«Мы не можем позволить, чтобы лечение было хуже самой болезни. Вы потеряете ещё больше людей, приведя страну к массовой рецессии. Будут тысячи самоубийств». Это слова президента США Дональда Трампа. Его оценка баланса рисков в ослаблении ограничений, предназначенных остановить распространение COVID-19, вероятно, была больше связана с беспокойством о политических рисках и экономическом спаде, чем с какой-либо реальной заботой о жизни американцев. Тем не менее, прав ли он?
Никто не считает Трампа экспертом в экономике пандемий. Но практически в то время, как он сделал своё заявление, в авторитетной, казалось бы, научной статье профессора управления рисками на факультете инженерии Бристольского университета в лондонской Times был приведён очень похожий аргумент. Статья эта сопровождалась множеством уравнений с удивительно определённым выводом: «Если изоляция приведёт к падению ВВП более, чем на 6,4%, из-за рецессии будут потеряно больше лет жизни, чем приобретено за счёт борьбы с вирусом».
Это было немедленно использовано профессиональными бунтарями правого толка, в частности обозревателем The Spectator, сторонником «прогрессивной евгеники» Тоби Янгом и другими, имеющими слабое представление об арифметике, не говоря уже об экономике. Ещё хуже, что это было подхвачено Би-би-си и, спустя несколько недель, по-прежнему преподносится как сбывшийся факт.
На самом деле фундаментальное исследование, написанное академиком с опытом работы в системах контроля безопасности для атомных электростанций, грубо говоря, бесполезно. Это, несомненно, жизненно важная тема, но она неприменима в области экономики здравоохранения – статья должна быть опубликована в журнале под названием “Nanotechnology Perceptions”, то есть не в том месте, где вы ожидаете прочесть заслуживающее доверия исследование по экономике здравоохранения. Что автор представляет в качестве доказательств?
В статье используется общеизвестный и объяснимый факт, что страны с более высоким ВВП на душу населения, как правило, имеют бóльшую продолжительность жизни. Поэтому он утверждает, что если ВВП упадёт в результате изоляции, то и продолжительность жизни снизится. Но то, что люди в богатых странах, как правило, живут дольше, вовсе не означает, что резкое падение ВВП из-за нынешнего кризиса будет стоить им жизни. Взаимосвязь между ВВП и ожидаемой продолжительностью жизни сложна и, вероятно, работает в обе стороны. Страны, улучшающие показатели здоровья своего населения, растут быстрее.
Важнее, что этот аргумент смешивает долгосрочную корреляцию между здоровьем и благосостоянием с воздействием краткосрочного падения ВВП. Так что же на самом деле делает рецессия с продолжительностью жизни? Научная литература даёт чёткий ответ на этот вопрос, которого не ожидают большинство людей или даже экономистов.
Ангус Дитон, лауреат Нобелевской премии по экономике и ведущий эксперт по взаимосвязи между экономическими условиями и продолжительностью жизни, подытожил это следующим образом: «Во многих работах, во многих местах не раз было обнаружено, что смертность (от всех причин) падает в периоды рецессий». Другими словами, в разное время в разных странах было множество доказательств, что краткосрочное влияние рецессии по факту увеличивает продолжительность жизни. Он отмечает, что, например, в Греции и Испании – странах, наиболее пострадавших от финансового кризиса 2008–2009 гг. и его последствий – наблюдалось значительное снижение уровня смертности.
Почему рецессия означает, что мы живём дольше? Исследование, изучающее опыт европейских стран после финансового кризиса, показало, что число несчастных случаев сократилось. Возможно, что ещё более удивительно, снизились случаи алкоголизма и связанные с ним смерти.
Самоубийства действительно стали более частыми, примерно на 34% – президент Дональд Трамп был прав в этом отношении, но они представляют собой лишь крошечную долю от всех смертей (около 2%), поэтому воздействие этих факторов более чем уравновешено. В целом смертность от «всех причин» снижается на 3,4%.
Действительно, профессор Дитон получил Нобелевскую премию отчасти за свою работу (вместе с Энн Кейс) над книгой «Смерть от безнадёжности». В ней они показали, как долговременные структурные экономические изменения привели к росту числа наркозависимых и людей с проблемами психического здоровья среди белых американцев рабочего класса. Что, в свою очередь, повлекло за собой снижение продолжительности жизни среди пострадавших за последние 20 лет.
Экономика имеет значение. Если бы мы позволили коронакризису (краткосрочной проблеме со здоровьем) привести мир к длительной безработице или росту бедности – это действительно повредило бы наше коллективное здоровье в долгосрочной перспективе. Таким образом, важно не зацикливаться на неизбежном краткосрочном падении ВВП в период изоляции, а думать о том, что будет дальше.
На прошлой неделе Управление бюджетной ответственности Великобритании (OBR) опубликовало свой «эталонный сценарий» коронавируса, согласно которому их ВВП сократится на поразительные 35% в этом квартале – больше, чем объём производства в США за первые три года Великой депрессии.
Но также OBR предполагает быстрый скачок обратно – то, что они называют «V-образным восстановлением» – с возвращением к «нормальному» состоянию уже в 2021 году. Такой сценарий (если он осуществится) будет означать, что ущерб – как нашей экономике, так и нашему здоровью – будет минимальным. Поэтому его осуществление должно быть в приоритете.
Крайне важно то, что в краткосрочной перспективе это предусматривает сохранение, а не отмену изоляции – то есть полная противоположность аргументации президента Дональда Трампа.
Худшим из возможных исходов будет ослабление ограничений по экономическим причинам, а затем их повторное введение по причине возвращения вируса. Если это произойдёт, такой подход будет сопряжён с весьма существенными издержками – политическими, психологическими и экономическими. Подорвёт доверие как бизнеса, так и потребителей, что поставит под угрозу любые перспективы скорейшего восстановления экономики.
Гораздо лучше сохранить нынешние меры до тех пор, пока они не будут постепенно отменены контролируемым и предсказуемым образом. И действительно, экономисты по всему политическому и идеологическому спектру, как в Европе, так и в США отнюдь не возражают против такого подхода по экономическим соображениям, и они почти единодушны в том, что это правильный курс действий.
К сожалению, есть и другой риск. Можно сказать наверняка, что в результате кризиса госдолг и дефицит в большинстве стран сильно увеличатся, поскольку расходы на преодоление вируса растут, а налоговые поступления исчезают. Мы уже видели ранее, что это может привести к разрушительным решениям в области экономической политики, когда непосредственная опасность уже миновала.
В Великобритании есть немало свидетельств того, что сжатие сферы госуслуг и государства всеобщего благосостояния после финансового кризиса 2008–2009 гг. привело к сокращению ожидаемой продолжительности жизни самых бедных слоев общества. Именно эти сокращения после рецессии, а не сама рецессия, нанесли ущерб. Тогдашний канцлер Джордж Осборн, как известно, пообещал, что не будет балансировать бюджет «на спинах бедных», но затем стал делать именно это. Как показал нынешний кризис, сокращение финансирования здравоохранения и социального обеспечения было ошибочным решением для экономики.
Ещё до вспышки коронавируса правительство Великобритании отреагировало на общественное давление, увеличив бюджет Национальной службы здравоохранения (NHS), и теперь потребуется дальнейшее увеличение. Кроме того, из резкого роста безработицы пришлось увеличивать количество социальных пособий.
Если после окончания кризиса мы попытаемся сократить дефицит, совершив те же ошибки, что и после финансового кризиса, то снова пострадают беднейшие слои населения. Но в этом будет виноват не вирус и не те меры, которые мы принимаем для борьбы с ним, – ответственность за это ляжет на политику и политиков. В наших силах выбрать другой путь.
Главное – нам ничто не мешает применить противоположный (по сравнению с британским в 2010 г.) подход и инвестировать в здравоохранение, достойные госуслуги и более щедрую систему льгот, финансируемую в краткосрочной перспективе за счёт займов (если это необходимо), но за счёт более высоких налогов в долгосрочной перспективе, особенно для тех, кто преуспел за последнее десятилетие в то время, как группы со средним и низким доходом боролись изо всех сил.
В США, где неравенство выше, где система соцзащиты гораздо слабее, а система здравоохранения практически недоступна для беднейших слоёв населения, ситуация ещё хуже.
Как говорит профессор Дитон, повторяя аналогичную точку зрения из обзора профессора сэра Майкла Мармота о равенстве в области здравоохранения в Англии, сокращение неравенства доходов приведёт к снижению неравенства в области здоровья и росту ожидаемой продолжительности жизни. Это сделало бы наши общества более устойчивыми к следующему кризису – будь то экономический, эпидемиологический или оба сразу.
Перевод: Анна Портнова