Риск ядерной катастрофы сегодня намного серьезнее, чем в любой из моментов ядерной эпохи, за исключением «черной субботы» в октябре 1962 года, когда Карибский кризис достиг своей кульминационной точки. Спустя два года появились и набрали популярность такие фильмы как «Система безопасности» и «Доктор Стрейнджлав», которые усиливают драматический элемент рисков непреднамеренного ядерного конфликта. Если посмотреть на историю последних 50 лет, то мы увидим, что было два периода повышенной ядерной опасности, после которых Соединенные Штаты Америки и Советский Союз договорились о важных мерах по снижению рисков ядерной войны. С американской стороны переговорный процесс в начале 1970-х годов возглавлял Генри Киссинджер, и этот процесс привел к разрядке и к переговорам по ограничению стратегических вооружений (ОСВ) между Никсоном и Брежневым в 1972 году. Второй момент был в 1980-х годах, когда на своем первом саммите в 1985 году Рональд Рейган и Михаил Горбачев договорились о создании национальных центров по уменьшению ядерной опасности (НЦУЯО). Если внимательно проанализировать два этих исторических момента, можно извлечь ряд уроков для российско-американских переговоров по снижению ядерных рисков, которые в равной степени применимы как тогда, так и сейчас. К важным мерам в этом направлении можно отнести конкретные шаги по уменьшению риска непреднамеренной, случайной ядерной войны, создание рабочих отношений по ядерным вопросам, которые будут изолированы от политических разногласий, и конкретные рекомендации для нынешних переговоров.

К 1972 году ядерные риски значительно уменьшились, а напряженность ослабла. К этой ситуации привели две важные меры: Договор о частичном запрещении испытаний ядерного оружия от 1963 года и подписанный в 1968 году Договор о нераспространении ядерного оружия. А когда Киссинджер договорился о разрядке, отношения с Советским Союзом значительно улучшились, и это привело к заключению ОСВ-1. Это было первое соглашение в области контроля вооружений между двумя сверхдержавами, которым ограничивалось количество пусковых установок стратегических баллистических ракет. В то же самое время был подписан Договор об ограничении систем противоракетной обороны.

Риски резко возросли в 1979 году, когда Советы вторглись в Афганистан. Американский конгресс отказался ратифицировать ОСВ-2, а президент Рейган приступил к наращиванию вооружений и военной мощи, активно поддержав Стратегическую оборонную инициативу (СОИ). К 1983 году напряженность достигла исключительно опасного уровня. Межгосударственные каналы связи не работали, из-за чего резко возросли риски недопонимания и непреднамеренной эскалации до уровня ядерного конфликта. Советский лидер Юрий Андропов боялся американского первого удара, а в ноябре 1983 года офицеры США и НАТО начали отрабатывать порядок действий по нанесению ядерных ударов в ходе необъявленных учений «Умелый лучник». В СМИ эти учения назвали «военной игрой, которая могла уничтожить весь мир». Нам также известна история о ложной тревоге, которая вполне могла привести к катастрофе, если бы советский офицер-ракетчик Станислав Петров решил доложить в Кремль о начале американского нападения.

Опасность значительно уменьшилась, когда Рейган и Горбачев подписали серию соглашений, начиная с того, что было заключено в 1985 году в Женеве на их первой встрече. Это не был документ конкретно по контролю вооружений. Это была договоренность о создании национальных центров по уменьшению ядерной опасности в Вашингтоне и Москве. Эти центры должны были обеспечивать постоянную связь между двумя сторонами и предупреждать друг друга о действиях, которые могли быть ложно истолкованы как акты агрессии. То есть, это были меры во избежание таких инцидентов как «Умелый лучник» и случай со Станиславом Петровым. Это были меры по укреплению доверия, которые помогли заложить основы для исторических сокращений американских и советских ядерных арсеналов с 60 с лишним тысяч боезарядов наполовину в десятилетний срок, а впоследствии до нынешнего уровня в 14 тысяч единиц.

Хотя в 2019 году количество ядерного оружия в четыре раза меньше, чем в начале 1980-х, вероятность ядерной катастрофы в той или иной форме возросла до беспрецедентного уровня. Сегодня существуют новые, многогранные риски. Во-первых, после событий на Украине в 2014 году многие важные политические и военные каналы связи, которыми США и Россия пользовались на протяжении десятилетий во избежание недопонимания и для обмена информацией, были временно заблокированы или превратились в трибуны для взаимных упреков и обвинений. Соглашения о контроле вооружений прекращают свое существование, и происходит это в момент, когда мы сталкиваемся с серьезными вызовами стратегической стабильности, которые создает неядерное высокоточное оружие, гиперзвуковое оружие, современные силы и средства ведения кибервойн, беспилотные и роботизированные системы, космические вооружения, ядерные арсеналы третьих стран, уязвимости в системах управления, террористические, хакерские атаки и так далее.

 

Далее, русские с 1999 года делают заявления о том, что Москва уменьшила порог применения ядерного оружия до опасно низкого уровня, проводя политику «эскалации ради деэскалации», согласно которой Россия применит ядерное оружие, если ей на поле боя будет грозить неминуемое поражение, и решив таким способом компенсировать собственную слабость в области неядерных вооружений. Из-за этого в США усиливается неопределенность. Хотя в официальной российской доктрине этого нет, администрация Трампа указывает на эти российские заявления, настаивая на разработке ядерных ракет малой мощности подводного пуска и утверждая, что Соединенным Штатам такое оружие просто необходимо, чтобы сдерживать Россию в случае конфликта низкого уровня. Это очень рискованная политика, потому что она основана на умышленной неопределенности, которая берет верх над порогом эскалации, создает условия для недопонимания и, как утверждают многие, порождает недопустимые шансы для провала сдерживания и возникновения ядерной катастрофы.

 

Какие сегодня существуют возможности для уменьшения ядерной опасности? Президент Дональд Трамп грозит превзойти любого противника в гонке вооружений за счет «больших расходов и инноваций». В то же время, он говорит о возможности крупных сокращений ядерных вооружений на основе трехстороннего соглашения с участием США, России и Китая, хотя Пекин эту инициативу отвергает. Российская сторона в последнее время делает заявления с намеками на серьезные шаги по сокращению ядерных рисков. Такие заявления звучат и из уст президента Владимира Путина, который по сути дела подтвердил декларации Рейгана и Горбачева о том, что ядерная война станет катастрофой для всего человечества, а поэтому ее нельзя вести, и в ней невозможно победить. Кое-кто усмотрел в последних заявлениях Путина «основополагающую поправку к российской военной доктрине», которая дезавуирует «эскалацию ради деэскалации» и по сути дела является декларацией о неприменении ядерного оружия первыми.

Что сегодня мы можем узнать о снижении беспрецедентной ядерной опасности у тех, кто в прошлом отвел нас от края пропасти: у Киссинджера, сделавшего это в начале 70-х, и у Рейгана, который добился этого в 80-е годы?

«Переговорщик Киссинджер. Уроки заключения сделок на высшему уровне» (Kissinger the Negotiator: Lessons from Dealmaking at the Highest Level) стала первой книгой, авторы которой анализируют деятельность Киссинджера на переговорах. Они делают 15 выводов о заключении сделок на самом высоком уровне международных переговоров и выводят три общие цели, которые этот человек ставил перед США в 1970-е годы:

• не допустить страшного зла, каким является ядерная война;

• сдерживать советскую экспансию и разрешать конфликты холодной войны к выгоде для США;

• построить более устойчивую «структуру мира» между Китаем, СССР и Соединенными Штатами.

Авторы приглашают нас адаптировать цели и уроки Киссинджера, мудро применив их к сегодняшним меняющимся обстоятельствам. Мир в 2019 году очень сильно отличается, но цель номер один остается неизменной и самой важной. Вторая и третья цели в основном совпадают с точкой зрения сегодняшних американских экспертов, если слово «советский» заменить на «российский».

Ключевой урок «Переговорщика Киссинджера» заключается в том, что «конечный успех переговоров зависит от достоверности наших основополагающих предположений о мире, о ситуации и о наших интересах». В сегодняшних острых дебатах на тему России, ее действий на Украине и вмешательства в американские и европейские выборы в американском внешнеполитическом сообществе отсутствует единое мнение о национальных интересах и стратегии США в отношении России. В процессе этого озлобленного спора легко можно впасть в ницшеанскую «элементарную форму человеческой глупости» и забыть о том, что мы пытаемся сделать. Что бы мы ни стремились сделать, у нас есть один общий, абсолютный и жизненно важный интерес. Цель Киссинджера номер один из 70-х годов остается главной рациональной целью и на сегодня. По его словам, когда он в 1969 году стал советником по национальной безопасности, он осознал, что ядерная война станет катастрофой для обеих сторон и изменит человеческую историю. Это верно и сегодня.

Киссинджер публично высказывал свои опасения более десяти лет как один из «четырех всадников Апокалипсиса». Он с горечью говорил о том, что ядерный холокост может случиться из-за случайного или несанкционированного применения ядерного оружия, например, как намеренный пуск в ответ на ложную тревогу. А технические достижения создают еще и дополнительные риски. Киссинджер подчеркивал: «Самая мучительная проблема, с которой мы можем столкнуться, состоит в том, что произойдет, если придется исполнять стратегические планы обеих сторон из-за случайности или чего-то еще. Но сегодняшние проблемы намного сложнее».

Эта основополагающая цель определенно повлияла на взгляды Киссинджера, которые он изложил в 2016 году, заявив, что на переговорах недопустимо ставить во главу угла изоляцию или ослабление России, а тем более добиваться ее краха. Он долгие годы заявлял, что американские политики должны накладывать реальные ограничения на определение наших национальных интересов. После российской аннексии Крыма в 2014 году он подчеркнуто дистанцировался от неоконсервативных республиканцев и либеральных демократов-интервенционистов, которые, по словам Киссинджера, утверждали, что России нужно преподать урок за нарушение норм международного права, и «если в процессе этого она развалится, то такова цена, какую ей придется заплатить, и это будет своеобразной возможностью для восстановления мирового порядка». Киссинджер предупреждал, что если Россия превратится в «Югославию после Тито с многочисленными конфликтами от Санкт-Петербурга до Владивостока, от Европы до Ближнего востока и Азии, это будет не в интересах Америки».

Если вы осознаете серьезность подлинной ядерной опасности (а нам непозволительно ее не осознавать), то вы поймете, почему Киссинджер утверждает, что для национальных интересов США крайне важно проводить работу по интеграции России, по устранению враждебности, по демонстрации «стратегической сдержанности». Он сосредотачивает внимание на усилении ядерной опасности, подчеркивая новые риски со стороны передовых технологий, таких как искусственный интеллект. Киссинджер заявляет, что российское вмешательство в американские выборы является «относительно небольшим риском» по сравнению с катастрофической опасностью кибератак против систем ядерного оружия, и что обе стороны должны проявлять сдержанность при использовании современных технологий с целью оказания воздействия на внутренние дела другой стороны.

Киссинджер говорит: «… выросшее после холодной войны молодое поколение не испытало того, что бывает, когда ядерная война становится реальной возможностью, а поэтому у него нет опыта стратегической сдержанности. Кроме того, факты сегодня оно узнает фрагментарно. Зачастую молодежь не чувствует историю, хотя сегодняшние проблемы намного серьезнее тех, с которыми сталкивались мы, так как сейчас мы даже не понимаем последствий искусственного интеллекта и быстро развивающихся технологий. Вот почему так важна определенная доля смирения».

В такой ситуации, когда ставки чрезвычайно высоки (авторы книги подчеркивают это снова и снова), с точки зрения переговоров крайне важно «подвергать регулярной переоценке наши основополагающие посылки и допущения». Ошибочное или предвзятое предположение может привести к неудаче на переговорах, каким бы опытным и талантливым переговорщиком вы ни были. А результаты провала могут оказаться катастрофическими. Киссинджер с тремя другими «всадниками» повторяет свою мысль о том, что мы исходим из ложной предпосылки, заявляя: риск применения ядерного оружия настолько мал, что цели безопасности мы вполне можем отодвинуть на второй план, занявшись вместо этого погоней за другими целями, ничем особо не сдерживая свои взгляды на национальные интересы.

Переговоры об уменьшении ядерной опасности — это исключительно важный и взаимовыгодный процесс, который необходимо изолировать от российско-американских политических разногласий. Киссинджер подчеркивает, что в годы холодной войны Соединенные Штаты и Советский Союз: «…старались добиться того, чтобы обе стороны одинаково понимали возникающие проблемы. Мы объясняли свои взгляды на системы вооружений, а они излагали нам свои. В результате контроль вооружений стал процессом познания для обеих сторон, и это позволило нам преодолевать проблемы».

Действующие соглашения из области контроля вооружений, такие как Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) и обновленный Договор о сокращении наступательных вооружений (СНВ-3), очень важны, считает Киссинджер, и мы обязаны «очень твердо настаивать на выполнении этих соглашений». Мы провели с русскими один раунд переговоров о стратегической стабильности. Чтобы преодолеть сегодняшние новые проблемы, крайне важно провести второй раунд и постоянно анализировать новые угрозы со стороны развивающихся технологий, таких как киберсредства и искусственный интеллект. Таким способом мы сможем приспособиться к «новым обстоятельствам в мире, переживающем потрясения».

На саммите в Женеве в 1985 году Рейган и Горбачев согласились с тем, что нужно «выйти за рамки горячей линии и пойти дальше». Иными словами, что не следует ограничиваться линией прямой связи Москва — Вашингтон между американским и советским руководством, которая была создана в 1963 году после Карибского кризиса. Они договорились о создании двух центров — одного в Госдепартаменте США, а второго в российском Министерстве обороны — которые должны были вести круглосуточное наблюдение и выстраивать рабочие отношения между советскими и американскими дипломатами, военными, гражданскими служащими и техническим персоналом. Эти национальные центры по уменьшению ядерной опасности позволили обеим сторонам заранее уведомлять друг друга о военных испытаниях и о действиях, которые могли быть ошибочно истолкованы как акты агрессии.

Данное соглашение было достигнуто после мощного столкновения советских и американских политических приоритетов, из-за которого переговоры в начале 1980-х зашли в тупик. Кремль называл меры по уменьшению ядерной опасности чисто техническими, которые отвлекали внимание от «реальных проблем», таких как наращивание вооружений Рейганом, и особенно его СОИ. Москва сосредоточила свои усилия на том, чтобы вернуться к разрядке, и ее позиция стала находить поддержку у антиядерных движений в Европе и США.

Во время бесед на уровне «полуторного трека», которые продолжались с 1982 по 1987 год, мы с коллегой Уильямом Ури (William Ury) воспользовались переговорными инструментами в попытке вырваться из тупика и добиться подписания соглашения о создании НЦУЯО. Мы сосредоточились на фундаментальных различиях, на которые зачастую никто не обращает внимания, когда отношения находятся в состоянии конфронтации. Когда стороны выступают со взаимными нападками на позиции друг друга, переговорщики очень часто не в состоянии четко и понятно изложить различия между официальными позициями и основополагающими интересами.

Хотя официальные позиции были диаметрально противоположными, ключевые интересы совпадали. К 1985 году российская и американская стороны согласовали формулу, которая позволила добиться успеха при параллельном достижении целей сторон. Подтвердив, что необходимо снова улучшать отношения, и предприняв шаги в этом направлении, стороны пошли вперед и создали Национальные центры по уменьшению ядерной опасности в Москве и Вашингтоне.

Создание НЦУЯО стало отправной точкой соглашения, которое помогло укрепить доверие и открыло двери для заключения последующих договоров СНВ, позволивших радикально сократить количество ядерного оружия. Американский и российский НЦУЯО стали каналом связи для передачи сообщений в духе доброжелательности. Хотя в соглашении этого не было, две страны использовали данные центры для общения и недопущения неверных толкований и просчетов относительно важнейших событий и проблем. После терактов 11 сентября 2001 года, когда американские вооруженные силы перешли на высший уровень готовности, заместитель госсекретаря Ричард Армитидж (Richard Armitage) распорядился, чтобы американский центр направил послание русским о том, что это вызвано чрезвычайными обстоятельствами и не направлено против Российской Федерации.

Положительная работа в центрах продолжалась до конца 2013 года, когда США и Россия подписали пакт о кибербезопасности, договорившись использовать центры для предупреждения друг друга о проводимых киберучениях, которые могут быть ошибочно приняты за кибератаки, а также как каналы для передачи запросов о киберинцидентах, вызывающих обеспокоенность по поводу национальной безопасности, когда возникают подозрения, что источником этих инцидентов является противоположная сторона. Этот пакт предусматривал создание новой «горячей линии», как назвали канал закрытой телефонной связи для американского координатора по кибербезопасности и для его российского коллеги. По этому каналу они могли бы говорить напрямую в случае кризиса. В 2013 году в ходе подготовки к реализации СНВ-3 НЦУЯО разработали абсолютно новый протокол программного обеспечения и систему автоматизированного перевода для обеспечения требуемого режима уведомления.

Когда после событий на Украине в 2014 году отношения ухудшились, центры прекратили проведение консультаций, проведя последнюю в сентябре 2013 года. 31 октября 2016 года канал НЦУЯО был использован для передачи требования о прекращении российского вмешательства в американские выборы. Администрация Обамы решила использовать эти центры и канал, предназначенный для связи в условиях кризиса, для отправки сообщения, подчеркивающего серьезность ситуации. Центры продолжали обмениваться информацией, но былое благорасположение исчезло.

Сегодня представление о ядерной опасности намного отстает от реальных угроз, в отличие от времен Киссинджера и Рейгана, когда населению почти ежедневно напоминали об угрозах СМИ и общественные кампании. В 1970-е и 1980-е годы американское и советское руководство, а также общественность в обеих странах были убеждены в том, что применение ядерного оружия наверняка закончится катастрофой для цивилизации. Такая убежденность в обществе была утрачена по целому ряду причин. Например, сегодня существует мнение о том, что угрозы закончились вместе с холодной войной. Кроме того, более молодые поколения не жили в эпоху регулярных учений и Карибского кризиса. Российский эксперт по безопасности Алексей Арбатов называет этих людей «непуганым поколением». Другие указывают на характер нашей эпохи постмодерна с ее отвлекающими внимание цифровыми гаджетами, а также на наличие многих других угроз, таких как климатические изменения, подчеркивая, что люди не хотят думать о наводящей уныние реальности ядерной угрозы.

Важный урок Киссинджера заключается в том, что мы должны снова сделать приоритетом номер один в наших переговорах с Россией недопущение «страшного зла, каким является ядерная война». «Четыре всадника Апокалипсиса» уже более 10 лет пытаются привлечь внимание к нынешней опасности. Чрезвычайно опасна ложная посылка о том, что риск применения ядерного оружия очень низок, а посему мы можем исключить его из списка приоритетов и заняться преследованием других интересов.

Давая в 2018 году показания в конгрессе, эксперт по ядерной политике Остин Лонг (Austin Long) заявил: «Даже если намерения в основном оборонительные, ядерный кризис и даже ограниченное применение ядерного оружия возможны. Россия может принять надлежащие, как ей кажется, оборонительные меры. Руководство США и НАТО может пойти на такие же оборонительные, с его точки зрения, меры, и в результате возникнет кризис, а возможно, и конфликт… Все это подчеркивает важную, но хрупкую роль контроля вооружений».

Между тем, ключевой урок прорывных решений Рейгана и Горбачева состоит в том, что возможности для достижения успеха в деле контроля вооружений существуют, но для этого надо восстановить доверие — на первом этапе посредством соглашения о ближайших мерах уменьшения ядерной опасности.

Пользуясь уроками, которые нам преподнесли Киссинджер и Рейган, а также теорией и практикой переговоров, мы можем предложить три рекомендации о том, как улучшить ситуацию в ядерной сфере.

Во-первых, мы можем принять некоторые важные меры по снижению ядерных рисков. Существует несколько мер по уменьшению ядерной опасности, которые США могут снова выдвинуть в разряд приоритетных во избежание «страшного зла ядерной войны». Бывший министр энергетики Эрнест Мониз (Ernest Moniz) и бывший сенатор Сэм Нанн (Sam Nunn), например, недавно призвали администрацию США выступить с заявлением, как в ноябре 1985 года сделали Рейган и Горбачев, и подчеркнуть, что «в ядерной войне не может быть победителей, а поэтому вести такую войну нельзя никогда». Они утверждают, что эта декларация была исключительно важна для прекращения холодной войны. И это были не просто слова — вскоре последовали реальные изменения в структуре ядерных сил и в политике.

В декабре 2018 года Путин сделал заявление, которые кое-кто воспринял как нечто равноценное декларации Рейгана и Горбачева. Кремлевский пресс-секретарь Дмитрий Песков рассказал, что в октябре 2018 года российская сторона направила администрации Трампа проект совместного заявления о предотвращении ядерной войны, но ответа не получила. Там была следующая формулировка: «В ядерной войне невозможно победить, и ее нельзя развязывать». Сегодня Трамп говорит о том, как хорошо было бы не тратить деньги на оружие, но вряд ли он глубоко осознает ядерную опасность и ее последствия — по крайней мере, его слова это не подтверждают. Напротив, он поставил Соединенные Штаты на более воинственные позиции, о чем свидетельствует последний «Обзор состава и количества ядерного оружия».

В настоящее время в конгрессе лежит законопроект, в соответствии с которым США должны отказаться от применения ядерного оружия первыми. Аргументация данного документа состоит в том, что если Соединенные Штаты возьмут на себя обязательство никогда не инициировать ядерное нападение, это будет оказывать стабилизирующее воздействие во время кризиса, и Россия не станет думать о том, чтобы осуществить пуск первой, пока это не сделала Америка. Тем самым уменьшится риск пуска по ложной тревоге.

 

В 2011 году Киссинджер с коллегами предлагал еще одну меру, которую поддержали республиканцы и демократы (в том числе, Джордж Буш и Барак Обама), но которую конгресс в настоящее время не рассматривает. Речь идет о реально осуществимом и серьезном шаге по укреплению доверия: о понижении уровня боевой готовности межконтинентальных баллистических ракет, то есть, о снятии их с боевого дежурства. Такой шаг предусматривает не только декларации, но и фактические перемены в ядерных силах. Есть несколько способов понизить уровень боевой готовности ракеты. Наиболее доступный проверке способ — снять боеголовки с ракеты и хранить их на небольшом удалении от места пуска, как это делает Китай на протяжении десятилетий, имея в своем арсенале лишь около 300 единиц ядерного оружия. Проверки в таком случае можно проводить без инспекций на местах с помощью спутников. Понижение уровня боевой готовности в кризисной ситуации увеличит время на принятие решения и незамедлительно уменьшит риск просчета и непреднамеренной ядерной войны.

 

Если говорить о переговорах, то инициативу с понижением уровня боевой готовности Соединенные Штаты и Россия могут реализовать посредством взаимных односторонних обязательств. Каждая из сторон первоначально снимает боеголовки с небольшого количества МБР. Затем она должна удостовериться, что другая сторона выполнила свое обязательство. После этого стороны поэтапно снимают боеголовки с остальных МБР шахтного базирования. Каждый успешный шаг в этом направлении будет способствовать укреплению доверия и уверенности, соответствуя русской поговорке, которую так любил повторять Рейган: «Доверяй, но проверяй». Этот процесс снижения уровня боевой готовности МБР и укрепления доверия поможет возродить переговоры о контроле и сокращении вооружений, как это сделало первоначальное соглашение о создании НЦУЯО в 1980-е годы. Сами же центры могут стать площадкой для обмена информацией о поэтапном снятии боеголовок и последующем соблюдении мер по снижению уровня боевой готовности. Процесс выполнения взаимных односторонних обязательств уже имеет вполне успешный прецедент. Речь идет о шагах, предпринятых в 1991 году президентами Джорджем Бушем-старшим и Борисом Ельциным в рамках Президентских ядерных инициатив. Тогда обе стороны выполнили взаимные односторонние обязательства о существенном ограничении и сокращении оперативно-тактического ядерного оружия.

Во-вторых, нам надо работать над восстановлением долговременных рабочих отношений с Россией, что позволит сотрудничать в области уменьшения ядерной опасности. Обе страны живут сегодня в многополярном ядерном мире, который разительно отличается от старого двуполярного мира с советским и американским полюсами. И в этом мире им надо преодолеть накопившееся недоверие в российско-американских отношениях. Профессор Гарвардской школы бизнеса Джеймс Себениус (James K. Sebenius), проводя исследования переговоров, пришел к следующему выводу. Даже в ситуациях, где нет открытой враждебности, существует типичная человеческая предвзятость: склонность считать свою сторону более честной и праведной, а другую нечестной, недостойной доверия и стремящейся к односторонним преимуществам.

Это проявляется в некоторых оценках переговорной тактики Путина/России, которую авторы таких оценок считают ничем не отличающейся от советской тактики переговоров в худшие дни холодной войны. Бывший верховный главнокомандующий вооруженными силами НАТО Джеймс Ставридис (James Stavridis) в 2016 году написал: «Русские отправляются на переговоры, думая не о том, как добиться выигрышного для всех сторон результата, а о том, как победить другую сторону». Ставридис, говоря о русских, отмечает их «недоверчивость, вспышки грубости, скептицизм, угрозы прекратить дискуссию и частые упреки и обвинения».

А я вспоминаю краткий список американских оценок тактики Советов на переговорах в 1950-е и 1960-е годы:

•  прибегать к грубости и очернительству

• использовать переговорный процесс в пропагандистских целях

• демонстрировать враждебное отношение к тем, с кем Советы ведут переговоры

• проявлять упрямство, стараться изнурить и вымотать оппонента

• видеть в компромиссах проявление слабости

• вести себя коварно и лицемерно, идти на различные ухищрения, не обращая внимания на правду

• не идти на уступки; видеть в уступках проявление слабости, а не доброй воли

• подчеркивать обиды и претензии Советского Союза к оппоненту

События, произошедшие с того исторического перелома, которого добились Рейган и Горбачев, привели нас к сегодняшнему глубокому недоверию и враждебности. Многие россияне говорят о расширении НАТО вплоть до границ России и считают, что Соединенные Штаты воспользовались ее ослабленным состоянием после проявленного Горбачевым великодушия, когда он позволил Германии объединиться. А еще они указывают на вторжение под руководством США в Ирак, Ливию и Сирию. Американцы же видят причину кризиса в двусторонних отношениях в событиях на Украине, в аннексии Крыма Россией и в российском вмешательстве в американские и европейские выборы.

Анализируя российско-американские отношения, Киссинджер подчеркивает важность чувства собственного достоинства. Этот фактор многие политические деятели считают неосязаемым и малопонятным. Однако специалисты по ведению переговоров и опытные практики считают достоинство важным элементом для достижения успеха в переговорном процессе. В 2016 году Киссинджер заявил редактору этого журнала, что Запад должен активно добиваться включения России в европейское сообщество безопасности, и что у США нет никакой стратегии, «никакой собственной концепции, за исключением того, что когда-нибудь Россия станет членом мирового сообщества посредством каких-то автоматических преобразований». Позже он заявил Джеффри Голдбергу (Jeffrey Goldberg) из «Атлантик»: «С Россией надо поступить так, чтобы она лишилась военных вариантов действий, но сделать это следует так, чтобы сохранить ее достоинство в историческом отношении». Когда после аннексии Крыма российско-американские отношения все больше скатывались к острой конфронтации, Киссинджер неоднократно подчеркивал, что «Россия огромная страна, переживающая мучительный внутренний процесс, поскольку ей приходится решать, чем она является. Военным преступлениям надо противостоять. Но Россия должна чувствовать, что она остается важной».

На Западе мало кто осознает, что российский президент Борис Ельцин к концу своего президентского срока был очень зол на Запад и говорил, что Билл Клинтон обращается с Россией «как с Гаити». «Россия снова поднимется», — обиженно утверждал Ельцин. Стремясь сдержать слово, Ельцин выбрал Путина, и его избрали президентом, так как он пообещал «поднять Россию с колен» и восстановить ее статус великой державы. С тех пор как российский руководитель в 2007 году произнес гневную речь на Мюнхенской конференции по безопасности, он неоднократно выражал возмущение по поводу того, как несправедливо поступают с Россией, и часто давал понять, что жаждет возмездия. Даже прозападный Горбачев поддержал аннексию Крыма и возмущенно пожаловался на Запад, пытающийся «вытолкать Россию из геополитики». В ответ на российскую аннексию Крыма президент Обама нанес тяжкое оскорбление Путину, думающему о национальном величии России, заявив, что эта страна является «региональной державой, угрожающей соседям не с позиции силы, а от слабости». В марте 2018 года Путин подстегнул национальную гордость россиян, выступив с речью о модернизации ядерного арсенала страны и о том, что она обладает огромной военной мощью, с которой Западу придется считаться. А затем он упрекнул западные страны: «Вы нас не слушали. Так послушайте теперь».

В 2019 году мы дошли до такой точки, когда США и Европа потерпели полную неудачу в деле включения России в европейскую систему безопасности. О том, кто в этом виноват, можно поспорить. Бывший посол США в Советском Союзе Джек Мэтлок (Jack Matlock) говорил, что интеграция России в 1990-е годы должна была стать приоритетной стратегической целью, однако Клинтон и последующие американские администрации «развернули вспять политику Буша, который отказывался злоупотреблять демократизацией Восточной Европы». По мнению Киссинджера, этот провал объясняется тем, что американская внешняя политика была оторвана от истории и от геополитики, и США при ее проведении руководствовались моральными позывами. А это привело к контрпродуктивной национальной стратегии в отношении России.

Что делать теперь, когда мы дошли до такой точки в российско-американских отношениях? Соединенные Штаты и Россия являются ведущими ядерными державами, так как обладают 92 процентами всего имеющегося в мире ядерного оружия. Мало кто оспорит тот факт, что это накладывает на них особую ответственность и обязанность сотрудничать в вопросе уменьшения ядерных рисков ради безопасности собственного населения и мирового сообщества в целом. Более того, отказ от сотрудничества чреват колоссальными геополитическими издержками, состоящими в том, что прогрессивная Россия разворачивается в сторону Китая. Между тем, один из трех главных стратегических приоритетов Киссинджера состоял в том, чтобы создать более стабильную «структуру мира» в американо-российско-китайских отношениях, не допустив при этом возникновения российско-китайского альянса.

Случилось то, что часто происходит в человеческих и международных отношениях — непонимание общих интересов в сложной и постоянно меняющейся обстановке. В данном случае в США были серьезные игроки, между которыми существовали разногласия по основополагающим вопросам. Горбачев неоднократно выдвигал идею новой архитектуры европейской безопасности, находившую значительную поддержку в Европе и у многих людей в США. Но в Вашингтоне отсутствовала согласованная стратегия нового мирового порядка, и уж определенно там не поддерживали идеи Генри Киссинджера на эту тему. Оглядываясь в 2018 году назад, бывший заместитель госсекретаря и основной сторонник расширения НАТО Строуб Тэлботт (Strobe Talbot) сказал, что Соединенные Штаты отстаивали, как им казалось, свои непосредственные национальные интересы; однако теперь он признает, что по поводу разумности этих устремлений можно задать немало вопросов: «Может, нам была нужна более возвышенная, более мудрая концепция истинных интересов, которая требует, чтобы мы воздерживались от продвижения своих нынешних интересов в том виде, в каком их понимают многие?»

Прошлое не изменишь, но сегодня мы в состоянии предпринять действия, которые помогут преодолеть недоверие и восстановить разрушенные отношения. Политики не любят признавать провалы и брать на себя хотя бы частичную ответственность за ошибки. Но у политиков всегда есть возможность сделать очень ценный шаг к взаимному уважению, признав то позитивное, что, согласно общему убеждению, есть у другой стороны. Специалисты по переговорам говорят: «Уважение требует малых издержек, но обладает большой ценностью». Президент Джон Кеннеди расположил к себе несколько поколений русских, когда в 1963 году в своей речи «Стратегия мира» признал великую победу Советского Союза во Второй мировой войне: «В истории войн ни одна страна мира не пострадала больше, чем Советский Союз в ходе Второй мировой войны». Кеннеди признал страдания, достоинство и достижения советского народа и выразил чувство уважения от имени народа США. Эта речь дала толчок конкретным действиям, и спустя два месяца был подписан Договор о частичном запрещении ядерных испытаний.

На Россию сегодня может оказать позитивное воздействие выступление какого-нибудь видного американского государственного деятеля с признанием великого исторического достижения народа России, который ликвидировал советскую систему без кровопролития и решил очень серьезную и трудную задачу: осуществил коренную реформу своей политической, экономической и социальной системы. Это был вызов такого порядка, которому практически нет равных в истории. И было абсолютно нереально рассчитывать на то, что это будет простой и легкий процесс, без ошибок и неудач. Советское наследие, такое как централизация власти и коррупция, продолжало оказывать негативное воздействие на новую Россию. Кроме того, в России за всю ее тысячелетнюю историю не было периода, напоминающего западную демократию.

Точно так же, если бы какой-нибудь американский лидер искренне и открыто признал, что за нынешний кризис несут ответственность обе стороны, это помогло бы создать новую атмосферу, способствующую формированию рабочих отношений. В такой атмосфере США и Россия могли бы снова осознать и приступить к реализации общих интересов, заключив исторические соглашения о контроле и сокращении вооружений. Чтобы эти соглашения были политически приемлемыми внутри страны, США надо будет четко заявить о том, в чем они с Россией не соглашаются, как это делали в свое время Кеннеди и Рейган. В своей речи в 1963 году Кеннеди признал героизм Советского Союза во Второй мировой войне, его достижения и успехи в освоении космоса. Вместе с тем, он четко и внятно заявил о несогласии США с советским социализмом. Точно так же и Рейган не оставил и тени сомнений относительно своих взглядов на советскую систему, когда выразил поддержку Горбачеву, его реформам и стремлению покончить с холодной войной.

В-третьих, при проведении стратегических переговоров с президентом Владимиром Путиным об уменьшении ядерной опасности нам нужен правильный подход. Своих успехов в заключении важнейшего соглашения о разрядке в 1972 году Киссинджер добился, имея четко сформулированную стратегию, в которой во главу угла ставились национальные интересы США. По мнению авторов книги «Переговорщик Киссинджер», его величайшим талантом была способность «отдаляться от стратегии» и «внимательно присматриваться к собеседнику» с целью согласования взглядов сторон, сближения большого и малого, и продвижения основополагающих интересов. Сегодня задача состоит в том, чтобы сформулировать выполнимую стратегию в отношении России и постоянно держать ее в фокусе во время ведения переговоров с Путиным. Путин, говорит Киссинджер, действует, исходя из российской истории, и он сосредоточен на отстаивании национальных интересов России. Он не пойдет на сближение на американских условиях.

Первый урок книги состоит в том, что нельзя рассматривать переговоры в основном как площадку для достижения межличностных сделок силой убеждения. Это серьезная проблема для нынешнего американского президента. Многие говорят, что поведение Трампа на переговорах с Путиным — это классический пример того, как у ориентированного на человека переговорщика нет ощущения стратегии и аналитического склада ума. Трамп уверен, что громкие слова, бахвальство, сила личности, шарм, способность читать в умах и сердцах людей, убеждение и импровизация помогают преодолевать исторические и политические разногласия и компенсируют неподготовленность.

Киссинджер специально изучал психологические склонности своих собеседников, их характер, манеру поведения и биографию. И он использовал полученные знания для реализации общей стратегии. На переговорах с родезийским президентом Яном Смитом Киссинджер сумел наладить с ним очень хорошие отношения, что подтверждал и сам Смит, хотя из-за Киссинджера он лишился своего поста, а страна — власти белого меньшинства. Трампа критикуют за то, что он заявляет о полном понимании точки зрения Путина лишь на том основании, что слышал его заявления и «верит» в их серьезность и правдивость. Касаясь вмешательства в выборы, Трамп заявил: «Всякий раз, когда он видит меня, он говорит: „Я этого не делал". И я верю, я действительно верю, что когда он говорит мне об этом, он говорит вполне серьезно».

Чтобы добиться успеха на переговорах с Путиным, его собеседник или, по крайней мере, его команда должны понять этого человека, должны иметь правильное представление о российской истории, культуре, экономике и политике. Соединенным Штатам нужен консенсус по стратегии, которая не ограничивается изоляцией России и ожиданием того времени, когда Путин уйдет.

Сегодня, когда Соединенные Штаты разрабатывают последовательную стратегию в отношении России, для начала следует изучить уроки Киссинджера и Рейгана, которые указывают на то, что переговорный процесс с Россией надо начинать с конкретных мер по уменьшению ядерных рисков. Какие бы другие приоритеты мы ни выбрали, нам нельзя терять из виду проклятие ядерного оружия, войны, «в которой невозможно победить, и которую нельзя развязывать», а также усиливающуюся сегодня угрозу ядерной катастрофы от просчетов, ошибок и случайностей, способную перерасти в планетарный катаклизм и положить конец цивилизации.

Сфера переговоров предлагает конкретные шаги, которые не могут быть простыми в сегодняшней сложной, напряженной и озлобленной атмосфере российско-американских отношений. Но переговоры все же дают возможность отстаивать общие интересы и приходить к согласию о том, в чем мы ни в коем случае не должны ошибаться.

Брюс Эллин — старший научный сотрудник Программы по переговорам, которую ведет факультет права Гарвардского университета.