Россия и мировой порядок

Сирийский кризис стал поворотным моментом. Большинство наблюдателей были изумлены гибкостью политики России по Сирии. Многие ожидали, что Москва в конце концов уступит перед лицом западного натиска. Но находчивая дипломатия и своевременное наращивание военно-морских сил в восточном Средиземноморье смогли изменить развитие кризиса.

В сентябре российские ВМФ констатировали, что их размещение в Средиземноморье «может оказать серьёзное влияние на нынешнюю военную ситуацию» вокруг Сирии. Наверняка администрация Обамы оказалась не склонна принимать участие в эскалации напряжённости, которая вполне могла выйти за рамки, затронув региональных союзников и подорвав позиции Америки в регионе. Дипломатия стала разумной, и русские уговорили сирийцев передать контроль за своим химическим оружием на международный уровень в обмен на безопасность и суверенитет.

По большому счёту, это реставрация мирового порядка, регулируемого Вестфальскими нормами и Хартией ООН, как основы отношений – что и придаёт значимость этому геополитическому событию.

Противостояние радикализму

Ещё одна точка соприкосновения Москвы и Дели нашла своё выражение в заявлении о схожести позиций по радикальной идеологии. Оба государства продолжают противостоять эффекту разрастания радикальных идеологий, которые поддерживаются извне на индийских и российских рубежах.

Как недавно отметил президент России Владимир Путин, «Некоторые политические силы используют ислам, радикальные течения внутри него... для ослабления нашего государства и создания конфликтов на российской земле, которыми можно управлять из-за границы».

Перспектива слабого и раздираемого войной Афганистана предполагает повтор недавней истории. В 1990-е Индия и Россия наряду с Ираном тесно сотрудничали в поддержке Северного Альянса, как бастиона против спонсируемого Пакистаном Талибана. После 2001-го Индия скорректировала свою афганскую политику, недвусмысленно поддержав западную интервенцию в надежде, что это изменит геополитические проблемы Южной Азии.

Однако, западная стратегия так и не смогла переступить через свои внутренние противоречия: поддержка усилий по строительству афганского государства и – одновременно – надежда на пакистанскую армию и Службу Внутренней Разведки, тайного спонсора Талибана, ради продолжения анти-повстанческой кампании по Линии Дюрана. Конфликт интересов оказался непреодолим, и Афганистан и его соседи несут тяжесть последствий.

Россия начала усиливать центрально-азиатско-афганские границы точно по тому же сценарию. Россия решала удвоить воздушное присутствие в Киргизии до 20 боевых «Сухих» в то время, как США закрывают свою единственную логистическую базу в Центральной Азии в Манасе. Таджикистан, где размещены 7000 российских военнослужащих, продлил российское военное присутствие до 2042 года.

Вопреки бытующему восприятию, именно ОДКБ, возглавляемый Россией военный альянс, в который входят постсоветские государства, а вовсе не ШОС – принципиальная структура безопасности для Центральной Азии. Для Индии, чтобы потенциально допустить любое заблаговременное оперативное присутствие ради обеспечения безопасности своих афганских вложений, важно существование двустороннее соглашение с Россией и, далее соглашение с ОДКБ.

Основные ограничения в расширении стабилизации с помощью ШОС в Афганистане состоят в том, что восприятие угрозы русскими и индусами не совпадает с китайским видением по вопросу восстановления Талибана в Афганистане. Вероятно, Китай мог бы приспособиться к Талибан-Пакистанской военной сфере влияния в южном Афганистане ради того, чтобы обезопасить проблему с китайскими уйгурами и экономические вложения Пекина в Афганистане.

Российский восточный «разворот»

Дмитрий Трене, российский аналитик, недавно отметил, что внешняя политика России, вероятно, продолжит «геополитический сдвиг в сторону Евразии и Азиатско-Ттихоокеанского региона» и «ещё больше дистанцируется от США и Европы». Другой эксперт, Игорь Окунев, утверждает, что Россия «начинает вести прагматичную и острую политику в духе реальной политики» и «уходит от про-европейской ориентации».

Может ли развивающийся российский взгляд на мир сделать Россию более склонной к подчинённому положению в блоке с Китаем? Образ России, как независимой великой державы исключает такую перспективу. Даже во время доминирования западников Москва отказывалась принимать неравное партнёрство с Западом. Маловероятно, что она примет его и в отношениях с Китаем.

Из 14 соседей Китая, Россия и Индия – самые значимые в континентальной Азии. Исторически именно советское решение о нормализации отношений с Китаем в середине 1980-х убедило Индию последовать этому примеру в 1988-м. К 2008-му Россия и Китай разрешили все свои территориальные споры.

На данный момент российская и индийская политика в отношении Китая кажутся схожими. На глобальном уровне оба государства считают полезным сотрудничать с Китаем и в ООН, и в БРИКС. Для России Китай – полезный партнёр в ограничении односторонних действий Запада. На региональном уровне с точки зрения и России, и Индии, китайский фактор становится более сложным, и фон взаимодействия зачастую формируется конкурентным давлением.

Тем не менее, ни Россия, ни Индия не желают ни участвовать в региональной холодной войне против Китая, ни учитывать китайскую сферу влияния в Азии. Как заметил российский министр иностранных дел Сергей Лавров в прошлом году: «Важно помешать... выходу азиатско-тихоокеанского региона за пределы естественного и взаимного стимулирующего соревнования и направлению его по отрицательному пути горячего соперничества или даже конфронтации».

Российская азиатско-тихоокеанская политика, как недавно заявил Сергей Лавров, «нацелена на стабильный баланс сил». Российский подход ясно это подчёркивает.

В апреле этого года Россия и Япония предприняли новые шаги по разрешению 70-летнего территориального спора за Курильские острова и нормализацию отношений. Бывший японский дипломат недавно отметил: «Наиболее значимый элемент для выхода из территориального тупика – международная ситуация... шанс разрешить спор ещё есть». Для Японии всё упирается в Китай.

Для России это ещё и часть поиска возможностей по восстановлению своего тихоокеанского влияния, развития энергетических связей и российского Дальнего Востока. Россия понимает, что оснащение приморской части Восточной Азии потребует новых вариантов транспортировки, например отгрузки СПГ или трубопроводов по морскому дну, а не традиционных континентальных трубопроводов в Европу и Китай. Япония и Южная Корея уже стали крупнейшими импортёрами СПГ, поглощающими 50% мировых поставок. Япония импортирует 96% газа, и в них доля российского – всего 8%. Российский газ позволит иметь более безопасные и короткие коммуникационные линии зависящей от импорта Японии.

И министры иностранных дел, и министры обороны России и Японии начинают первый раунд диалога в ноябре этого года. Президент России Путин и премьер-министр Шинзо Абе за этот год четыре раза проводили переговоры, самые недавние – на саммите АПЕК в Индонезии.

И на Корейском полуострове российский восточный «разворот» весьма ощутим. И Россия, и Китай соревнуются в использовании своего геополитического положения, чтобы предложить новые евразийские линии коммуникаций в Восточную Азию, которая традиционно полагалась на морские пути в Европу. В сентябре Россия открыла 54-хкилометровый отрезок железной дороги до северокорейского порта Раджин, – пилотный проект, потенциально связывающий весь Корейский полуостров с Транссибирской сетью железных дорог.

Связи Москвы с Южной Кореей расширяются, и в 2012 году торговый оборот между странами приблизился к $25 миллиардам. С 2004 года Россия помогала Южной Корее в развитии космической программы, и в августе вывела на орбиту ещё один корейский спутник. В промышленных разработках южно-корейские компании, такие, как Samsung и LG, полагаются на центры инноваций и программного обеспечения в России для продвижения передовых потребительских электронных товаров. В сфере автомобилестроения Южная Корея – единственная из восточно-азиатских экономик, которая открыла полные производства в России с высоким уровнем локализации.

В Юго-Восточной Азии Россия проводит прозрачную политику помощи Вьетнаму и Индонезии в военной модернизации. Россия ныне – третий по величине иностранный инвестор во Вьетнаме после Японии и Сингапура. Россия помогает Вьетнаму и в обновлении бухты Камран, старой глубоководной гавани, которая служила советской военно-морской базой во времена Холодной войны. Важно, что отдельные виды вооружений, поставляемые Россией Вьетнаму – подводные лодки, фрегаты и истребители, вооружённые противокорабельными ракетами – демонстрируют попытку усилить вьетнамские интересы в Южно-Китайском море. К 2016 году Вьетнам будет иметь шесть дизельных субмарин класса Kilo, которые более современны, чем поставленные Россией Китаю.

Россия увеличивает пространство манёвра для Вьетнама и даёт возможность более уверенно вовлекать Китай в спор о Южно-Китайском море.

Что может от России получить Индия

Китайский фактор доминирует в слишком большой доле рассуждений об индийской безопасности, зачастую при этом пренебрегают и определением индийских интересов в различных областях или оценивают структурные тенденции в глобальной и региональной безопасности. Основная проблема, стоящая перед Индией – собственная конструктивная роль в Азиатско-Тихоокеанском регионе, а не просто реакция на подъём Китая.

Сложная политика России предлагает модель, которой стоит следовать – независимая и позитивная роль в регионе, с внимательным контролем геополитической стабильности и баланса сил.