Да, злодеяния происходят во всех войнах, но в некоторых их видах они могут стать практически неотделимыми от каждодневного боя. Под «производящей жестокость ситуацией» я имею в виду окружающую обстановку настолько структурированную в военном и психологическом отношениях, что средний человек, попадающий в неё – не лучше и не хуже нас с Вами – может стать способным к совершению злодейских поступков. Структура войны включает военные действия против партизан в удалённой, чужеродной окружающей обстановке, против небелого противника – там, где чрезвычайно трудно отделить боевика от гражданского. Добавьте к этому непростые психологические реакции оккупантов или захватчиков, комбинации страха и беспомощности, гневной скорби как ответ на смерть товарищей, и жажду врага, который «встанет и будет драться».

Всё это легко может закончиться гневом без разбора ко всем небелым людям, которых солдат якобы защищает, к каждому вьетнамцу, иракцу или афганцу. Участие сержанта Бэйлса в четырёх боевых командировках наряду с другими персональными факторами могло сделать его особо склонным к жестокости, но его поведение наиболее полно отражает войну, на которой он воевал: «производящую жестокость ситуацию», преобладающую в Афганистане.

Отсюда общий шаблон ужасающих инцидентов: неоднократные убийства гражданских лиц, морская пехота, мочащаяся на тела талибов, сожжение Корана, осквернение останков повстанцев (как это запечатлено участниками на фото). Готовность к зверствам была отмечена журналистом, прикомандированным к американским солдатам в Афганистане, Нейлом Ши. Один из них сказал ему, что «это место, куда я приезжаю, чтобы делать грёбанные (в оригинале более крепкое слово – прим. пер.) вещи», – слова, которые Ши слышал «в разных вариациях от многих американских солдат». Они могли бы осознавать, что такое поведение помогает врагу, а, может быть, даже выражается в циничном удовольствии от «рекрутирования в Талибан». Американские солдаты в Афганистане – как во Вьетнаме и Ираке – таким образом, становятся одновременно и жертвами, и палачами. Две роли, от которых нас мудро предостерегал Альбер Камю.

Некоторые сравнили неистовство сержанта Бэйлса с гораздо более массовой бойней в Май Лай в 1968 г. – резнёй, в одно утро учинённой американскими солдатами над пятьюстами гражданскими лицами в маленькой вьетнамской деревне. В обоих случаях произошло постепенное ожесточение американских солдат, признаком которого был обмен историями о гротескно жестоких вещах на тему, чтобы каждый из них сделал с первым встречным вьетнамцем или афганцем. Ши слышал, как один солдат обратился к сержанту, который говорил своим солдатам: «Убивать всё», добавив: «Знаете что? .... этих людей». Эмоции – слишком напоминающие те, что вылились в Май Лай.

Май Лай стала определяющим событием вьетнамской войны, а убийства сержанта Бэйлса вполне могут стать таким же для Афганистана. В обоих инцидентах американцы подверглись гротескному причислению к жестоким убийцам гражданского населения, олицетворяющим войну, на которую они прибыли для воспрепятствования, противостояния ей.

Министр обороны Леон Панетта, явно расстроенный американским проступком в Афганистане, недавно заявил: «Это не то, кто мы есть, и это, конечно же, не то, что мы собой представляем, когда речь идёт о большинстве мужчин и женщин в униформе». Но я бы добавил – это то, чем мы становимся, когда ведём войны, структурированные под жестокость.

В течение 10 лет мы были вовлечены в военные действия в Афганистане, достаточно долго для того, чтобы рождённые в начале войны сейчас были в пятом классе. Можем ли мы – если ещё не поздно – извлечь урок из такого рода войны, которую мы вели там, в Ираке и во Вьетнаме? Для нас настало время воспротивиться и отказаться от этого американского способа ведения войны.