Резюме: Опасение, что распространение баз данных и компьютерных сетей приведет к обществу тотального надзора, где каждый под колпаком, возникло не сейчас, а более 50 лет назад. Об этом беспокоились не только левые активисты и студенты-демонстранты, а почти все социальные слои. Люди боялись слежки – как государственной, так и корпоративной.

 

 

Данный материал представляет собой отрывок из его книги «Интернет как оружие. Что скрывают Google, Tor и ЦРУ», которая только что вышла в русском переводе в издательстве «Индивидуум паблишинг». Текст публикуется с любезного разрешения издателя.

 

На закате 1960-х гг. началась американская золотая лихорадка компьютеризации, когда отделения полиции, федеральные правительственные агентства, военные и разведывательные службы, а также крупные корпорации принялись оцифровывать свою деятельность. Они приобретали, устанавливали и связывали через коммуникационные сети компьютеры, создавали базы данных, вели расчеты, автоматизировали обслуживание. Все спешили перейти на цифру, подключиться к сети и стать частью великой компьютерной революции. <…>

Возглавляло этот тренд, естественно, Федеральное бюро расследований. Оно приступило к созданию централизованной цифровой базы данных еще в 1967 г. по приказу Джона Эдгара Гувера. База стала называться Национальным информационно-криминологическим центром, охватила все 50 штатов и была доступна государственным и местным правоохранительным органам. <…> По мере роста база данных ФБР сливалась с базами местных правоохранительных органов, возникавшими то тут, то там <…>. В то же время прилагались активные усилия по организации общенациональных банков данных, которые связали и централизовали бы разного рода сведения. <…>

Корпоративная Америка тоже с энтузиазмом внедряла цифровые базы данных и подключенные к сети компьютеры ради повышения производительности труда и сокращения издержек. Кредитные компании, банки, рейтинговые агентства, авиалинии – все они начали оцифровывать свои операции, создавать централизованные компьютерные базы данных и запрашивать информацию через удаленные терминалы. <…>

Рост всех этих баз данных не остался незамеченным. Сильнее всего в то время опасались, что распространение корпоративных и правительственных баз данных и компьютерных сетей приведет к обществу тотального надзора, где каждый под колпаком, а политическое инакомыслие искоренено. Об этом беспокоились не только левые активисты и студенты-демонстранты, а почти все социальные слои. Люди боялись слежки – как государственной, так и корпоративной.

Эти страхи иллюстрирует заглавная статья выпуска Atlantic Monthly за 1967 год, написанная Артуром Миллером, профессором права Мичиганского университета. В тексте жестко критикуется стремление бизнеса и правительственных учреждений централизовать и компьютеризировать сбор данных. <…> В статье подробно рассказывалось об одной предлагаемой федеральной базе данных – Национальном дата-центре, который должен был сосредоточить личные данные в одном месте и присвоить каждому человеку в системе уникальный идентификационный номер. Миллер предупреждал, что такая база данных серьезно угрожает политической свободе. После запуска она неизбежно будет расти и постепенно охватит все стороны человеческой жизни. Современный компьютер – нечто большее, чем хитроумная индексирующая или счетная машина либо миниатюрная библиотека; это краеугольный камень новых средств связи, чьи возможности и последствия мы только начинаем осознавать. В обозримом будущем компьютерные системы будут связаны вместе посредством телевидения, спутников и лазеров, и мы начнем передавать большие объемы информации на огромные расстояния за ничтожно малое время…

Само существование Национального дата-центра может вдохновить некоторых федеральных чиновников на использование сомнительных методов слежения. Например, оптические сканеры – устройства, способные с фантастической скоростью читать различные виды шрифтов или почерка – могут применяться для контроля за нашей почтой. В результате подключения их к компьютерной системе считанная сканером информация сможет быть преобразована в понятную для машины форму и добавлена к досье человека в Национальном дата-центре. Затем, благодаря сложному программированию, можно будет нажатием одной кнопки получить досье на всех, кто переписывался с объектом слежки, и пометить их соответствующей записью, скажем, «общается с установленными преступниками». В результате человек, просто обменявшийся рождественскими открытками с тем, чья почта проверяется, может сам оказаться под наблюдением, или его не возьмут на работу в госучреждение, или откажут в государственной субсидии либо другом виде помощи. Он был помечен непроверенной, безличной и ошибочной компьютерной записью – «общается с установленными преступниками» – и теперь бессилен исправить ситуацию. Более того, он, вероятно, даже никогда не узнает о существовании такой записи.

<…> Разоблачительная статья Кристофера Пайла произвела эффект разорвавшейся бомбы. Новость о CONUS Intel была на первых полосах. <…> Самое напористое расследование провел сенатор Сэм Эрвин <…> Он имел репутацию умеренного демократа-южанина: систематически отстаивал «законы Джима Кроу», сегрегацию жилья и школ и боролся против равноправия женщин. Его часто называли расистом, но сам он считал себя сторонником строгого соблюдения Конституции. Он ненавидел федеральное правительство, а значит – и внутренние программы наблюдения. В 1971 г. сенатор Эрвин организовал ряд слушаний по разоблачениям Пайла, а также обратился к самому Пайлу за помощью.

Первоначально расследование касалось только армейской программы CONUS Intel, но очень скоро оно охватило гораздо более масштабную проблему – распространение правительственных и корпоративных компьютерных баз данных и систем слежения. «Эти слушания были назначены по той причине, что из жалоб, полученных Конгрессом, стало очевидно, что американцы из самых разных слоев озабочены ростом количества правительственных и частных записей об отдельных лицах, – сообщил Эрвин Сенату в своем эффектном вступительном заявлении к расследованию. – Они обеспокоены нарастающим сбором информации о них, информации, которая этих сборщиков не касается. Создается огромная телекоммуникационная сеть, в которой компьютеры ежедневно передают данные со всех концов страны… Опираясь на помощь системных аналитиков, правительства штатов и местные власти придумывают способы, как соединить свои банки данных и компьютеры с федеральными, а федеральные чиновники стараются инкорпорировать данные штатов и муниципалитетов в свои информационные системы»?.

Первый день слушаний (которые получили название «Федеральные банки данных, компьютеры и Билль о правах») привлек очень большое внимание СМИ. «Сенаторы рассматривают угрозу „диктатуры досье“» — гласил заголовок на первой странице New York Times, где также была размещена вторая статья – о бомбардировках в Лаосе, проведенных южновьетнамской армией?: «Частная жизнь среднестатистического американца является объектом 10–20 личных досье в архивах и компьютерных банках данных правительственных и частных агентств… Большинство американцев имеют лишь смутное представление о том, насколько пристально за ними наблюдают».

Следующие нескольких месяцев сенатор Эрвин с пристрастием допрашивал верхушку Пентагона, но встречал упорное сопротивление. <…> Сенатор пригрозил публично осудить программу слежения армии как антиконституционную и использовать свои полномочия по вызову свидетелей и сбору доказательств, чтобы законным путем принудить Пентагон дать показания, если его представители и дальше будут отказываться сотрудничать. В конечном итоге <…> комиссия выяснила, что армия США ведет очень активную разведывательную деятельность внутри страны и «развернула обширнейшую систему для мониторинга практически всех политических протестов в Соединенных Штатах Америки». В стране насчитывалось свыше 300 «центров документации», многие из которых хранили более 100 тысяч карточек на «людей, представлявших интерес». К концу 1970-х гг. в одном национальном центре военной разведки было 25 миллионов файлов на отдельных лиц и 760 тысяч файлов на «организации и инциденты». В этих файлах было полно пикантных подробностей (сексуальные предпочтения, внебрачные связи и особенно – предполагаемые гомосексуальные наклонности), никак не связанных с официальной целью – сбором улик о возможных контактах людей с иностранными правительствами и их участии в преступных заговорах?. И, как установила комиссия, разведывательное командование сухопутных войск имело несколько баз данных, способных сверять эту информацию и устанавливать отношения между людьми и организациями.

Комиссия сенатора Сэма Эрвина подтвердила еще кое-что: программа слежения армии была прямым продолжением более общей американской стратегии противоповстанческой борьбы, разработанной для зарубежных конфликтов, но незамедлительно примененной на внутреннем фронте. «Офицеры, работавшие во внутренних оперативных центрах, вели записи, очень схожие с теми, что ведут их коллеги в компьютеризированных оперативных центрах в Сайгоне», – отмечалось в итоговом отчете о расследованиях сенатора Эрвина?. Действительно, армия говорила об активистах и демонстрантах так, будто те были организованными вражескими боевиками, внедренными в ряды местного населения. Они «квартировались», планировали нападения на «цели и объекты» и даже включали «организованное снайперское звено». Армия использовала стандартные для военных учений цвета: синим обозначались «дружеские силы», а красным – «негритянские кварталы». Однако, как ясно указывалось в отчете, находившиеся под наблюдением люди были не боевиками, а обычными гражданами: «Армейская разведка не просто проводила рекогносцировку местности на предмет расположения биваков, подъездных путей и арсеналов „Черных пантер“. Она собирала, распространяла и хранила большие объемы информации о частных и личных делах законопослушных граждан. Комментарии, касающиеся финансового положения, сексуальных связей и историй психических заболеваний лиц, не связанных с вооруженными силами, обнаруживаются в различных системах документации». Таким образом, армия шпионила за огромной частью американского общества без достаточных на то оснований. «Гипотеза о том, что за правозащитниками и антивоенными движениями могут стоять революционные группы, определяла ход операций против них, – объяснял сенатор Эрвин в итоговом отчете, составленном его сотрудниками по результатам расследования. – Демонстранты и участники беспорядков рассматривались не как американские граждане со своими заботами, а как „диссидентские силы“, стремящиеся разрушить статус-кво. Исходя из этой концепции, неудивительно, что армейская разведка собирала информацию о политической и частной жизни оппозиционеров. Этого требовали военные доктрины контрразведки, противоповстанческой борьбы и операций по гражданским вопросам»?.

Организованные сенатором Эрвином слушания привлекли большое внимание и пролили свет на распространение федеральных надзорных баз данных, создававшихся бесконтрольно и в обстановке секретности. Армия пообещала уничтожить архивы наблюдений, но Сенату не удалось получить убедительных доказательств, что они были полностью ликвидированы. Напротив, всплывали все новые свидетельства того, что армия намеренно утаила и продолжила использовать собранные данные.