95 лет назад британский МИД устами лорда Керзона впервые в новейшей истории попытался оказать на Советскую Россию дипломатическое давление.

Конечно, британское внешнеполитическое ведомство и возглавлявший его лорд Керзон, направляя в Москву знаменитый ультиматум, ни в коей мере не планировали воплотить в жизнь свои угрозы. Однако точно так же, как заставить союзников таскать для себя каштаны из огня, так и выторговать в диалоге с противником максимально комфортные и выгодные для себя политические и экономические условия, всегда было в правилах Форин-офиса.




И верьте нам, на всякий ультиматум
Воздушный флот сумеет дать ответ!

Это строки из последнего куплета легендарного «Авиамарша», в котором сказано, что «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». И пусть сегодня их уже мало кто вспомнит. И пусть только единицы знают, о каком же «ультиматуме» писал тогда Павел Герман, автор на зависть энергичного текста.

А между тем в мае 1923 года ультиматум Керзона многие в Советской России восприняли как объявление нового, «четвёртого» похода Антанты. Хотя до ещё одной войны со всей Европой дело, к счастью, не дошло, дипломатическая перепалка была предельно острой – по сравнению с ней последние англо-российские «разборки» могут показаться просто детской игрой.

Нота — от барона, маркиза и вице-короля

Нота британского правительства, составленная министром иностранных дел Джорджем Керзоном, была вручена советскому заместителю наркома иностранных дел Максиму Литвинову английским представителем в Москве сэром Робертом Ходжсоном 8 мая 1923 года. В ноте содержались совершенно беспрецедентные даже по тем временам требования.

Итак, по мнению английской дипломатии, деятельность советских полпредов в Иране и Афганистане якобы нарушала пункт англо-советского торгового соглашения 1921 года, по которому Советская Россия была обязана воздерживаться от антибританской пропаганды в Азии. Британское правительство требовало ни много ни мало — отзыва советских полпредов с занимаемых ими постов. Россия к тому же должна была принести публичные извинения за акты антибританской пропаганды.

Ультиматум Керзона требовал также уплатить английской шпионке Стэн Гардинг, находившейся под арестом за шпионаж, три тысячи фунтов стерлингов (около 30 тысяч рублей золотом). Родственникам английского шпиона Девисона, уже расстрелянного, предлагалось выдать компенсацию в размере десяти тысяч фунтов стерлингов (100 тысяч рублей золотом).

Британское правительство требовало освобождения английских рыболовных траулеров "Святой Губерт" и "Джеймс Джонсон", задержанных советскими властями за нарушение установленной декретом советского правительства 12-мильной зоны береговых вод вдоль Мурманского побережья. И кроме того, уплаты денежной компенсации за ущерб, нанесённый этим британским рыбопромышленникам, а также отказа от 12-мильной и установления трёхмильной зоны береговых вод.

Наконец, ультиматум Керзона требовал, чтобы советское правительство отозвало две ноты наркомата иностранных дел, от 31 марта и 4 апреля 1923 года, в которых СССР давал отпор английским попыткам вмешательства в свои внутренние дела. Это делалось под предлогом борьбы с так называемыми религиозными преследованиями, после того, как советский суд осудил польского шпиона ксёндза Будкевича.

Последний был расстрелян за то, что организовал в Петрограде подпольную религиозную школу, выходцы из которой вели активную антисоветскую пропаганду в Белоруссии. Нота устанавливала десятидневный срок для удовлетворения всех этих требований, угрожая в противном случае разрывом англо-советского торгового соглашения 1921 года.

В целом консерваторы во главе с Эндрю Бонар-Лоу, не скрываясь, пытались помешать дальнейшему укреплению советского государства.



Все попытки финансово-экономического удушения советской республики на Генуэзской и Гаагской конференциях сорвались, и у Британии осталось фактически последнее средство – традиционные дипломатические ходы. Не отсюда ли такая резкость ноты Керзона? Впрочем, даже в Англии многие современные историки теперь расценивают ноту Керзона как "откровенную провокацию, на которую Советы не поддались".

Стоит ли удивляться, что советская пресса сразу назвала британскую ноту "ультиматумом". Но сегодня даже не во всех гуманитарных вузах учащихся знакомят с когда-то скандально известным ультиматумом Керзона. Впрочем, столь же коротка оказалась память и о другом историческом факте, связанном с именем этого британского аристократа – о так называемой «линии Керзона», на которой Антанта потребовала остановить наступление Красной армии на Варшаву в 1920 году.

Ни председатель Реввоенсовета республики Троцкий, ни главкозап Тухачевский, ни Сталин с Будённым и Ворошиловым на линии Керзона останавливаться не стали, однако после «чуда на Висле» и Западному фронту, и Первой конной пришлось откатиться от неё далеко на восток. Кстати, если не учитывать того, что Львов теперь входит в состав Украины, современная граница Польши проходит почти в точности по "линии Керзона".

Между тем и сам лорд Керзон, и его деяния всегда вызывали самую оживлённую реакцию в Советской России, и, прежде всего потому, что Англия тогда по праву числилась первым врагом и русской и мировой революции. В этой своеобразной популярности Керзон конкурировал с Уинстоном Черчиллем, многие наверняка вспомнят ёрническое у Высоцкого – «это всё придумал Черчилль в 18-м году». Биография у лорда и маркиза Джорджа Керзона была, конечно, не такая бурная, как у Черчилля, но и он сумел оставить в истории яркий след вне зависимости от взаимоотношений с Красной Россией.

Идеал аристократа

Джордж Натаниэль Керзон, точнее, если следовать английскому произношению, Кёрзон (Curzon), родился 11 января 1859 года в Кедльстоне (графство Дербишир). Выпускник Оксфорда, Керзон в 1886 году легко избрался в парламент по списку консерваторов и вскоре стал заместителем министра по делам Индии. Уже в 1895 году он впервые попал в британский МИД, опять же — заместителем министра.



Когда Керзон не занимал государственных постов, он путешествовал по Ближнему и Среднему Востоку, стал экспертом по азиатским делам и написал несколько книг. В 1898 году Керзон, получив титул маркиза Кедльстонского, был назначен вице-королем Индии и осуществил реформы в области налогообложения, проводя в то же время решительную линию на сохранение индийских памятников древности. В результате именно его усилий был скрупулёзно отреставрирован знаменитый Тадж-Махал.

Из-за конфликта со своим куда более опытным главнокомандующим, лордом Китченером, Керзону пришлось подать в отставку, уехать из Индии и удовлетвориться местом в палате лордов. В 1915 году он вошел в коалиционный кабинет Генри Асквита. В то время, когда премьером стал либеральной партии Дэвид Ллойд Джордж, лорд Керзон, числившийся крайним тори, с лёгкостью покинул Асквита и стал одним из четырех министров военного кабинета.

Он был классическим английским аристократом – во время войны, попав на маленький пивной заводик во Фландрии, где солдаты приспособили огромные медные чаны под баню, не скрывал своего удивления: «Боже, я и понятия не имел, что у низших классов такая белая кожа». Наконец, в 1919 году Керзон занял кресло министра иностранных дел и оставался на этом посту при премьерах Бонаре Лоу и Стенли Болдуине.

Лорду Керзону принадлежала вполне здравая идея прочертить русско-польскую границу точно по линии этнического раздела польских, славянских и литовских земель — Гродно, Яловка, Немиров, Брест-Литовск, Дорогуск, Устилуг, восточнее Грубешова, через Крылов и далее на запад от Равы-Русской, восточнее Перемышля до Карпат. Возможно, большевики серьезно ошиблись, переоценив свои силы и не соглашаясь на такие границы с новой Польшей Пилсудского. После своего ультиматума Керзон не без оснований рассчитывал на пост премьера, но король Георг V предпочел кандидатуру менее экстравагантного Болдуина.



Ультиматум Керзона был предъявлен Союзу ССР всего через четыре месяца после его создания. К тому времени, как писал Андрей Андреевич Громыко, «Советская страна не только отстояла и оружием и за столом переговоров своё собственное право на самостоятельное развитие, но и оказала существенную помощь народам Востока в их борьбе за независимость». И то, что Великобритания очень скоро перейдёт в дипломатическое наступление, стало понятно уже в самом начале 1923 года.

Большевики, одержав трудную, но безоговорочную победу в Гражданской войне, практически решили основные внутриполитические задачи и с созданием Союза независимых республик, который удивил мир своим единством и прочностью, смогли всерьёз взяться за продвижение на Восток. А для Лондона, который вышел победителем не из гражданской, а из мировой войны, это означало возобновление старого противостояния с Россией в Центральной Азии.

Эхо Лозанны

Разведку боем Форин-офис провёл ещё до того, как красные республики объединились в Союз – сначала в Гааге и Генуе, затем на мирной конференции в Лозанне осенью 1922 года. На Генуэзской и Гаагской конференциях "версальские победители" пытались навязать Советской России поистине кабальные условия, но не добились ни отмены монополии внешней торговли, ни возвращения иностранной собственности, ни признания долгов царского и Временного правительств.

В Лозанне предстояли переговоры с Турцией, только что отразившей греческую агрессию, а в более широком плане — урегулирование ближневосточных проблем, включая вопрос о черноморских проливах. Великобритания, стремительно терявшая ведущие позиции в мире на фоне усиления мощи США, остро нуждалась в том, чтобы сохранить и закрепить свои пошатнувшиеся позиции на Ближнем и Среднем Востоке.

Конференция носила не столько «антитурецкий», сколько откровенно «антисоветский» характер – Антанта откровенно боялась «большевизации» Турции, и представителей Красной России в Лозанну приглашать не стали. Но в нотах от 12 и 24 сентября 1922 г. Советское правительство решительно высказалось против того, что нечерноморские державы присвоили себе право регулировать режим проливов без участия России.

Казалось бы, «великие державы» могли не обращать внимания на протесты русских. Но угроза непризнания Москвой любых решений по проливам, как ни странно, сработала – делегацию РСФСР пригасили в Лозанну, отказав в том же представителям двух других черноморских стран — Украины и Грузии (Советский Союз, напомним, был создан только через три месяца). Согласитесь, есть какая-то ирония истории в том, что грузинские и украинские дипломаты были тогда просто «введены» в состав российской делегации.

В Лозанне советская делегация выдвинула программу, разработанную В.И. Лениным:

1. Удовлетворение национальных стремлений Турции.
2. Закрытие проливов для всех военных кораблей в мирное и военное время.
3. Полная свобода торгового мореплавания.

Всего три пункта — и полная ясность взаимоотношений в целом регионе. Ответный английский проект, который изложил лорд Керзон, предусматривал право свободного прохода через проливы военных кораблей любой страны, как в мирное, так и в военное время. Англия предложила демилитаризацию побережья проливов и передачу контроля над ними международной комиссии с участием не только черноморских держав, но и тех, которые находятся в большом отдалении от Черного моря. Такой проект, естественно, тут же поддержали Франция и Италия.

Советская делегация выступила против плана Керзона, охарактеризовав его как препятствие для мира на Ближнем Востоке и предложив полную свободу прохода через проливы для торговых судов и для коммерческой авиации любой державы. Но для военных кораблей и военной авиации всех государств, кроме Турции, проливы предлагалось закрыть.

Но Турция вопреки договоренностям дала согласие на английский проект конвенции о проливах. Турки начали сепаратные переговоры на базе керзоновских условий, рассчитывая на уступки Англии по другим вопросам. Это и предрешило результаты работы комиссии о проливах. Лорд Керзон заявил, что советский проект неприемлем, предложив передать согласование своего проекта в комитет экспертов. При этом доступ советскому представителю туда был закрыт.

После этого обострение советско-английских отношений было уже практически неизбежно. На конференции в Лозанне объявили перерыв, а "Советы", как писали английские консервативные газеты, "после серии нот и протестов, перешли от слов к делу".

Памяти товарища Воровского

Надо помнить, что в период премьерства Эндрю Бонар-Лоу, который откровенно признавался, что ничего не понимает в дипломатии, лорд Керзон был абсолютно полновластным руководителем британской внешней политики. Ничто не ограничивало его в проведении открыто враждебного Советскому Союзу курса, и Керзон готов был вернуться к методам и целям периода антисоветской интервенции.



Мировая пресса в дни ультиматума Керзона пестрела сообщениями о посылке британских военных миссий в Польшу и Румынию, о том, что английский флот вновь, как в 1878 и 1915 годах, двинулся в Дарданеллы. Естественно, тут же оживились осевшие в Галлиполи белогвардейцы Врангеля.

Кроме того, английская эскадра, которой теперь не надо было оглядываться на затопленный в Скапа-Флоу германский "Флот открытого моря", планировала двинуться к берегам Прибалтики. Владельцы акций аннулированных русских займов и национализированных предприятий развернули шумную пропаганду в газетах. Английский миллионер Лесли Уркварт в письме в "Таймс" заявил: "Ультиматум Керзона — это первый показатель твёрдости и разума в отношениях с Россией".

По времени ультиматум Керзона практически совпал с убийством советского дипломата Вацлава Воровского. Ноту вручили Максиму Литвинову 8 мая, а 10-го всё в той же тихой швейцарской Лозанне белогвардеец Мориц Конради выстрелил в Воровского прямо в зале гостиничного ресторана. К тому моменту прерванная осенью конференция возобновила работу, но уже без участия советской делегации.

Советского полпреда в Италии Воровского, оставшегося практически в одиночестве, по дипломатическим традициям нельзя было полностью отстранить от конференции, но его беспардонно травили, а об эффективной личной охране советским дипломатам в те времена приходилось только мечтать.

Три месяца спустя, уже в Риме, уже совсем в иных условиях, то, о чём державы в основном договорились в Лозанне, будет подписано… Но не всеми – Советский Союз Лозаннскую конвенцию так и не ратифицирует, как нарушающую его законные права и не гарантирующую мира и безопасности черноморских стран.

Английская оппозиционная пресса язвила: "Советы могли позволить себе "наплевать на Лозанну", так как в противостоянии с Керзоном практически полностью отстояли свою точку зрения в крупных вопросах, уступив в вопросах второстепенных". Так, англичанам оперативно вернули их траулеры. СССР рассчитался по финансовым возмещениям шпионке Стен Гардинг и семье Девисона, хотя и с оговоркой, что "Советское правительство отнюдь не отказывается от признания правильности своих действий в отношении названных лиц".

Пролетарский "бенефис"

А первым майским ответом на ультиматум лорда Керзона стала многотысячная рабочая манифестация в Москве. Без "руководящей и направляющей" дело, конечно, не обошлось, хотя тогдашняя ВКП(б) – это совсем не КПСС образца 70-80-х годов. И все же, сотни тысяч москвичей на Тверскую и Охотный ряд собрать по принуждению невозможно.

Фотографии – документ особый, они врать так, как врут политики и историки, не умеют. Да и настоящего писателя или поэта легче пристрелить, чем заставить солгать – с Есениным или Маяковским такое точно не проходило. А уж если кому-то, как Булгакову, приходилось публиковаться за границей, тут врать не надо было даже по принуждению. Не удивительно, что нерв эпохи так остро чувствуется и в стихотворных строках великих русских поэтов и в небольшом газетном репортаже "Бенефис лорда Керзона", написанном Михаилом Булгаковым для берлинской эмигрантской газеты "Накануне".

Если просмотреть газеты тех лет, причём не только советские, если заглянуть в мемуары современников, складывается впечатление, что отнюдь не сам по себе ультиматум Керзона, а именно демонстрация в Москве и стала тем источником вдохновения, который не дал смолчать Есенину, Маяковскому и Булгакову. Ну а редактировать классиков – дело неблагодарное, поэтому, приводя их яркие строки, ограничимся лишь минимальными комментариями.



"Берегись, Керзон — АСПС вооружен", — ненавязчиво предупреждал Сергей Есенин, имея в виду кого бы вы думали?

АСПС – это азербайджанский совет профессиональных союзов. Интерес англичан к бакинской нефти тогда ни для кого не был секретом, и оппонента-соперника английскому лорду поэт подобрал самого что ни на есть достойного. Однако и этой строки хватило неуёмному Маяковскому, чтобы в пропагандистском порыве походя лягнуть «конкурента» Есенина:

Керзон, многие
слышали звон,
да не знают —
что такое Керзон…

Именно так разухабисто и самоуверенно один великий поэт, не чуждый политики, обратился к другому, который от политики бежал, в своих "Маяковских галереях".



Однако были у громогласного Владимира Владимировича и другие строки с лордом Керзоном:



У Керзона
сногсшибательный вид.
Керзон богат,
Керзон родовит.
…
Лицо
принимает,
какое модно.
Какое
английским купцам угодно.

А вот это, согласитесь, уже настоящий Маяковский. И лорд Керзон здесь тоже, не правда ли, такой – «настоящий»!

Ну а "настоящий" Михаил Булгаков, в свою очередь, не мог не заметить на той демонстрации уже самого Маяковского: "...Маяковский, раскрыв свой чудовищный квадратный рот, бухал над толпой надтреснутым басом..."; "Маяковский все выбрасывал тяжелые, как булыжники, слова..."



Сам же булгаковский репортаж динамичен наподобие срочной телеграммы:



И дальше:



Многотысячные манифестации вслед за Москвой и Петроградом прокатились по всей стране – большевики давно не чувствовали такой всенародной поддержки. К тому же в мае 1923-го весь мир снова смог увидеть, что такое настоящая пролетарская солидарность. Массовые демонстрации во всех странах, в том числе в Англии, под лозунгом "Руки прочь от Советской России" заставили правительства других стран воздержаться от поддержки авантюры Керзона.

В самой Англии оппозиция его величества, либералы и лейбористы, выступили против министра лорда Керзона и потребовали мирного урегулирования конфликта. Министр иностранных дел фактически был вынужден дважды менять сроки ультиматума и в конце концов пойти на компромиссное соглашение с Советской Россией. Уже в июне 1923 года стороны заявили, что считают конфликт исчерпанным.