Австро-Венгрия в последние годы войны стала настоящей «тюрьмой народов». Репрессии властей были явно чрезмерными, так как настоящей, хорошо организованной политической и национальной оппозиции, «пятой колонны» в империи не было вплоть до рубежа 1917 – 1918 гг., когда стал очевиден военный крах Австро-Венгрии.

Национальный вопрос в годы войны


После роспуска рейхсрата в 1914 году политическая жизнь в империи Габсбургов на несколько лет замерла. Даже в Венгрии, где парламент продолжал работать, премьер Тиса фактически установил авторитарный режим, главной задачей которого была концентрация усилий в военной сфере. Однако первый патриотический подъём быстро сменился усталостью от войны и разочарованием в дунайской монархии (схожие процессы происходили и в других странах, в частности, России).

Тем не менее, до смерти императора Франца Иосифа (правил с 1848 года) и возврата к парламентской форме правления весной 1917 года ситуация была стабильной. Массовой оппозиции правящему режиму в двуединой монархии (Австрии и Венгрии) не было. Недовольство населения тяготами войны до 1917 года выражалось в форме глухого ропота. Время от времени случались забастовки рабочих, но бастующие весьма редко выступали с политическими требованиями, они были в основном экономического характера. 

Однако опасность социального и возможно и национального взрыва ясно ощущалась правящими кругами дунайской монархии. В июле 1916 года престарелый император Франц Иосиф I сказал своему адъютанту: «Наши дела обстоят плохо, может быть, даже хуже, чем мы предполагаем. В тылу население голодает, дальше так продолжаться не может. Посмотрим, как нам удастся пережить зиму. Будущей весной, несомненно, я покончу с этой войной». До весны император не дожил, но его преемник Карл I вступил на престол, тоже будучи убежденным в необходимости как можно скорее заключить мир. Однако и он не смог «покончить» с войной.

В последний период войны власти перешли к политике «закручивания гаек», чем не только не укрепили здание империи, наоборот, усилили действие антимонархических, национальных сил. Произошла их резкая активизация. В отличие от Германии, где произошла милитаризация внутренней политики, когда генералитет оттеснил от реальной власти парламент и канцлера, и даже самого императора, в Австро-Венгерской империи военным не удалось этого добиться. Однако и здесь война оказала своё негативное влияние на внутреннюю жизнь страны. Сразу же после начала войны оказалось приостановлено действие статей конституции, гарантировавшим основные гражданские свободы – союзов, собраний, печати, тайну переписки и неприкосновенность жилища. Отменялись суды присяжных – сначала в прифронтовых областях, где вводилось ускоренное судопроизводство, а затем в большинстве провинций монархии. Была введена цензура, и создано специальное ведомство, Управление по надзору в период войны, ответственное за соблюдение всех чрезвычайных мер. В Венгрии это Управление не действовало, но там подобные функции выполняло само правительство. Вводились самые разные ограничения – от запрета газетам комментировать ход боевых действий (разрешалось публиковать только сухие отчеты, так отступление описывалось в духе – «наши доблестные войска в полном порядке отошли на заранее подготовленные позиции») до ужесточения правил владения охотничьим оружием. 

Понятно, что эти меры были естественны для воюющей страны. Но проблема была в бюрократическом усердии, с которым проводилось «закручивание гаек» и национальном подтексте. Очень скоро ограничение гражданских свобод стало использоваться властями для борьбы с «неблагонадежными» элементами, под которыми в основном видели славян. И ситуация ухудшалась по мере затягивания войны и ухудшения ситуации на фронте. Чем хуже были вести с фронта, тем активнее искали «шпионов Антанты». Дело доходило до откровенных глупостей и бюрократического маразма: были запрещены театральные афиши, карты для туристов, таблички с названиями улиц и даже спичечные коробки, выдержанные в бело-сине-красных тонах. Эти цвета считались славянскими и присутствовали на флагах Сербии и России. Была объявлена вне закона чешская спортивная организация «Сокол», которая подозревалась в национализме. Запрещались народные песни в Чехии, Галиции, Хорватии, Далмации. Конфисковывались детские буквари, книги, стихи, проза, газеты выходили полные белых «окон» (на месте статей, уничтоженных цензурой). Военное министерство установило особый надзор над призываемыми в армию учителями-славянами, особенно сербами, чехами и словаками, так как они могли вести «подрывную пропаганду». Славян предпочитали теперь не брать на работу на железную дорогу, на почту и другие ведомства, имеющие стратегическое значение. Подозрительных людей арестовывали и интернировали в специальных лагерях, новобранцам в документы вписывали «политически неблагонадежен», что обрекало их на постоянный надзор. 

Таким образом, власти сами настроили против монархии миллионы ранее лояльных граждан. Австро-Венгрия в последние годы войны стала настоящей «тюрьмой народов». Репрессии властей были явно чрезмерными, так как настоящей, хорошо организованной политической и национальной оппозиции, «пятой колонны» в империи не было вплоть до рубежа 1917 – 1918 гг., когда стал очевиден военный крах Австро-Венгрии. Излишняя ретивость военных и гражданских властей с их неоправданно жестокими мерами заставила множество людей смотреть на монархии со страхом и ненавистью и толкнуло многие тысячи людей под знамена национальных движений. В целом политика австрийских и венгерских властей в отношении «непривилегированных» народов была пагубной и стала одной из главных предпосылок развала империи Габсбургов.


Этнографическая карта Австро-Венгрии. Источник карты: https://ru.wikipedia.org/

Наиболее ярко эти тенденции проявились в Чехии. Чехи с самого начала войны проявили меньшую лояльность и патриотизм, чем немцы-австрийцы, венгры или хорваты. На фронте чехи наиболее активно сдавались в плен. Среди чешских политиков и интеллигенции с самого начала войны появились те, кто решил сделать ставку на уничтожение дунайской империи и создание независимого чехословацкого государства. Сторонники независимости бежали на Запад через нейтральную Италию (до мая 1915 года) и Швейцарию. Среди них был Томаш Масарик, который возглавил созданный в Париже Чешский заграничный комитет (затем Чехословацкий национальный совет), который пытался наладить тесные контакты со странами Антанты. Ближайшим соратником Масарика станет юрист, будущий второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш. 14 ноября 1915 года комитет выступил с заявлением, что ранее все чешские партии добивались самостоятельности в рамках Австро-Венгрии, но теперь «беспощадное насилие со стороны Вены» вынуждает чешскую и словацкую политическую эмиграцию «добиваться самостоятельности вне Австро-Венгрии». В самой Чехии связь с эмигрантами и через них с Антантой поддерживала нелегальная группа противников дунайской монархии (т. н. «Мафия»). Но большинство её участников в 1915 – 1916 гг. были арестованы. Чехословацкий национальный совет в 1916 году провёл успешные переговоры с представителями держав Антанты, завершившиеся согласием последних на формирование во Франции, Италии и России Чехословацких легионов. Чехословацкие части приняли в 1917 - 1918 годах активное участие в боевых действиях на стороне Антанты, а также в Гражданской войне в России и были признаны одной из воюющих сторон.

Влияние заграничного комитета первоначально было незначительным. Большинство чешских политиков, которые остались на родине, старались защищать интересы народа в рамках империи Габсбургов. Так чешские депутаты распущенного рейхсрата создали Чешский союз, а в качестве представительного органа всех партий – Национальный комитет. Обе организации выступали с умеренной национальной программой, с лояльными заявлениями. Так возник чешский активизм – течение, объединявшее представителей политической элиты, которые, имея различия во взглядах на внутреннюю политику, имели единство в позиции чешской национальной автономии, не становясь в жесткую оппозицию к монархии и династии. Так, 30 января 1917 года Чешский союз выступил с заявлением, в котором отмечалось, что «народ чешский, как в прошлом, так и в настоящем и будущем, видит своё грядущее и условия, необходимые для своего развития, только под скипетром Габсбургов». С подобными декларациями тогда выступили и другие народы дунайской империи. Представители славянских народов и трансильванских румын проявляли подчеркнутую лояльность Габсбургам. Во многом это было связано с опасениями дальнейших преследований и репрессий.


Один из лидеров движения за независимость Чехословакии Томаш Масарик

"Чешская мафия"


Однако уже через несколько месяцев внутри- и внешнеполитические условия изменились настолько радикально, что на смену умеренным националистам придут радикалы. Как только в окружении императора Карла возобладают либеральные настроения, началась стремительная радикализация национальных движений, подкрепленная крахом на военном фронте. 

Австро-немцы в ходе войны были полностью лояльны династии и союзу с Германией. Однако австро-немцы добивались политико-административной реформы монархии – в целях её дальнейшей германизации. Их настроения нашил выражение в т. н. «Пасхальной декларации» 1916 года – официально документ назывался «Пожелания немцев Австрии относительно нового государственного устройства по окончании войны». Немцы предлагали создать «Западную Австрию» - административную единицу, в которую вошли бы альпийские, богемские земли (последние делились на чисто немецкие и смешанные округа), а также населенные преимущественно словенцами Крайна и Горица. Галиции, Буковине и Далмации с их славянским населением предлагалось предоставить автономию. 

Венгерская политическая элита в годы войны придерживалась наиболее консервативных позиций. Вначале все партии объединялись вокруг правительства Иштвана Тисы, но постепенно наметился раскол. Либералам, националистам и другим традиционным политическим силам, по-прежнему опиравшимся на консервативную аристократию, часть дворянства и крупную буржуазию, противостояла умеренная оппозиция в лице Партии независимости, требовавшей реформ, радикальная группа во главе с графом Михаем Каройи, настаивавшая на федерализации королевства, христианские социалисты и социал-демократы. Но вплоть до прихода к власти императора Карла позиции Тисы были несокрушимыми. Венгерский премьер, который изначально был противником войны против Сербии после убийства эрцгерцога Фердинанда, так как считал, что это подтолкнет славянские народы к противостоянию Австро-Венгрии, а Румыния может напасть на Трансильванию, теперь подчинил свою политику одной цели – победе в войне. Тиса убедил Коронный совет монархии отказаться от идеи аннексии Сербии. Венгерский премьер-министр придерживался мнения, что империя Габсбургов (и её восточная половина) не нуждались в существенном расширении границ, чтобы не усиливать позиции славянского элемента. Также Тиса ревностно отстаивал территориальную целостность Венгрии и пытался минимизировать претензии Румынии на Трансильванию обещаниями передать ей Бессарабию (от России) или Буковину (от Австрии). Во внутренней политике Тиса считал, что пока война продолжается, народы Венгерского королевства не могут помышлять о реформах. 

Политические представители словаков и трансильванских румын в годы войны отличались пассивностью. Румынская национальная партия не шла дальше требований национальной автономии в рамках Венгерского королевства. Только после вступления в войну на стороне Антанты Румынии программа объединения всех румын в единое государство получило некоторое распространение среди румын Трансильвании. Словаки были ещё более пассивны. Милан Штефаник и другие деятели словацкой эмиграции, ориентированные на тесное сотрудничество с чешской политэмиграцией и Антантой, составляли незначительное меньшинство даже в среде интеллигенции. Для Словакии имелись различные проекты – ориентация на Россию, Польшу или даже польско-чешско-словацкую федерацию. В итоге взяла вверх линия на создание общего государства с чехами. Но всё, как и с другими национальными проектами, зависело от исхода войны. Если бы не военное поражение Австро-Венгрии и всего германского блока, и не линия Антанты на развал старых империй (Германской, Австро-Венгерской. Османской империй), то империя Габсбургов имела все шансы на продолжение своего существования.

Весьма сложным для Австро-Венгрии был польский вопрос – отношения с поляками Галиции и польским национально-освободительным движением. Последнее было расколото на несколько групп. Правые польские политики во главе с Романом Дмовским считали главным противником Польши Германию и выступали на стороне Антанты, которая могла восстановить национальное единство и польскую государственность, пусть даже под протекторатом России. Польские социалисты во главе с Ю. Пилсудским, наоборот, питали непримиримую вражду к России и русской монархии, поэтому делали ставку на Центральные державы. При этом Пилсудский довольно прозорливо просчитывал ситуацию, когда сначала потерпит поражение Россия, а затем рухнет Германия. В результате поляки сражались по обе стороны фронта. 

Галицийская польская аристократия считала, что лучшее решение – это восстановление единой Польши под скипетром Габсбургов. Поэтому в начале войны польская элита Галиции передала австрийскому императору просьбу на объединение Польши с дунайской монархией. Однако против этого проекта выступила венгерская элита, которая опасалась присоединения к двуединой монархии новых славянских земель. Кроме того, после того как летом 1915 года австро-германские войска вытеснили русскую армию из Царства Польского, между Центральными державами возникли разногласия по поводу будущего Польши. В Берлине выдвинули план создания буферного польского государства, понятно, что под протекторатом Германии. 

В итоге 5 ноября 1916 года была провозглашена совместная австро-германская декларация, провозглашавшая независимость Польского королевства, которое «в единении с обоими союзными государствами найдет гарантии, необходимые для свободного развития его сил». Определение границ нового государства было отложено на послевоенный период, но Галиция оставалась в составе Австро-Венгрии. В этот же день император Франц Иосиф даровал этой провинции расширенную автономию, показав, что Галиция – это неотъемлемая часть империи Габсбургов. Украинское национальное движение в Галиции Вена не поддержала, предпочла галицийских поляков. При этом в Галиции жестким репрессиям подвергались русины – западная часть русского народа. Поляков, живших в Силезии под властью германской короны, акт 5 ноября не касался. Таким образом, Центральные державы не собирались создавать независимую Польшу. Поэтому Берлин и Вена не спешили с кандидатурой нового главы государства и формированием польской армии. 

В южнославянских землях ситуация также была сложной. Хорватские националисты выступали за создание хорватского государства в рамках габсбургской монархии или вне её. Они добивались включения в состав Хорватии и Славонии также Далмации и провинций, населенных словенцами. Хорватские националисты были жестко настроены против сербов, они считали сербов менее развитой, «младшей» ветвью хорватского этноса, а словенцев – «горными хорватами». Поэтому хорватские националисты стремились к хорватизации сербов и словенцев. Хорватскому национализму противостоял сербский. Его главной целью было объединение южных славян в рамках одного государства под началом Сербии. Постепенно хорватские и сербские политики, противостоящие политики мадьяризации (мадьяры – венгры) славянских областей Венгерского королевства, пришли к выводу о необходимости тесного сотрудничества. Хорвато-сербская коалиция, пришедшая к власти в Далмации, а затем и в Хорватии, выступала за триалистическое решение – план перестройки дуалистической Австро-Венгрии (с преобладанием привилегированных австрийцев и венгров) в триединое государство, с созданием в рамках монархии сильного южнославянского государства. 

Однако враждебная позиция Венгрии, преследование властями ряда южнославянских политиков в предвоенные годы, распространение националистических и панславистских настроений привели к росту напряженности в Хорватии, Далмации, и особенно Боснии. После начала войны радикальные настроения среди южных славян ещё больше усилились. Осенью 1914 года сербы массово бежали из Боснии и Герцеговины, Баната и других областей через линию фронта в Сербию. В сербскую армию в эти месяцы вступило около 35 тыс. таких добровольцев. Часть южнославянских политических деятелей сделала ставку на победу Антанты. Бежав в условиях войны из Австро-Венгрии, они создали в Риме и Нише два политических центра югославянской эмиграции. 30 апреля 1915 года в парижском отеле «Мадиссон» был создан Югославянский комитет, который затем перебрался в Лондон. Его главой стал политик Анте Трумбич. Комитет от имени югославянских народов Австро-Венгрии вёл переговоры с правительствами стран Антанты, а также Сербии и США.


Хорватский политик Анте Трумбич

Осенью 1915 года сербская армия была разгромлена и с огромными потерями отступила через горы Албании к Адриатике. Её остатки были эвакуированы союзниками на остров Корфу. Революция в России сильно подорвала позиции Сербии в лагере Антанты, лишив сербов традиционной опоры в лице русского правительства. В этой ситуации сербское правительство вынуждено было искать соглашения с Югославянским комитетом. Исходные позиции сторон на переговорах принципиально различались: премьер Сербии Н. Пашич стоял за «Великую Сербию», Югославянский комитет — за федеративную Югославию.

В итоге 20 июля 1917 году на острове Корфу между представителями Югославянского комитета и правительства Сербии было подписано соглашение (Корфская декларация). Это было компромиссное соглашение о создании единого южнославянского государства с парламентской монархией во главе с династией Карагеоргиевичей, правящей в Сербии. Предусматривалось, что будущее государство будет включать в себя все югославянские земли Австро-Венгрии, Сербию и Черногорию. В декларации говорилось, что в будущем государстве сербы, хорваты и словенцы будут равны, также на равных будут существовать два алфавита (кириллица и латиница), гарантируется свобода вероисповедания и всеобщее избирательное право. 

В целом вплоть до рубежа 1917 года говорить о полномасштабном национально-политическим кризисе на юге империи нельзя: в югославянских областях преобладал лоялизм. Особенно спокойно было в словенских землях, у словенцев, в отличие от хорватов и сербов, почти не было сторонников идеи триединой южнославянской нации («три племени одного народа»). 

Таким образом, национальные проблемы были мощной миной, заложенной под империю Габсбургов. Австро-венгерская элита, втянув Австро-Венгрию в войну с Сербией и Россией, подписала смертный приговор монархии Габсбургов. Репрессивная политика властей в отношении «непривилегированных» народов (в основном славян) ускорила развал Австро-Венгерской империи. Тем не менее, империю Габсбургов ещё можно было спасти: нужны был мир и отказ Антанты от идеи развала «лоскутной» монархии.