Цикл, относящийся к структуре вооруженных сил, оказался порочным, и его нужно было прервать в прошлом столетии — Сухопутные силы США формируются для борьбы против специфического типа врага, одерживают победу (пиррову или какую-то другую), а затем вновь происходит реорганизация для подготовки к следующей угрозе, но при этом обнаруживается, что и первая угроза никуда не делась. Россия — всего лишь последнее повторение данного цикла.

После развала Советского Союза в 1991 году в Соединенных Штатах началось десятилетие сокращения обычных вооружений, затем последовало десятилетие, в течение которого внимание было сосредоточено на ведении военных действий против повстанческих группировок, а после этого в очередной раз была осознана необходимость присутствия способных внушить доверие вооруженных сил в Европе. Лишь семь лет прошло с того момента, когда были деактивированы две бригады в Европе, и Армия США вновь входит в свой новый цикл, а уровень присутствия вооруженных сил на континенте повышается. В тот момент, когда Сухопутные силы США пытаются восстановить свои возможности для создания превосходства в обычных вооружениях, уместно задать вопрос относительно целей избранного курса действий в отношении России.

Имеют ли своей целью увеличенные вооруженные силы в Европе нанести поражение наступающим российским войскам или просто отсрочить его? Это средство сдерживания или политическое средство? Более точное определение целей позволит, в конечном итоге, улучшить планирование в области вооруженных сил, однако для этого требуется объективно посмотреть на историю пребывания Сухопутных сил США в Европе после окончания Второй мировой войны. Полезность подразделений Армии США в Европе со временем переместилась в область политики и сдерживания, а не в сторону формирования сил, способных остановить наступление России. Вместо того чтобы принять «бухгалтерский» подход к восстановлению Сухопутных сил США в Европе, опыт истории указывает на существование более нюансированных и менее затратных вариантов для достижения целей Америки в Европе.

Послевоенный период и Новый взгляд

Победа в 1945 году досталась дорогой ценой для всех участников сражений, однако ни одна другая страна не заплатила такую цену, как Советский Союз, который, по имеющимся данным, потерял 27 миллионов человек. Для тех людей, которые стали рассматривать бывшего и сильно истощенного союзника как следующую большую угрозу, искушение «задушить большевизм в его колыбели», как выразился Уинстон Черчилль после окончания первой мировой войны, оказалось довольно сильным. Генерал Джордж Паттон выступал именно за такой подход. По его словам, «одна Третья армия с чертовски незначительными потерями могла бы расправиться за шесть недель с тем, что осталось от русских».

Однако пресловутая колыбель, в итоге, стала значительно больше по размеру. Несмотря на колоссальные людские потери, в Советском Союзе в 1945 году под ружьем находилось, согласно оценкам, 11 миллионов человек, и это примерно соответствовало общему количеству военнослужащих в Соединенных Штатах. Помимо количественных показателей, нужно было учитывать концентрацию советских вооруженных сил в Европе, способность выдержать невероятные потери, возможность быстро пополнить численность за счет призывников — все это обеспечивало реальное преимущество.

Никаких крупных военных столкновений в Европе не произошло, однако многие считали подобную ситуацию временным рецептом. Американские солдаты оставались в большом количестве в Европе как раз в тот момент, когда формулировалась политика сдерживания, однако оставались серьезные сомнение по поводу способности существующего военного контингента одержать обеду в масштабной наземной войне. После 1946 года количественный разрыв между американскими и советскими вооруженными силами лишь увеличивался, что было важным фактором для личного состава и для техники в случае наземной войны в Европе. Но несмотря на все более мрачную перспективу, американские войска продолжали оставаться в Европе в большом количестве.

Став президентом в 1953 году, Дуайт Эйзенхауэр быстро осознал, что военная реальность и более широкая стратегия не совпадают. Основываясь на своем опыте верховного главнокомандующего союзническими силами и службы в качестве пехотинца, Эйзенхауэр подверг критике европейскую стратегию Соединенных Штатов как с логической, так и с моральной точки зрения. Если Армия США не может надеяться на то, чтобы отразить наземное наступление Советского Союза, то какой смысл имеют количественные показатели относительно размещенных в Европе войск? Кроме того, нужно было ответить и на такой вопрос: Имеет ли смысл жертвовать жизнью солдат из состава наземных сил в войне, в которой они не могут победить? Большая стратегия Эйзенхауэра, получившая название «Новый взгляд» (New Look), была направлена на решение обеих указанных проблем.

Помимо использования таких невоенных действий как тайные операции, экономическое давление и информационная война, стратегия «Нового взгляда» основывалась на доктрине масштабного возмездия, смысл которой состоял в том, что любая атака советских войск на Западную Европу с применением обычных вооружений автоматически повлечет за собой полновесный ядерный удар со стороны Соединенных Штатов. По сути, Эйзенхауэр делал ставку на то, что перспектива уничтожения с помощью ядерного оружия, даже без учета наземных сил, представляла собой достаточный фактор для того, чтоб удержать Советский Союз от любого крупного наступления.   

Поскольку любая наземная война гарантированно превращалась в ядерную, у Советского Союза не было никаких стимулов для начала наступательной операцию. Более того, концепция «Нового взгляда» позволила военной политике Соединенных Штатов учесть эту новую реальность. Сомнительные денежные инвестиции в более значительные и обреченные на поражение наземные силы были сокращены в пользу инвестиций в ядерную и военно-воздушную область, что было намного более экономичным способом достижения военного сдерживания. Хотя все эти варианты политики никак не способствовали укреплению морального духа Сухопутных сил США, они, на самом деле, позволили реализовать стратегическую парадигму, в которой наземные силы больше уже не выполняли роль лежачего полицейского на пути в Западную Европу (подобного рода конфликт, в любом случае, стал бы ядерным). По словам историка Адриана Льюиса (Adrian Lewis), сухопутные силы в Европе при Эйзенхауэре представляли собой «демонстративную линию, которую противник не должен был пересекать». Руководствуясь своей верой в то, что «самая ужасная работа в ходе войны — это быть вторым лейтенантом и возглавлять взвод на поле боя», Эйзенхауэр реализовал ясную и реалистичную стратегию, которая надежным образом защищала Западную Европу, не вдаваясь при этом в кровавые фантазии по поводу неядерного конфликта с участием обычных наземных вооруженных сил. Перспектива еще более масштабной кровавой бойни запрещала подобного рода сценарий. Если «Новый взгляд», на самом деле, был ставкой в существовавшей игре, то она сработала.

В свои последние президентские годы Эйзенхауэр все больше сомневался в эффективности содержания большого количества солдат в Европе. Если наземные силы выполняют в большей степени роль минной растяжки, а не блокпоста, то тогда присутствие лишь «одной американской дивизии в Европе позволяет «показать флаг» столь же определенно, как и присутствие нескольких дивизий». Что касается содержания боеспособных вооруженных сил в Европе на случай неядерного конфликта, то он считал, что решением этой проблемы должны заниматься сами европейские государства.

Предвосхищая тот язык, который президент Дональд Трамп будет использовать спустя полстолетия, Эйзенхауэр утверждал, что «Соединенные Штаты имеют право и обязанность настаивать на том, чтобы партнеры по НАТО взяли на себя большее бремя в том, касается защиты Западной Европы». В противном случае Соединенные Штаты рисковали помешать «созданию той военной силы в европейских государствах, которую должны обеспечить для себя». Таким образом, стратегия Эйзенхауэра по противодействию России в Европе, хотя она и была рискованной, предполагала использование союзников и технологий для сохранения американских жизней и ресурсов. Подобная реалистичная стратегия не основывалась на необходимости в физическом смысле остановить советское наступление.

Компенсационные стратегии

Эта парадигма, в основном, продержалась в течение следующих двух десятилетий. Несмотря на критику, которую при Кеннеди вызывала концепция «Нового взгляда», теоретики «ограниченной войны» того времени применяли свою политику постепенной эскалации, в основном, в отношении периферии Европы (во Вьетнаме она привела к катастрофическим последствиям), а не самого континента. В Европе военная ситуация оставалась, в целом, неизменной, и Советский Союз обладал там преимуществом в соотношении 10: 1 в том, что касается размещенных на передовой линии активных дивизий. Подобный дисбаланс сохранялся до конца 1970-х годов, когда Соединенные Штаты начали целенаправленно использовать свое экономическое и технологическое преимущество для того, чтобы свести на нет количественное преимущество с советской стороны. Изобретение транзисторов в 1947 году открыло невероятные возможности в области военных технологий, и к концу 1970-х годов они достигли той стадии зрелости, когда их уже можно было использовать в высокоточных управляемых боеприпасах (Precision Guided Munitions). На основе выводов, извлеченных войны во Вьетнаме, разрабатывалась улучшенная объединенная доктрина использования Сухопутных сил, и, как утверждают, в результате впервые возникла возможность победить Советы в наземной войне.

Высокоточные управляемые боеприпасы впервые стали использоваться во Вьетнаме, и там управляемые по лазерному лучу снаряды продемонстрировали свою способность поражать конкретные цели, а также позволили экономить время, ресурсы и минимизировать сопутствующий ущерб. Презентация боеприпасов этой категории совпала с согласованными усилиями командования Сухопутных сил США, направленными на разработку новой доктрины для ведения военных действий в Европе. В рамках программы под названием «Разрушитель наступления» (Assault Breaker) Сухопутные силы США рассчитывали использовать высокоточные управляемые боеприпасы для непосредственного противодействия советской стратегии. Советская доктрина опиралась на количественное превосходство во время атаки на один пункт прорыва линии фронта НАТО, а затем планировалось использовать многочисленные бронетанковые формирования для осуществления окончательного проникновения через сделанный прорыв. Этой замечательной стратегии в 1982 году была противопоставлена столь же эффективная стратегия «Воздушно-наземного боя» (AirLand Battle), которая явилась результатом программы «Разрушитель наступления». Достижение «паритета в количестве вооружений и личного состава» было невозможно в случае с Советским Союзом, и поэтому в новой доктрине вместо этого акцент был сделан на качественном превосходстве, которым обладали Соединенные Штаты.

Концепция «Воздушно-наземного боя» предполагала организацию энергичной и активной наземной обороны в точках возможного проникновения, тогда как в случае волнообразных советских атак предполагалось использовать высокоточные управляемые боеприпасы еще до того, как наступающие подразделения достигли бы линии фронта. Если советские наступательные волны можно было уничтожить с помощью высокоточных управляемых боеприпасов в тот момент, когда они еще находились у себя в «тылу», то в таком случае основная стратегия Советов и их расчеты на проведение успешного наступления, вероятно, оказались бы несостоятельными.

Развитие в области технологий вместе с новой доктриной позволило Армии США — некоторые эксперты считают, что это произошло впервые в истории — получить реальный шанс нанести поражение Советам в наземной войне на Европейском континенте, не прибегая к использования ядерного оружия. Еще более важно то, что концепция «Воздушно-наземного боя» была направлена, скорее, против основной советской стратегии, и она не предполагала прямого соперничества в той области, в которой враг располагал абсолютным преимуществом.    

А смогла бы реализация концепции «Воздушно-наземного боя» остановить советское наступление? Ответ на этот вопрос, в целом, не имеет большого значения. Советы верили в то, что она способна остановить их наступление, а это было более важным фактором. Маршал Николай Огарков, начальник советского Генерального штаба с 1977 года по 1984 год, считал, что новые доктрины и технологии способны свести на нет существовавшие стратегические расчеты. По мнению Огаркова, эти достижения делали устаревшей советскую ставку на количественное превосходство. Поэтому во время своего руководства Генеральным штабом он пытался переориентировать советскую стратегию в другом направлении, рассчитывая добиться паритета с Соединенными Штатами в таких качественных областях как высокоточное оружие и компьютерные технологии. Огарков был первым теоретиком, признавшим изменение природы военных действий, а также провидцем, а его осмотрительный взгляд на технологическое превосходство Соединенных Штатов, в целом, исключал советское наземное вторжение в Европу. В очередной раз Соединенным Штатам удалось создать убедительную концепцию сдерживания, которая не обязательно предусматривала победу в ходе наземного сражения. Разработка концепции, предусматривавшей возможность нанесение поражения Советам, оказалась столь же эффективной.

Усвоенные уроки и пути движения вперед

В результате развала Советского Союза в 1990-е годы произошло и сокращение американских сил в Европе, и расширение НАТО, но, взятые вместе, эти два события не привели к созданию более стабильной среды. Сегодня Соединенные Штаты и НАТО в очередной раз сталкиваются с призраком европейской наземной воны, каким бы фантастическим ни казался подобного рода сценарий. Сегодня вооруженные силы России — это не армия эпохи Советского Союза. Россия обладает меньшим по численности людским потенциалом, однако она делает значительные шаги в области доктрины и технологий, особенно в сфере высокоточного оружия. Впервые в российской истории количество желающих поступить на военную службу молодых людей превышает реальные потребности военных.

Наряду с этими изменениями российская концепция ведения войны в 21-ом столетии начинает отходить от традиций количественного подхода и концентрации. Используя в своих интересах этнические линии разлома и региональное влияние, Россия смогла овладеть методами ведения гибридной войны на Украине, она использует наемников, ополчение и нерегулярные силы. В рамках такой парадигмы российские военнослужащие используются, в основном, как советники, а дальнобойная артиллерия предоставляет поддержку «опосредованным» силам. В определенном смысле Россия оказалась в большей степени наследницей стратегии «Нового взгляда» и «Воздушно-наземного боя», чем сами Соединенные Штаты. Русские показали свою способность использовать недорогие варианты с низким уровнем риска для достижения собственных целей, а еще они пользуются исторической неспособностью западных армий эффективно ответить на такого рода угрозы. В случае любого будущего российского вторжение в Европу, скорее всего, будет использоваться именно акая тактика — возможно, только такая, — и в результате уменьшится эффективность крупной концентрации наземных сил, нацеленных на использование в рамках лишь традиционного вооруженного конфликта.   

Однако все эти новые факторы не обязательно меняют фундаментальные расчеты. История свидетельствует о том, что использование американских технологий, разработка стратегий компенсации (strategies of offset) и передача все большего бремени союзникам по НАТО — все это, судя по всему, позволит добиться того же результата, как и наращивание обычных вооружений на европейском континенте.

Если Соединенные Штаты намерены продемонстрировать решимость перед лицом возможной российской экспансии, то тогда, перефразирую Эйзенхауэра, можно сказать, что одна бригада выполнит такого рода задачу столь же эффективно, как и несколько бригад. Русские все время будут иметь превосходство в обычных вооружениях в тех географических зонах, которые, по сути, являются ее задним двором, и в которых сама местность подходит для проведения стремительного наступления. Прямое соперничество с оппонентами в тех областях, где они обладают явным преимуществом, является просто глупым. По крайней мере, Соединенные Штаты должны изучить менее затратные и более нюансированные варианты в своей попытке сдерживать российскую агрессию, и делать это нужно до принятия решения об очередном наращивании сил. Возможно, таким образом Сухопутные силы США смогут, наконец, освободиться от того же самого близорукого структурного цикла, который господствовал в военном планировании в течение нескольких десятилетий.

Сэм Кантер — офицер пехоты Армии США, он получил степень магистра по военной истории в Норвичском университете (Norwich University). В своей статье он высказывает свою собственную точку зрения, которая не обязательно совпадает с позицией Армии США или Министерства обороны.