«Протест будет только нарастать» — такими были ликующие прогнозы оппозиционных публицистов, комментирующих динамику уличных сборищ конца июля – начала августа. Казалось, что на смену 50-тысячной (по оптимистическим оценкам) толпе 10 августа идёт волна и вовсе гигантская, сметающая всё, «девятый вал»…

И – тишина. 17 августа в Москве не произошло НИЧЕГО. Ни 50 тысяч, ни 20, ни 10, ни 5, ни даже 500 человек не собралось – хотя митинг был согласован на 100 тысяч человек! «Медуза» с «покер-фейсом» (типа так и надо, всё идёт по плану) написала об ОДИНОЧНЫХ пикетах. ОДИНОЧНЫХ!

Честно говоря, перед нами парадокс – и парадокс масштабный, глубокий, сложный. Как так могло получиться, что все «рассерженные москвичи» за неделю испарились в неизвестном направлении, а осталась лишь микропроцентная статпогрешность? Разве Соболь уже допущена к выборам? Яшин и Гудков кричат «Мы победили!»? Собянин публично извинился перед оппозицией за действия полиции?

Да нет же. Всё как было – так и осталось. Ни одна из заявленных целей протеста не достигнута даже близко. «Раздражитель», который якобы всех достал так, что аж жизни больше нет – никуда не делся. А реакции на него – уже нет. Никакой. Вообще. Ни у кого.

И простая логика, и социологические законы, и исторические примеры – всё говорит о том, что ТАК НЕ БЫВАЕТ. Не может такого быть, что у 50 тысяч человек за неделю резко поменялись взгляды, убеждения, боевой настрой, воля к борьбе! Они не «утоплены в крови», их не «сломили», не «раскололи» — и вообще, власть за эту неделю не предпринимала никаких репрессивных действий. И вдруг – протест куда-то необъяснимым образом из протестных масс улетучился. Это нельзя списать на погоду, начало учебного года, праздники, некие шокирующие новости, переключающие внимание, и т.п.

Факты – штука упрямая, а практика, как известно, критерий истины. Если мы видим всё это собственным глазами, значит – придётся признать, что мы свидетели ранее не виданного прецедента, и теперь ему нужно найти объяснение, не опираясь на законы и логику прошлого, а вырабатывая новые.

Вспомним события столетней давности – первую русскую революцию 1905 года. Её не зря называют в исторической литературе расширенно – «революция 1905 – 1907 годов». В конце 1905 года вооружённое восстание было утоплено в крови, уличные бои в Москве закончились не в пользу революционеров, но разве это поставило точку в их борьбе с правительством? Как бы не так! Борьба переместилась в сферу террора, партизанщины, поджогов помещичьих усадеб, и хотя на улицах не стало баррикад – о мирной жизни в Российской империи и речи ещё не было. Напротив, накал революционной агрессии стал более ожесточённым и озлобленным.

Представить, что у тогдашних «людей длинной воли» — конспираторов, боевиков, бомбистов – за неделю «прошло настроение», просто невозможно. Чтобы напомнить себе, какого рода были эти персонажи, просто перечитайте «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева.

Не воспринимайте это как похвалу и восхищение, акцент просто нужно сделать на том, что тогда – сто лет назад – революционеры не относились к своей протестной деятельности как к игре: пока интересно – играю, надоело – бросил и забыл.

И буквально 30 лет назад, во время перестройки, такого тоже ещё не было. Люди, выходящие на улицы с какими-то требованиями, были последовательнее и настойчивее. В этом смысле современные протестанты крайне далеки не только от Бориса Савинкова, но и от Валерии Ильиничны Новодворской.

Сегодня же мы видим, что у нового поколения сформировалась воля не то, что не «длинная», а её даже просто «короткой»-то – стыдно называть. Это уровень рыбки Дори:

Бесконечный поток меняющейся информации (чего не было ещё лет 20-30 назад) не оставляет времени для «вызревания» убеждений – для их весомого, укоренившегося, серьёзного овладения человеком. Безусловно, и раньше человек мог сменить свои взгляды, поменять политический лагерь, потерять интерес к прежней деятельности – но не 99,9 % участников митингов и не за неделю же?!!

Всё это открывает нам печальную истину: общественные законы прежних времён больше не работают – качественно изменился сам человек. Покорённый калейдоскопом клиповых впечатлений, он больше не в состоянии сосредоточиться на одной мысли и идее, даже если какое-то время она его и увлекает. При этом нет смысла говорить о МАНИПУЛЯЦИЯХ, которые были, де, применены властью для обмана и отвлечения протестующих – никаких манипуляций за эту неделю замечено не было, ни больших, ни малых. Просто «сломаны игрушки, дети наигрались». Люди манипулируют сами собой, или, вернее сказать, ими манипулирует сегодняшний ритм информационного потока, сформировавший сознание «поколения рыбок Дори».

Здесь даже сложно подобрать верные слова диагноза – перед нами не «разочарование», не «усталость», не «страх», так как все эти эмоции не способны выключить сразу 99% респондентов, а биологическая уже неспособность к концентрации. Социальный «синдром дефицита внимания», эпидемия которого охватила все слои. Внимание прыгает как блоха по строчкам фейсбука и твиттера, чьим-то комментам и лайкам, новым трендам и видосам, хайпам и баттлам, скандалам и премьерам, агрессивный поток которых не прекращается ни на минуту. Всё такое вкусное!

Соберутся ли завтра эти 50 тысяч человек? Возможно. А послезавтра? Никто не знает. А через месяц? Вопрос из области квантовой неопределённости. Никаких «Пока я жив – покоя царским сатрапам не будет» тут нет и в помине!

Так существует ли пресловутый протест, если нет самих протестантов? Если каждый из них протестант только тогда, когда ему об этом ударно напоминают, когда его раздробленное на сотни осколков внимание удаётся кое-как, неустанными усилиями оппозиционной пропаганды, сфокусировать на недовольстве властью? Савинков и Новодворская смотрят на это – и не понимают, не в состоянии понять. Такого ещё не было в истории!

А всё-таки, когда это началось, эта симуляция протеста, подмена подлинных требований части общества – сиюминутным настроением случайных людей, социального прогресса – хайповой модой?

Видимо, в 1968 году, в эпоху пресловутого «красного мая». Именно тогда возник «протест без протестующих». Никакого «революционного класса», ущемлённого сословия, угнетаемой этнической группы и прочих реальных, не шуточных акторов социальных преобразований там не было. Была молодёжь, которая решила свой карнавал, движуху, трэш и угар, «пляжи под мостовой», облечь в революционную форму. На карнавале все веселятся за счёт своих костюмов и образов – молодёжь выбрала костюм революционеров. А де Голль поверил, что это не костюм, а настоящие «рассерженные граждане» с настоящими требованиями. Поверил, ушёл, и в итоге «революционеры» очень скоро забыли о своих увлечениях и требованиях, а вот Франция объективно геополитически очень сдала позиции. Революция была не настоящей, карнавальной, в такую как-то глупо и стыдно стрелять из пулемётов и давить танками, а поражение – поражение страны было не игрушечным.

У «игрушечной революции» есть множество и плюсов, и минусов для её организаторов. Плюсы: если обходиться без грубого насилия, то протест « свержения режима» превращается в нечто весёлое и относительно безопасное, на пулемёты идти не надо, шашками никто толпу рубить не будет. Минусы: воспринимая свой протест как игру, участники не склонны придавать ему слишком серьёзное значение и их мотивация меняется день ото дня, чего не бывает с настоящими, классическими революционерами – Рахметовыми, Оводами, народовольцами и эсерами.

И вот тут как раз нельзя не упомянуть два слова – «стихийный протест» и «киберпанк».

Вся претенциозная чушь про «протестующие научились обходиться без лидеров» — это красивые фантазии, не имеющие к реальности никакого отношения. Сейчас протест умело остановлен точечными воздействиями на лидеров – и что, где эти «стихийные толпы»? Их хватило на один митинг. Вывод прост: нет лидеров, которые напоминают массам, что они должны думать и делать – нет и протеста. Никакой глубинной основы у него нет, есть только «ручное управление».

И про «киберпанк»: как ни странно, но очень сложно быть уличным хулиганом в эпоху торжества современных технологий контроля и слежки. Камеры, прослушка, треккинг, нейросетевое распознавание лиц – и вот уже никакой анонимности нет и в помине. Митингующие возмущены? Скорее, обескуражены. Неотвратимость возмездия теперь стала почти абсолютной. Неотъемлемая черта карнавала – анонимность, бесстыдство и безнаказанность под чужой личиной, а когда ты стоишь как «на ладони у Бога», весь голенький, видимый и понятный — кураж куда-то пропадает. Надолго. А ведь известно, что для роста правосознания нет нужды делать наказание чересчур жестоким – его всего лишь надо сделать неотвратимым.

Так протест оказался не массовым, не стихийным и не протестом. Симулякр пал жертвой наступившего киберпанка — и под напором новых технологий разоблачил сам себя. И если вы увидите его снова – не верьте иллюзии десятков тысяч: просто перечитайте этот текст.

Григорий Игнатов