На кого Владимиру Путину делать ставку?
Известно, что есть наука медицина и есть искусство врачевания. Можно всё знать теоретически и быть при этом плохим врачом практически. Есть наука управления, и есть искусство управления. Можно получить диплом МВА, но не суметь справиться с бригадой рабочих, можно не иметь высшего образования и стать миллиардером, имея десятки тысяч людей в компаниях.
Наука — это систематизированная свалка приёмов, техник и принципов. Искусство — это отбор подходящего по руке и размеру, подгонка под себя и применение в соответствии со своей индивидуальностью и природой. Никакое знание науки не спасёт, если не умеешь переработать чужой опыт под себя.
Наука фиксирует стили управления, а искусство говорит: то, что прекрасно работает у одного, абсолютно противопоказано другому. Умение выбрать инструмент по себе, подогнать под свои особенности и применять его в соответствии с характером личности — вот основы становления харизматика-управленца. С которыми, как всем известно, у нас туго. Яркие управленцы — во всём мире огромный дефицит.
Однако наука методология учит нас тому, что директор школы — не учитель, главврач больницы — не врач, начальник полиции — не полицейский, У управленцев есть что-то общее, то, что делает их одним социальным классом независимо от отрасли деятельности. И этот класс — управленцы. Функция управления формирует один тип личности, независимо от того, чем управляют.
Когда управленец восходит по карьерной лестнице, он на всю жизнь сохраняет мировоззрение своей первой профессии. Сколько потом ни нанизывай дипломов, они лягут на первую специальность, и через неё будут интерпретироваться и восприниматься.
Особенностью нынешних кадров управления в России является отсутствие специальной подготовки к управлению государством и его институтами. Советская система выращивания универсальных управленцев рухнула, новая формировалась с колёс. Если в Китае над бизнесом и чиновниками стоит класс политиков, то в России чиновники и есть политики. Потому в России чиновники срослись с бизнесом и неподконтрольны.
И для управления чиновниками сформировалась особая группа «бывших» офицеров, которая заменила собой ушедший класс политиков от компартии. Как ни готовь из них губернаторов и министров, они остаются офицерами. Это как генерала Берзарина сделать комендантом Берлина. Он будет руководить Берлином как воинской частью. Другого опыта у него нет.
Прежние навыки самые проверенные, и они вытесняют рискованные новые приёмы. Боксёр, переучившийся в каратиста, всегда будет стремиться прыгать в бою, а каратист, переученный в боксёра, будет, всегда будет держать руки низко, бить джебы и кроссы как цуки и стоять на всей ступне. А футболист в тэквондо будет бить ногой по противнику как по мячу. Стереотипы потому и устойчивы, что с их помощью решают главные задачи выживания.
У управленцев тоже есть свои стереотипы — проверенные жизнью техники и принципы. В России президентом является разведчик. Не бывший, потом что разведчиков бывших не бывает. Он прекрасно освоил искусство управления страной, но это искусство воспринято через призму навыков разведчика. Этим навыкам Владимир Путин доверяет потому, что они спасали ему жизнь. Это отличается от навыков, дающих успех в карьере. То, что спасало жизнь, никогда стёрто не будет. Риск головой — это не риск карьерой. В этом особенность стиля управления страной у нынешнего президента России.
Ибо Путин, как разведчик, вольно или невольно использует свои привычные методы управления. Это неизбежно, ибо навыки формируются всей предшествовавшей жизнью и никуда не деваются со сменой профиля деятельности, а лишь немного трансформируются. Инженер, ставший директором или министром, будет управлять как инженер, напирая на техническую составляющую.
Но если директором или министром станет бухгалтер, он будет управлять как бухгалтер, налегая на баланс и экономику. Ставший управленцем юрист будет налегать на правовые аспекты и избегать бухгалтерских и технико-экономических. Когда партийные руководители приходили к власти в СССР, чем бы они ни руководили – страной, заводом, министерством, сельским хозяйством, культурой, разведкой, НИИ – они руководили ими как партийными организациями. То есть везде они делали одно и то же.
Академик Евгений Примаков руководил внешней разведкой как научно-исследовательским институтом. Хозяйственник Черномырдин руководил правительством как Министерством нефтяной и газовой промышленности. Партийный функционер Ельцин руководил страной как Свердловской областью. Разведчик Путин руководит страной как резидентурой.
А что это значит? Это значит, что для него существуют четыре категории подчинённых: агенты, завербованные им, двойные агенты, агенты врага и тёмные лошадки, статус которых пока не идентифицирован. Требование надёжности – главный критерий, а надёжен лишь тот, кто проверен лично. Компетентность – не главное. Плохо будет, если агент компетентный, но работает на врага. Лучше пережить ошибку своего, чем диверсию чужого.
Любой руководитель не может знать всего обо всём. Ему поневоле приходится быть арбитром в тех вопросах, где у него нет требуемой компетенции. Здесь для него главное – доверие к экспертам. Все руководители эту проблему решают по-разному. Партийцы спускают всё в комитеты. Хозяйственники выбирают то, что не опасно для карьеры. Учёные уклоняются от принятия решения, заранее понимая, что оно будет с дефектами. Военные вспоминают, как действовали на поле боя и решают рискнуть, а там будет видно.
Как резидент, понимающий, что он не финансист, решает проблему управления финансами? Он вербует финансиста и поручает ему решить проблему. Не нанимает финансиста на работу, а именно вербует его. То есть стремится его понять и контролировать.
И что видит Путин в финансовом блоке? Он видит тут: а) двойных агентов, б) агентов врага, в) своих агентов, которые мыслят не как политики, а отвлечённо, как при работе с абстрактными математическими моделями. То есть они все не годятся для политического консалтинга.
Как Кудрин видит работу президента, на которого он стремится влиять? Для Кудрина с его бухгалтерским мировоззрением вся социалка – непрофильный актив, подлежащий санации и расформированию. То, что останется, должно само себя кормить, если сможет не сдохнуть. Отсюда все реформы в пенсионном обеспечении, медицине, науке и образовании. Так же мыслят и Минфин, и Минэкономики, и ЦБ. Путин смотрит на кадровый состав и понимает – там вербовать некого, там всех надо просто зачищать. Но на кого менять?
Приходит Сергей Глазьев – вроде как свой. Даёт рецепты: «Чтобы экономика заработала, в стране нужно сделать революцию». «Я понимаю, — говорит Путин, — но как её сделать и с помощью кого? И чтобы не обрушилась страна?» «Не знаю, это вопрос не ко мне» – говорит Глазьев, — я экономист, политика – не мой профиль. Вы проект по экономике заказывали? Получите и распишитесь. Как воплощать – Ваша задача».
И понимает Путин, что в его резидентуре некого вербовать такого, чтобы понимал не одну сторону проблемы, а все вместе. И потому его кадровая политика сводится к ручному управлению – то есть к сдерживанию и направлению активности тех, кого приходится использовать. Других кадров в России нет. И что самое главное – нет системы их подготовки. Они складываются стихийно. А стихийный процесс – процесс штучный. Из сотни прошедших войну годятся от силы человек 10-15. Их ещё предстоит вычислить, проверить, довести до готовности и раньше времени не засветить.
Проблема трансфера власти 2024 — это не проблема подходящей кандидатуры. Это проблема отсутствия класса, стоящего над чиновничеством. Для формирования этого класса потребуется весь век, он как трава на английском газоне, растёт медленно и требует ухода. Но чем больше Россия вовлечена в противостояние с Западом, тем вернее и неуклоннее такой класс создаётся путём естественной эволюции.
Те, кто доживут до второй половины сороковых, уже увидят этот класс в действии. Всё это время в России сохранится ручное управление и зависимость от качеств первого лица в государстве. И потому ближайшие 25 лет атаки Запада на первое лицо сохранятся. Вся эволюция российского управленческого класса будет определяться именно этой особенностью.