг премьер-министром СТРАНЫ! Да, не удивляйтесь, в нашей Латвии всякое, что притекло с Запада, считается за благо. И оно, это «благо» в виде «смешно говорящего» премьера Кариньша, сейчас на голубом глазу вещает, как оно, благо, страшно страдало при СССР.