Войны, как и землетрясения, не являются страшной неожиданностью. Их приближение можно спрогнозировать, утверждал английский математик Льюис Ф. Ричардсон. Он призывал людей думать о насилии и жестокости без иллюзий. Подобно шкале землетрясений Рихтера, логарифмические кривые Ричардсона дают возможность увидеть во всех ссорах, начиная с убийств и кончая мировыми войнами, единое явление в едином масштабе, говорится в статье.

Его метеопрогнозы изменили мир. Смогут ли изменить мир его прогнозы о войне?

18.03.2019

Дэвид Берреби (David Berreby)

Похоронная команда, зашедшая в свинарник забрать трупы, застыла в удивлении. «Мертвецы» поднялись и заговорили по-английски. В чем дело? Ах, это санитары. Британские добровольцы в окопах французской армии на Западном фронте. На линии фронта все лежало в руинах, все было разрушено, и они не нашли другого места, чтобы переночевать.

Все эти санитары были пацифистами и, отказавшись служить в армии, они все равно служили человечеству. При этом жили они точно так же, как военные. Спали в кишевших крысами землянках, на полу полуразрушенных в ходе обстрелов зданий, в сараях и на сеновалах. Они ныряли в укрытие, услышав свист летящих снарядов, и спешно надевали противогазы, когда противник применял ядовитые газы. Их могли в любой момент вызвать на передовую собирать раненых, после чего они ехали назад в госпиталь с выключенными фарами по разбитым снарядами дорогам, на которых было полно грузовиков и солдат. Машина подскакивала на ухабах, и от каждого толчка окровавленные солдаты в кузове кричали от боли.

Казалось бы, это совершенно неподходящее место для занятий наукой. Однако один санитар, которого прозвали «профессором», все свое свободное время посвящал расчетам и экспериментам. «Мы ни о чем не подозревали, замечая, как он рано утром проверяет свои приборы», — вспоминал один из его товарищей. Так, один раз он поставил чашку с водой на граммофон, который где-то достал, завел его и начал измерять радиус кривой на поверхности воды. Он думал, что вращающаяся жидкость может стать познавательной моделью атмосферы. (Граммофон для этих целей не подходил, но последующие работы доказали, что он был прав.)

«Профессором» звали английского физика и математика Льюиса Фрая Ричардсона (Lewis Fry Richardson), для которого заниматься наукой было столь же естественно, как дышать. «Просто он так смотрел на мир, — вспоминал его внучатый племянник лорд Джулиан Хант (Julian Hunt). — Он всегда задавал вопросы и искал на них ответы. Для него все было экспериментом». Его биограф Оливер Эшфорд (Oliver Ashford) в книге «Пророк или профессор. Жизнь и труд Льюиса Фрая Ричардсона» (Prophet or Professor?: Life and Work of Lewis Fry Richardson) пишет о том, что юный Льюис еще в четырехлетнем возрасте был склонен к наблюдениям и экспериментам. Когда ему сказали, что если положить деньги на хранение, они «будут расти», Льюис закопал несколько монет в землю. (Результат отрицательный.) В 1912 году уже взрослый Ричардсон, узнав о гибели «Титаника», отправился в море на шлюпке, взяв с собой охотничий рог и зонт. Он решил проверить, как корабли могут использовать направленный звук для поиска айсбергов в тумане. (Зеваки в то время могли покрутить пальцем у виска, но Ричардсон позже получил патент за эту работу.) Ничто в мире — ни недоумение коллег-ученых, ни отнимавшее много времени преподавание, ни даже артиллерийские обстрелы — не могло отвлечь Ричардсона от «пленившей прекрасной теории», как он сам однажды выразился.

В 1916 году внимание Ричардсона привлекли две прекрасные идеи. В основе каждой из них лежало сложное взаимодействие предсказуемости и случайности, называемое турбулентностью.

Первая идея Ричардсона была основана на его жизненных принципах квакера (квакеры- религиозное направление в протестантской конфессии христианства, зародившееся в Англии в середине XVII века, в противовес англиканской церкви — прим. ред.) и пацифиста. Он считал, что наука должна подчиняться нормам нравственности. Все рассуждали о Первой мировой войне так, будто она была катастрофической неожиданностью. Кто мог предвидеть, что в Сараево появится убийца-одиночка? Или что враждующие стороны не сумеют снять остроту кризиса, как они делали раньше? Или что планы по достижению быстрой победы зайдут в тупик во фронтовых окопах? Ричардсон полагал, что война не является непредвиденной случайностью, и был уверен, что это следствие пока неизвестных законов, которые действуют в соответствии с поддающимися количественной оценке фактами. За якобы случайными и хаотичными событиями стоят закономерности этих законов. Имея нужные данные и правильные уравнения, войну можно предсказать, и, следовательно, предотвратить. Он считал, что когда-нибудь человечество научится предотвращать войны точно так же, как корабли когда-нибудь смогут обходить невидимые айсберги.

Всякий раз, когда у него появлялась возможность, например, когда его санитарный корпус отводили в тыл на отдых, Ричардсон принимался за большую работу под названием «Математическая психология войны». (Один из его друзей-санитаров вспоминал: «Я помню, как он сказал мне: «Пусть Х — это желание ненавидеть». Я ни черта не понял!»)

Но сначала Ричардсону было суждено воплотить в жизнь другую свою идею из разряда великих, которая сделала его знаменитым. После многолетнего забвения ее оценят по достоинству и назовут одной из самых важных технологий 20 века. Находясь на линии фронта и в казарме на отдыхе, куда санитаров периодически отправляли, Ричардсон исследовал методы прогнозирования погоды.

На рубеже прошлого века появилась новая заманчивая идея о том, что законы физики можно использовать для предсказания погоды. Суть этой идеи состояла в следующем: смоделировать текущее состояние погоды, а затем при помощи законов физики рассчитать ее будущее состояние. Первым эту идею описал норвежский метеоролог-новатор Вильгельм Бьеркнес (Vilhelm Bjerknes). В принципе, утверждал Бьеркнес, хорошие данные можно включить в уравнения, описывающие изменения атмосферного давления, температуры, плотности и влажности воздуха, а также скорости ветра. Но на практике из-за атмосферных возмущений связи между этими переменными величинами изменчивы и чрезвычайно сложны, а поэтому решить соответствующие уравнения было невозможно. Было очень трудно произвести математические расчеты даже для начального описания атмосферы в том или ином регионе (Бьеркнес называл это диагностическим шагом).

Чтобы получить прогноз, не споткнувшись при этом на нерешаемых дифференциальных уравнениях, Бьеркнес представлял атмосферные изменения с использованием графиков. Например, как пишет историк Фредерик Небекер (Frederik Nebeker) в своей книге «Расчет погоды. Метеорология в 20 веке» (Calculating the Weather: Meteorology in the 20th Century), такие графики могли показать, что в регион горизонтально приходит больше воздуха, чем уходит, а это давало синоптикам возможность предсказать, что остальной приходящий воздух пойдет вверх в виде вертикально направленного ветра.

Так уж случилось, что после окончания Кембриджа в 1903 году Ричардсон часто решал не менее сложные уравнения, постоянно меняя места работы и трудясь то в на ниве науке, то в промышленности. Анализируя нагрузку на плотины и потоки воды в торфяных болотах, он разработал собственные методы решения таких задач.

Только дифференциальными уравнениями с их бесконечно малыми величинами, меняющимися за бесконечно малые отрезки времени, можно было описать те непрерывные изменения, которые он хотел смоделировать. Но поскольку эти уравнения нельзя было решить, Ричардсон переработал математические методы, заменив бесконечно малые величины в исчислениях на дискретные измерения, производимые через дискретные промежутки времени. Подобно серии моментальных снимков летящего по воздуху мяча, конечно-разностные уравнения Ричардсона лишь приблизительно соответствовали реальности постоянных изменений, которые они описывали. Но эти уравнения можно было решить при помощи простой алгебры и даже арифметики. И полученный ответ был намного точнее всего того, что можно было сделать с помощью графика.

Число Ричардсона используется сегодня в метеорологии как критерий турбулентных процессов, протекающих в атмосфере и в океане.

Работа Ричардсона по конечно-разностным величинам была слишком новаторской и непонятной, и не могла обеспечить ему научную должность в крупном университете. Но она все же помогла ему получить доходное место. В 1913 году Ричардсон возглавил исследовательскую лабораторию в Метеорологическом управлении Британии, руководство которого надеялось, что его беспристрастная и строгая мыслительная деятельность, а также практические навыки лабораторной работы помогут делать точные прогнозы погоды. Получив хорошую зарплату, собственное жилье и лабораторию, которая не отвлекала внимание на посторонние вещи, Ричардсон смог вплотную заняться исследованиями.

Но через год началась Первая мировая война. В свои 32 года Ричардсон вполне мог остаться на этой приятной работе, тем более, что он занимался важными научными исследованиями. Но хотя убеждения не позволяли ему служить в армии, он все равно считал, что должен принять участие в этой войне. «В августе 1914 года, — писал он позднее, — я разрывался между страстным желанием увидеть войну с близкого расстояния и яростным несогласием убивать людей. Все это смешивалось с идеями об общественном долге и с сомнениями относительно моей способности стойко переносить опасности». В 1916 году он попросил дать ему отпуск с сохранением содержания и места, чтобы поступить на службу в санитарный корпус, а когда получил отказ, то просто уволился. Спустя несколько недель Ричардсон вместе со своей логарифмической линейкой, тетрадями и инструментами отправился на фронт.

Таким образом, следующие несколько лет его теории о войне и погоде формировались и развивались в зоне боевых действий или около нее. В 1916 году он в течение шести недель терпеливо решал одно уравнение за другим с сотнями переменных величин, используя тюк прессованного сена в качестве письменного стола. Он поставил перед собой цель продемонстрировать свой «метод предсказания погоды посредством числового процесса», создавая при этом реальные прогнозы.

Ричардсон решил делать прогнозы задним числом, чтобы сравнить полученные результаты с реальной погодой в ту или иную дату в прошлом. Он выбрал погоду в Центральной Европе на 20 мая 1910 года. Это была дата, на которую Бьеркнес уже опубликовал кучу данных о температуре, влажности, атмосферном давлении и скорости ветра.

Ричардсон создал карту атмосферы над этим регионом, разделив его на 25 одинаковых квадратов со стороной примерно 200 километров. Каждый квадрат он разделил на пять слоев с одинаковой массой воздуха в каждом слое. (Поскольку плотность атмосферного воздуха с высотой уменьшается, слои были поделены на высоты 2, 4, 7 и 12 километров над поверхностью земли.)

Ричардсон разделил 25 больших квадратов на два типа: клетки Р, по которым он фиксировал атмосферное давление, влажность и температуру, и клетки М, для которых он рассчитывал скорость и направление ветра. Он чередовал клетки Р и клетки М в своей сетке, создав нечто вроде шахматной доски. Теперь он мог рассчитать «недостающие» данные по каждой клетке, посмотрев на данные примыкающих к ней клеток. (Например, скорость ветра в клетке М можно было вычислить по изменениям давления в окружающих ее клетках Р.) Включив в уравнения все имевшиеся у него данные на семь часов утра, а затем кропотливо посчитав их по состоянию на час дня, он вывел свой «прогноз погоды».

Но у него ничего не получилось. Составленная на тот день метеосводка показала, что прогноз Ричардсона ошибочен. Он спрогнозировал сильное изменение скорости и направления ветра, но этого не было. Он также предсказал аномальный рост атмосферного давления над Мюнхеном. На самом же деле, стрелка барометра в тот день даже не сдвинулась с места.

Многие ученые, как тогда, так и сейчас, ни за что на свете не согласились бы публиковать столь никудышные результаты эксперимента. Но Ричардсон был квакером и ученым, а поэтому честность ставил превыше саморекламы. А еще он верил, что достоинства его методики проявят себя, пусть даже первое практическое применение придется доработать. Опубликовав в 1922 году работу «Метод предсказания погоды посредством числового процесса», он очень подробно описал в ней свои неудовлетворительные результаты.

Возможно, писал Ричардсон, данные измерений с метеозондов были просто неверны. Либо расстояние между измерительными станциями было слишком большим (для составления конечно-разностных уравнений нужны достаточно точные и скрупулезные данные, чтобы приблизительно определять непрерывные изменения погоды. Точно так же, чтобы показать непрерывное движение мяча в воздухе, надо собрать достаточное количество моментальных снимков). А еще Ричардсон грешил на необходимость интерполировать данные в тех клетках, где они отсутствовали. Надо сказать, что несколько лет назад Питер Линч (Peter Lynch) из Метеорологической службы Ирландии установил причину неудачи. Проблема заключалась просто в том, что в методах сбора данных в 1910 году отсутствовали поправки на незначительные помехи. Ричардсон не мог это доказать, но его модель была верной.

Но был еще один источник потенциальной ошибки, который, как понял Ричардсон, требует дополнительного изучения. Речь идет о турбулентности, которая выталкивала воздух с предсказуемых траекторий движения, посылая воздушные завихрения вверх, вниз или в стороны. Там они сталкивались с другими завихрениями, передавая энергию от одного к другому. Когда воздух толкают таким образом, это создает дополнительные срывы потоков и небольшие локальные течения, перемещающиеся в направлении, противоположном основному потоку. И наконец, в самом мелком масштабе остается слишком мало энергии для преодоления вязкости, как называют сопротивление движению, возникающее из-за трения между молекулами воздуха. Ричардсон в своей работе «Метод предсказания погоды посредством числового процесса» в главе о турбулентности описал это весьма поэтично: «У больших завихрений есть малые завихрения, которые питаются их скоростью; а у малых завихрений есть завихрения еще меньше — и так далее, до вязкости в молекулярном смысле».

Джулиан Хант во введении к сборнику трудов Ричардсона объясняет, что в первые десятилетия 20 века метеорологи не очень хорошо разбирались в турбулентности, особенно в той, которая влияет на перемещения воздуха в атмосфере на высотах до двух километров. Турбулентные завихрения в этом слое чрезвычайно важны для прогнозирования погоды, потому что они поднимают в верхние слои атмосферы и опускают вниз к поверхности земли тепло и влагу, формируя погоду.

Ричардсон отмечал, что изменения скорости ветра как будто зависят от разницы в скорости ветра на различных высотах и от разницы температур на этих высотах. Когда температура на поверхности земли падала, и разница в температурах внизу и наверху увеличивалась, колебаний ветра становилось меньше. Он сделал вывод, что это из-за подъемной силы, вызванной завихрениями, перемещающимися через различные температурные зоны и взаимодействующими с вихрями, которые движутся через участки с разными скоростями ветра. Он составил уравнение, чтобы прогнозировать случаи и частоту турбулентности на основании соотношения этих двух факторов. Жиль Фоден (Giles Foden) написал роман «Турбулентность», вдохновившись идеями и трудами Ричардсона, и там он говорит о том, что данное уравнение подчеркивает соотношение между ветром и теплом.

Соотношение тепловой энергии и энергии ветра, которое называют числом Ричардсона, используется сегодня для составления прогнозов о том, в каких областях атмосферы и океана следует ждать возникновения турбулентности. Когда это соотношение имеет большое значение, более теплый воздух наращивает энергию, увеличивая размеры и количество завихрений. Поскольку вихревые потоки могут достигать сотен километров в ширину или быть столь незначительными, что бояться их следует только мошкаре, число Ричардсона называют безразмерным, то есть, оно не связано ни с какой конкретной величиной. Иными словами, для турбулентности размер не имеет значения, поскольку одни и те же закономерности проявляются как в самых малых, так и в самых больших вихревых потоках.

Конечно, турбулентность мы ощущаем по-разному. Одно дело, когда вихрь гоняет по воздуху песчинку, и совсем другое, когда он создает мощную бурю. На самом деле, турбулентность вещь субъективная. Когда пилот летит через маленькие завихрения, которые не бросают его самолет из стороны в сторону, он их просто не замечает. Воздействие всех этих крошечных завихрений выравнивается, и возникает ощущение, что полет проходит плавно. С другой стороны, летчик не заметит и огромный вихревой поток, который охватывает весь самолет — как рыба не замечает ту воду, в которой плавает. Ричардсон пишет в одной своей работе, что летчик, называющий воздух «турбулентным», замечает вихревые потоки, которые размером с крыло самолета. В этом смысле, отмечает Фоден, «каждый так называемый случай турбулентности является частью одной последовательности, большой или малой, масштаб которой мы не видим».

Исследования турбулентности, которые проводил Ричардсон, быстро признали в 1920-е годы, но его величайшее достижение в области метеорологии — методику прогнозирования — считали неудачной. Многие полагали, что составлять прогнозы в режиме реального времени слишком трудно, и кроме того, эта методика не давала точных предсказаний. Предложения Ричардсона оставались невостребованными на протяжении десятилетий, пока не появились современные технологии. Лишь с изобретением компьютеров, способных производить быстрые расчеты, его метод числового процесса стал стандартом в прогнозировании погоды. Сегодня методика Ричардсона остается основой при составлении метеопрогнозов и при моделировании климата.

Ричардсон часто страдал от такого рода научной «преждевременности», как выразился математик и создатель фрактальной геометрии Бенуа Мандельброт (Benoit Mandelbrot). Мандельброт знал это из личного опыта. Пытаясь понять, как национальные границы могут вызывать войны, Ричардсон написал работу о трудностях, связанных с измерением береговой линии разных стран. Тогда он не осознавал, что берега являются фракталами — изогнутыми, неправильными формами, которые одинаковы в любом масштабе, от сантиметра до километра. Мандельброт же понял, что Ричардсон снабдил его практическим примером важности таких фракталов, и в итоге написал свою первую работу на эту тему.

«Люди, жившие в мире классической турбулентности, диффузии и дифференциальных уравнений, начали понимать сделанное им только в 1940-х годах», — сказал Хант, который также занимается моделированием климата и метеорологией. Но к тому времени, когда достижения Ричардсона в области метеорологии получили признание, ученый переключил свое внимание на войну.

В 1919 году Ричардсон вернулся на работу в метеорологическое управление, но уже через год ушел оттуда. В 1920 году правительство провело реорганизацию и подчинило это управление министерству авиации, которое руководило королевскими ВВС. Поскольку совесть не позволяла квакеру Ричардсону работать в военной организации, он посчитал необходимым уволиться. Свою революционную работу по турбулентности в 1920-е годы он проводил в свободное время, а на жизнь зарабатывал преподаванием в педагогическом колледже. К тому времени у него и у его жены Дороти было уже трое приемных детей. Война оставила на нем свои отметины. Один из его детей вспоминал, что Ричардсон вскрикивал от ужаса, услышав внезапный громкий звук, объясняя это тем, что у него боевой посттравматический синдром. По этой причине он все активнее стремился понять причины и суть коллективного насилия и жестокости. К концу 1920- годов он поступил в университет, где изучал психологию. В последующие годы война в его научной деятельности вытеснила погоду.

В течение 20 лет вплоть до самой смерти, которая наступила в 1953 году, Ричардсон кропотливо собирал данные о гонках вооружений, экономических потрясениях, повстанческих движениях, революциях, бунтах и военных действиях. «Он все время собирал и накапливал статистику о конфликтах в разных уголках мира, — делился Хант своими детскими впечатления о двоюродном дедушке. — К нему постоянно приходили письма от друзей, коллег и родственников. У него были очень глубокие мысли, но он все время анализировал данные».

Если другие смотрели на войну и видели в ней одну только непредсказуемую и неподвластную математическим расчетам турбулентность, то Ричардсон искал в ней поддающиеся измерению величины и неумолимые законы, которые можно вывести при помощи уравнений. Он поставил перед собой цель: построить модель текущего состояния политической и экономической напряженности между странами, проведя измерения таких факторов и явлений как «усталость от войны», «интернациональность» (это приблизительно степень взаимодействия одной страны с другими странами, выводимая частично из показателей международной торговли) и «готовность к войне» (функция экономических данных и расходов на оружие и оборону).

Как и раньше, когда Ричардсон занимался погодой, он и сейчас продолжал писать научные работы, но вдобавок ко всему взялся за свой фундаментальный труд «Статистика ссор со смертельным исходом» (The Statistics of Deadly Quarrels). Ученый надеялся, что это поможет людям отказаться от иллюзий и выдаваемого за анализ своекорыстного ура-патриотизма, и понять, что «происходящее часто, скорее всего, произойдет снова, хотим мы этого или нет». Любая попытка взглянуть на войну с научной точки зрения будет иметь изъяны и пробелы, но по крайней мере, она даст хоть какую-то ясность, которая остро необходима.

В конце концов, как прежде, так и сейчас, большая часть того, что считают анализом войн и конфликтов, состоит из разговоров о том или ином отдельном завихрении в огромной политической атмосфере. Перемены в отношениях между мировыми лидерами, отдельные стычки и нападения, перемирия и так далее «представляют собой события такого рода, в которых можно найти черты сходства с турбулентными завихрениями ветра», писал Ричардсон. А он со своей теорией предлагал выйти из этой локальной турбулентности и увидеть более масштабные закономерности.

Как и в метеорологии, Ричардсон теперь искал неопровержимые данные, результаты измерений, которые не меняются в зависимости от политических пристрастий и убеждений наблюдателя. Любое толкование, любая интерпретация подвергается воздействию предвзятости. Ричардсон писал: «Подсчеты — это лекарство от предрассудков». Он игнорировал диспуты о том, кто террорист, а кто борец за свободу, и являются ли те или иные военные действия освободительной борьбой или бандитским налетом. Он просто считал трупы.

«Ссорой со смертельным исходом», решил Ричардсон, следует считать любой конфликт, в котором смерть одного человека вызвана целенаправленными действиями другого. Он собирал «ссоры со смертельным исходом» всех типов, начиная с 1820 года. (Ричардсон планировал проанализировать данные за 100 лет и выбирал даты начала и окончания относительно мирных периодов после больших войн. Потом он расширил этот массив данных, включив в него бурные и жестокие 1930-е, 1940-е и начало 1950-х годов.)

Затем он рассортировал свои «ссоры со смертельным исходом», как геологи классифицируют землетрясения, и составил десятичный логарифм, в котором каждая «ссора» заняла свое место в классификации по количеству погибших в ней людей. Десятичный логарифм, или логарифм числа по основанию 10 показывает, в какую степень надо возвести 10, чтобы получить это число. По этой системе бунт, в результате которого погибло 100 человек, имеет степень 2 (основание 10 возводим во вторую степень и получаем 100). А конфликт, унесший жизни 10 миллионов человек, имеет степень 7 (10 в седьмой степени это 10 миллионов). Распределив «ссоры со смертельным исходом» по логарифмической шкале, Ричардсон хотел заставить людей думать о насилии и жестокости без иллюзий. Подобно шкале землетрясений Рихтера, логарифмические кривые Ричардсона дают читателю возможность увидеть во всех ссорах, начиная с убийств и кончая мировыми войнами, единое явление в едином масштабе.

Из этих цифр получается нечто весьма любопытное. Атмосфера заполнена маленькими завихрениями. Точно так же и человечество сталкивается с многочисленными маленькими, но смертоносными ссорами, вызывающими гибель того или иного числа людей. Но время от времени случаются мощные бури, убивающие миллионы. Такого рода вспышки как мировая война, которую Ричардсон видел собственными глазами, люди считают неожиданностью. Но когда Ричардсон наложил данные по частоте войн на количество причиненных ими смертей, он увидел постоянную и вполне предсказуемую связь. В его графиках насилие подчиняется «степенному закону». Это постоянная связь между масштабом и частотой измерений. Ричардсон обнаружил, что такой закон определяет соотношение между распределением объектов в турбулентном потоке и их удаленностью друг от друга. Он нашел доказательство фундаментального закона для, казалось бы, непредсказуемой сферы политики.

Любой человек может заметить, что очень большие войны случаются гораздо реже, чем «смертельные ссоры», уносящие жизнь нескольких человек. Но степенной закон указывает на то, что гигантские войны столь же предсказуемы, как и маленькие. Гигантские войны, как и гигантские землетрясения (которые тоже подчиняются степенному закону), не являются полной и страшной неожиданностью, возникающей в уникальных обстоятельствах. Их можно приблизительно спрогнозировать.

Такие выводы в исследованиях проблем войны и мира долгое время считали курьезом. Но за последние 10 лет многие ученые обнаружили связи степенных законов в современной статистике по насилию. Физик из университета Майами Нил Джонсон (Neil Johnson), экономист из британского университета Роял Холлоуэй Майкл Спагат (Michael Spagat) и их коллеги отыскали аналогичный степенной закон в данных о неядерных войнах, о терактах и о кибератаках. Их выводы позволяют строить прогнозы о том, когда могут произойти новые нападения, и в какой момент их можно наиболее эффективно предотвратить. А еще они являются отправной точкой для формулирования фундаментальных законов о вспышках насилия, которые прежде никто не мог и не хотел прогнозировать по причине их необычайной сложности.

Ричардсон учил нас, что война может выйти из-под нашего контроля, как летняя гроза. Минимум, что мы можем сделать, это свериться с прогнозами.

Дэвид Берреби — автор книги «Мы и они. Наука самоидентификации» (Us and Them: The Science of Identity).

Первоначально эта статься была опубликована в нашем издании в июле 2014 года.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

https://inosmi.ru/social/20...