Соединенные Штаты и Китайская Народная Республика вовлечены в холодную войну? Этот вопрос еще более актуален в свете пограничных стычек между Китаем и Индией, которые, вероятно, приведут к более тесному военному сотрудничеству между Нью-Дели и Вашингтоном. Китайско-американские отношения в чем-то похожи на противостояние, которое имело место во второй половине XX века между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Как и тогда, в конфликте участвуют страны, у которых самые мощные в мире вооруженные силы, которые разделяют разногласия по широкому кругу вопросов, а также, как и тогда, ни одна сторона не стремится к прямому военному столкновению с другой.
Однако нынешнее китайско-американское соперничество также отличается от холодной войны США с СССР, и для разработки и проведения эффективной американской политики в отношении Китая необходимо понимать и сходства, и различия между этими двумя конфронтациями, пишет Майкл Мандельбаум в статье, опубликованной 25 июня в статье для The American Interest.
В рамках прошлой холодной войны произошло столкновение двух различных идеологий: западной вообще и американской в частности экономики свободного рынка и политической демократии против коммунистической централизованно планируемой экономики и всемогущей коммунистической партии, которая стремилась к «полному контролю над обществом, которым она руководила». Китайское руководство, в отличие от лидеров Советского Союза, не стремится распространять свою форму правления по всему миру, не говоря уже о создании советской системы централизованного планирования где бы то ни было, включая сам Китай.
Напротив, именно китайский национализм представляет наибольшую угрозу для других стран. КНР провозглашает и проводит свою опасную экспансию. Вопреки международному праву, Китай объявил практически всю западную часть Тихого океана собственной территорией, возводя там искусственные острова и размещая на них военные объекты. Если китайское правительство обеспечит эффективный контроль над огромными морскими просторами, на которые оно претендует, оно получит значительные рычаги воздействия на все страны, для которых Тихий океан является основным местом торговли.
При таком развитии событий практически каждая страна в мире, включая США, оказалась бы уязвимой для политических и экономических требований Китая. По этой причине военно-морской флот США и проводит операции по обеспечению свободы судоходства в Тихом океане, отправляя свои корабли в воды, на которые претендуют в Китае для утверждения основополагающего международного принципа свободы морей. Важность этого принципа означает, что поддержание мощных американских морских сил в Тихом океане служит не только американским, но и глобальным интересам.
Китайский национализм также стоит за стремлением коммунистического правительства в Пекине получить контроль над островом Тайвань, защита которого является наиболее трудной и опасной чертой американской политики XXI века в отношении Китая.
Остров находится в 100 милях от материка — достаточно далеко, чтобы затруднить вторжение, но не настолько, чтобы оказаться вне досягаемости коммунистической военной мощи. Возглавляют сложившийся там строй силы, вышедшие из авторитарного режима, который был основан в 1949 году проигравшей стороной в гражданской войне в Китае. За прошедшие с тех пор годы страна превратилась в экономически процветающую демократию. Независимость Тайваня стала возможной благодаря американской поддержке, которая включает в себя постоянные поставки оружия.
Исторически остров управлялся с материка лишь периодически с XVII века, чему был положен конец с 1949 года. Однако коммунистический режим так и не отказался от стремления в конечном счете поставить его под свой контроль. Тем не менее после десятилетий заявлений о решимости добиться этой цели от нее зависит политическая легитимность и внутриполитическая популярность режима.
На протяжении какого-то времени статус острова представлялся приемлемым для обеих сторон в рамках формулы «одна страна — две системы». Однако чем более жесткий курс проводил Пекин и чем больше происходило размывание политических свобод Гонконга, тем менее вероятным представлялся такой исход.
Подобно свободе судоходства в западной части Тихого океана, США и остальной мир жизненно заинтересованы в том, чтобы не дать КНР захватить Тайвань, поскольку такое развитие событий изменит баланс сил в Азии в пользу Пекина. В этом плане Вашингтон должен соблюдать осторожное равновесие, делая всё, чтобы у Тайбея было необходимое оружие, но чтобы он не провозгласил о своей независимости официально, что может стать причиной нападения на остров со стороны КНР. В ближайшие годы не будет более сложного вызова для внешней политики США, чем этот.
Нынешнее противостояние отличается от холодной войны с СССР еще и тем, что США и другие некоммунистические страны почти не поддерживали экономические контакты с Советским Союзом и его сателлитами и зависимыми от него странами. Китай, напротив, глубоко укоренен в мировой экономике и, действительно, является ее центральной частью. США торгуют с Китаем и осуществляют крупные инвестиции в него, как и другие страны, и положить конец всем торговым отношениям не представляется возможным. Напротив, экономические отношения с КНР требуют корректировки в трех различных областях.
Во-первых, пандемия коронавируса продемонстрировала неоправданную зависимость мира от Китая в отношении поставок медикаментов всех видов. Здравый рассудок подсказывает, что необходимо расширить источники этих поставок и начать производить эти товары в других странах с относительно низкой заработной платой, таких как Вьетнам и Бангладеш, а также обеспечить производство как можно большего их числа внутри США. В целом очевидно, что глобальные цепочки поставок стали слишком зависимы от Китая. Точно так же, как люди разумно диверсифицируют свои финансовые портфели, так и миру было бы целесообразно направить свои цепочки поставок — частично или полностью — через другие страны, нежели через Китай.
Во-вторых, некоторые высокотехнологичные продукты, в производстве которых Китай занял прочную позицию, сказываются на национальной безопасности ряда государств: сети 5-G китайской фирмы Huawei являются наиболее показательным, но не единственным примером. Здесь желательно возрождение и обновление американских институтов и методов холодной войны для оценки стратегического воздействия таких технологий и, в случае необходимости, наложения ограничений на их экспорт или покупку.
В-третьих, правительство Китая игнорирует глобальные нормы, регулирующие международную экономическую деятельность. Например, он использует субсидии для укрепления собственных фирм за счет иностранных и ворует интеллектуальную собственность в огромных масштабах. Хотя исключить Китай из глобальной экономики невозможно и не желательно, как был исключен Советский Союз — в немалой степени «по его собственному выбору», — Соединенные Штаты и остальной мир действительно заинтересованы в том, чтобы Китай соблюдал правила, которым следуют другие страны.
Это требует применения огромных экономических рычагов, чтобы убедить Китай соблюдать глобальные нормы и законы. Транстихоокеанское партнерство, о котором администрация бывшего президента США Барака Обамы договорилась со странами Азии — без КНР — послужило бы идеальным средством для достижения этой цели. К сожалению, обе крупные американские политические партии отказались от него, поэтому США к этому соглашению так и не присоединились. При этом такое развитие событий сделало бы больше для продвижения американских и глобальных экономических целей в отношении Китая, чем любая другая стратегия.
В этом плане нынешнее противостояние США и КНР в чем-то схоже с холодной войной с СССР. В том конфликте США одержали верх, потому что были частью коалиции стран-единомышленников. Без НАТО, различных американских двусторонних альянсов в Азии и глобального экономического порядка, в установление и поддержание которого США вложили так много сил, холодная война, несомненно, не закончилась бы так, как она закончилась.
Для создания внушительной коалиции против замыслов Коммунистической партии Китая есть потенциал: ни одна другая азиатская страна не желает ни военного, ни политического доминирования Китая в своем регионе, и ни одна страна там или где-либо еще не приветствует экономическую тактику Пекина.
Хотя США по-прежнему придется играть ведущую роль в организации многосторонних инициатив по обеспечению свободы морского судоходства в Тихом океане и поддержке Тайваня, они будут играть гораздо более решающую роль, чем односторонние шаги Вашингтона. Более того, экономические требования к Китаю со стороны коалиции стран будут иметь больше шансов на успех, чем те, которые исходят от одних только США.
В более широком смысле, США не должны рассматривать соперничество с Китаем как просто конфликт, который должен определить, кто из этих двух стран будет доминировать в Азиатско-Тихоокеанском регионе в предстоящие годы. Именно так, по-видимому, на нынешнее противостояние и смотрят в Пекине. Китайско-американские противоречия следует скорее понимать как борьбу между стремлением Китая к гегемонии, с одной стороны, и с другой — приверженностью независимости отдельных государств, международному экономическому и политическому сотрудничеству среди суверенных равных стран и верховенство закона в международных делах.
Именно в этом ведь и заключались основные цели США в отношении Азии в течение последних восьми десятилетий. Эти же цели преследуют и другие страны — за исключением Китая, а также России и ряда других государств. И именно на этом можно построить широкую коалицию против Китая. Хотя президента США Дональда Трампа и можно поблагодарить за то, что он изменил политику США в отношении КНР на менее комфортную для Пекина, его принцип ведения международной политики, заключающийся в «Америке прежде всего», а также развязанные им торговые войны против стран, которые могли бы войти в антикитайскую коалицию, вредят целям США в Азии.
Антисоветская коалиция времен холодной войны имела «оборонительную цель»: политическое и военное сдерживание. Она стремилась помешать Москве оказывать подрывное влияние или прямой контроль над Западной Европой, и ей это удалось. Для Азии это столь же подходящая цель для антикитайской коалиции. Однако холодная война закончилась тогда и потому, что коммунистическое правительство Советского Союза распалось, вместе с Советским Союзом.
Конец коммунистического правления в Китае, вероятно, будет иметь такие же благотворные последствия. Политика Китая, которая угрожает другим странам, проистекает, по крайней мере частично, из характера режима, который стоит во главе материкового Китая. Коммунистическая политика предполагает «подавление свободы личности и в конечном счете полагается на принуждение, а не на согласие». Более того, китайские коммунисты стали зависеть от агрессивного национализма и экономического роста в качестве инструмента обеспечения своих политической легитимности и внутренней популярности. По мере того, как темпы экономического роста в стране будут замедляться, национализм будет становиться все более важным фактором достижения наивысшего приоритета коммунистов: сохранения собственной власти.
Демократический Китай по-прежнему будет стремиться оказывать влияние в Азии и мире, но, скорее всего, будет делать это более приемлемым для других стран способом, чем политика нынешнего режима в Пекине. К сожалению, неясно, когда демократия придет в Китай и придет ли она вообще. Каким бы желательным ни было такое развитие событий, остальной мир, включая Соединенные Штаты, не имеет возможности его осуществить.
Что США могут надеяться сделать совместно с другими, так это собрать достаточную военную мощь и экономическое давление, чтобы убедить китайское правительство отказаться от агрессивного подхода нынешнего китайского лидера Си Цзиньпина к остальному миру и возобновить менее настойчивую и более отзывчивую политику, которую Пекин проводил под руководством его предшественников— Дэн Сяопина, Цзян Цзэминя и Ху Цзиньтао. Достижение этой цели можно было бы считать успехом китайской политики США в XXI веке.