Для ребёнка каждый из них казался настолько значимым, настолько сдержанным, настолько величественным, что даже вообразить не мог, что они, учителя, ушли из классов или вышли на забастовку в знак протеста по всем «красным штатам» Америки, а ведь они были на самом деле рабочими, пролетариями, представителями того класса, который в лучшем случае получает скромную зарплату и стоит отнюдь не на вершине в нашем мире, а где-то ближе к дну. В недавние недели и студенты, и преподаватели из переживающих тяжёлые времена школ Америки потрясли страну, выйдя на школьные дворы, на улицы и площади, к прессе, телевидению и социальным СМИ, протестуя против всё более вооружающейся Америки и нового золотого века, в котором 1% всегда в победителях и с очередным сокращением налогов, что неизменно ведёт к сокращению финансирования периферийных сфер, вроде школ и инфраструктуры. Было весьма вдохновляющим наблюдать то, как студенты и преподаватели поняли, как их ограничивают в нашем обществе и как они отказываются соглашаться с тем местом, которое им отводится в нынешней ситуации и, соответственно, в мире.

Сегодня Стив Фрейзер, автор недавно вышедшей из печати книги «Класс имеет значение: странная карьера американской иллюзии» рассматривает, насколько многие из нас оказываются сбиты с толку, когда речь заходит о реальности класса, и внутри и вне кабинета, в американском мире, который на данный момент становится всё более несправедливым. Пора нам всем вернуться в школу и снова учиться у преподавателей (и студентов) нашей страны тому, как на самом деле работает наш мир.

Том.

* * *

Преподаватели в «красных штатах» Америки усердно стараются преподать нам урок. Американский миф покоится на вере в то, что страна родилась, как некая безупречная концепция, что Новый Свет появился и всегда остается землей без классовой иерархии и конфликтов, которые так уродовали Европу.

Забастовки, митинги и стачки учителей государственных школ в Западной Виргинии, Оклахоме, Кентукки, вскоре, вероятно, и в Аризоне, да повсюду стали ошеломляющим напоминанием, что учёба всегда имела намного большее значение в нашей общественной и частной жизни, чем позволяла наша история происхождения. Восставшие учителя учат нас тому, что за сказку об отрицании мы дорого заплатили.

Профессионалы или пролетарии?

Кто же такие учителя — профессионалы, пролетарии или и то, и другое? Один из симптомов нашего патологического отрицания реалий обучения состоит в том, что мы привыкли считать учителей «средним классом». Конечно, их профессиональная добросовестность предусматривает для них именно такое социальное положение. В конце концов, средний класс — это часть социальной географии, которую мы представляем, как основу устремлений добрых граждан любого рода, место, настолько всеохватывающее, что оно избавлено от признаков ранга, предписаний и влияния. Средний класс — это класс настолько универсальный, что на самом деле и не класс вовсе.

Однако школьные учителя всегда были представителями рабочего класса. И с давних пор это главным образом женщины, которые постоянно чувствуют незащищённость, борются за выживание и страдают от низкой оценки обществом, что распространено среди сегодняшних учителей.

Женщины-преподаватели прошлых лет, возможно, думали о своей работе, как профессии или «призвании», приверженности своим собственным нормам этики и стандартам мастерства, равно как и интеллектуальным устремлениям и социальному служению. Но что бы они о себе не думали, у них отсутствовала способность убедить государственные власти обратить внимание на подобные устремления (и они этого не сделали). Как «женская работа», преподавание в школе, проводимое «школьными дамами» заняло по сути низкую позицию в якобы бесклассовой Америке.

Что в итоге перевесило эти проявлявшиеся профессиональные идеалы учителей государственных школ, так это, по иронии судьбы, их объединение в профсоюзы, то есть их самоидентификация, как составной части рабочего класса. Борьба за создание профсоюзов учителей была одним из наименее известных прорывов в 1960-е и в начале 1970-х. Рискованное предприятие, включающее в себя массу самопожертвования и воинственности, оно было встречено агресссивным сопротивлением политических элит просто повсюду.  Когда наконец была добыта победа, это привело к значительным улучшениям материальных условий хронически недоплачиваемой части рабочей силы. Возможно, не менее важно, что впервые было узаконено давнее желание учителей получить некое уважение, желание, воплощённое в системе постоянных должностей и других форм профессионального признания и защиты.

Те с трудом добытые профсоюзы учителей проложили путь и к крупномасштабной организации правительственных служащих любого рода. Это стало еще одним миром в противоречиями в самом себе: по большей части белые воротнички и хорошо образованные, с мощным ощущением профессионализма, но с которыми издавна дурно обращались, сильно недоплачивали и у которых заметно отсутствовало влияние, словно обитатели этого мира были… ну, настоящими пролетариями (каковыми, конечно же, они и были на самом деле).

Мятеж в стране уступок и жёсткой экономии

Несмотря на прошлую историю мятежности рабочего класса, образ бастующего учителя (а иногда ради этого ещё и нарушающего закон) всё ещё обладает замечательной способностью шокировать нас, остальных. Каким-то образом это не соответствует образу, всё ещё очень яркому, профессионалов с мягкими манерами, из среднего класса, законопослушного, какими, как считается, должны быть учителя государственных школ.

Что ещё более усиливает этот шок, так это место, где происходит весь этот шум. В конце концов многие десятилетия эти «красные штаты» были страной уступок правлению больших денег и их политическим сторонникам. Например, штат Оклахома имеет столь малодушноезаконодательство, столь рабски прислуживает братьям Кох и нефтяной промышленности, что запретил законом народным представителям вводить новые налоги иначе, чем квалифицированным большинством законодателей в две трети. (Конечно, простого большинства вполне достаточно, когда речь идёт о снижении налогов).

Аризона обычно обладала законом о «праве на работу» с 1947 года с целью оградить себя от попыток организовать рабочих. Но закон на самом деле — гротескное искажение наименования. Вместо того, чтобы гарантировать занятость, закон запрещает профсоюзам вести переговоры по контрактам, требуя, чтобы все рабочие, получающие выгоды по контрактам, становились членами профсоюза и вносили плату с целью покрыть расходы представителей. Во всех этих штатах учителям (как и другим государственным служащим) запрещено или крайне ограничено законом право на забастовку.

Подобные согласованные и заразительные мятежи на родине стоящих на коленях были невообразимы…. До тех пор, конечно, пока этого не произошло.  И уступчивость, и нынешняя взрывная волна сопротивления учителей вызваны зарплатой и суровой экономией. Эти управляемые республиканцами штаты вряд ли были единственными, кто сократил социальное обслуживание до предела, одновременно одаряя корпоративные политические фигуры. (Масса правительств управляемых Демократами штатов делает то же самое). Но отвратительная обстановка в государственных школах и условия жизни людей, которые там работают в этих штатах, превратили их в детей с плакатов времен жёсткой экономии, которая длится десятки лет.

Штат Оклахома, например, за прошедшие десять лет сократил финансирование на каждого студента на 30% и возглавил в этом отношении страну, если говорить о сокращении финансирования образования после рецессии 2008 года. А Аризона тратит на одного студента меньше, чем любой другой штат. И только начало списка мер жёсткой экономии «красных штатов» в области образования. Основные итоги подобной губительной тактики означают, что обучение идёт по устаревшим учебникам, на древних компьютерах (если они вообще есть) в школьных зданиях без отопления и иногда даже с четырьмя учебными днями вместо обычной пятидневной школьной недели.

У учителей Западной Виргинии, первыми вышедших на забастовку, средняя зарплата в 2016 году составила  $45,240  (в год), это 47 место в стране в списке учительских зарплат. Оклахома с $41,000 и того хуже. Учителя Аризоны, теперь угрожающие присоединиться к забастовке, на 43 месте, а Кентукки лишь чуть лучше с $52,000.  В какой-то момент — его всегда невозможно предугадать, и не важно, насколько неизбежным это может выглядеть — оказывается, что хватит, значит хватит.

Жёсткая экономия — политика боссов в образовании или (как мы склонны теперь говорить), доминирования 1%. Однако, это влечёт за собой намного большее, чем просто голодание в государственном секторе, особенно в образовании. Зарплаты учителей и мрачные условия в обнищавших школах, им сопутствующие — всего лишь бюджетное выражение более глубоких процессов беспощадного экономического низкого уровня развития и культурного насилия.

В конце концов за последнее поколение деиндустриализация Америки отплатила шикарными дивидендами финансистам, спекулянтам на слиянии и поглощении, торговцам мусорными облигациями и корпорациям, обдирающим профсоюзную рабочую силу в пользу тяжкого труда глобального Юга. По ходу дела деиндустриализация опустошила экономический и социальный ландшафт сообществ рабочего класса ( в том числе и учителей из «красных штатов»), превратила целые города в города-призраки, оставив миллионы на идущем вниз эскалаторе социальной мобильности, и сделала опиоиды частью специализации сельской и городской глубинки страны.

В процессе деиндустриализация иссушила источники основанных на промышленности налоговых поступлений, которые когда-то помогали сохранить небольшие социальные службы, в том числе и столь базовые, как государственное образование. Возврат налогов, субсидии или исключения для мира бизнеса растут и растут, а дороги, мосты, общественный транспорт, здравоохранение и обучение портятся.

Обвинение жертв

Козлы отпущения этого раскручивающегося бедствия уже собраны — обычные подозреваемые, конечно же: наследственная лень отчаянно бедных и иммигрантов, живущих за счёт общественного благополучия, либеральные сентиментальные люди, управляющие социальными службами государства, жадные не охваченные профсоюзами рабочие, подрывающие конкурентоспособность Америки и, помимо прочих, те, кто в большой немилости.

И да, есть ещё дополнительный, намного более  удивительный негодяи в этом ряду — те, кто в других отношениях по сути являются уважаемыми, законопослушными профессионалами, обучающими наших детей. Если эти дети не смогли соответствовать требованиям, если они не могут читать или писать, или считать, если они крайне безграмотны, если они выросли чернокожими или «не-задокументированными», что тревожит официальные власти, если они бросили школу или подсели на наркотики, если они демонстрируют всестороннюю дисфункцию и плохое поведение, так это должно быть вина учителей. В конце концов, у них же не пыльная работёнка, они приходят домой в три часа, у них в распоряжении целое лето и они наслаждаются иммунитетом от государственного контроля благодаря их чрезмерно влиятельным профсоюзам.

Уступчивость и жёсткая экономия привели к культурному упадку, явным признаком которого стало обвинение учителей в глубоком, многостороннем социальном распаде, который по большей части бьёт по ним же, и никак не вызван ими же. Страна проходит систематическое понижение развития, поскольку США не могут обеспечить пристойное жилье или здравоохранение, не ядовитую окружающую среду или разумное воспитание детей, слепое к цвету кожи правосудие или хорошо оснащённые школы, не говоря уж о стоящей работе. И школьные классы наследуют весь этот дефицит.

Миллионы детей ходят в школу, перегруженную ценой давнего упадка ещё до того, как они вошли в свой первый класс. Учителя пытаются с этим справиться, зачастую героическими усилиями, но проигрывают битву и подвергаются осуждению за поражение. И не имеет значения, что многие из них, как персонал школ Западной Виргинии или Оклахомы, проводит неизмеримое количество часов помимо «нормального» школьного дня, готовясь к занятиям и придумывая способы залечить раны, нанесенные социальной слабостью. Они даже находят собственные средства, чтобы придумать, чем закрыть зияющие провалы в смысле учебников, компьютеров, бумаги (и не только тетрадей, но и туалетной бумаги), на которые местное правительство и правительство штата отказались предоставить финансирование.

По этим детям и этим школам можно увидеть образ будущего нашего общества, и станет очевидно, что оно не работает. Как и очень многое в ушедшей американской жизни, это мир «победителей» и «побеждённых» — и дети, как и учителя, уже давным-давно отнюдь не среди первых.

Как удобно власть имущим  выставлять бастующих учителей проблемой, «проигравшими», при этом сокращая им зарплаты, расходные материалы, контракты на постоянную работу и другую профсоюзную защиту (когда они даже довольно удачно имеют профсоюзы), при этом удлиняя учебные часы, сокращая жизненно важные периоды подготовки и подвергая их проверкам на дисциплину преподавания.  Просто чтобы свести концы с концами учителя в этих «красных штатах» зачастую вынуждены работать по совместительству официантками или водителями автосервиса. Словом, вплоть до недавних забастовок и стачек они были превращены в бессильных, а никак не правомочных, пролетариев.

Когда, если не сейчас?

Учителя восстали, каким бы карающим и деморазизующим не был режим. Хотя есть стремление написать «наконец-то восстали», никто не должен недооценивать отвагу и отчаяние, которые для этого потребовались. Более того, момент сопротивления американскому миру жёсткой экономии под контролем плутократов совсем не так удивителен, как может показаться.

Мы живём во времена Дональда Трампа и Берни Сандерса. Крайне различающимся образом, но каждый из них весьма симптоматичен для нашего времени — в случае Трампа это патологическое состояние, в случае Сандерса — возможность восстановления от болезни уступчивости и жёсткой экономии. Но в обоих случаях вы наблюдаете, что установленный порядок теряет свою хватку. Ещё до кампании Сандерса были признаки того, что ветер меняется, наиболее ярко это проявились в Движении  Occupy Wall Street (как бы коротко они ни было). Сегодня же благодаря частично и феномену Сандерса,  рождённые на рубеже веков, которых особо привлекал сенатор из Вермонта, составили наиболее про-профсоюзную часть поколения.

Подобного рода переменам способствовали и более близкие к реальности элементы. Разгневанные учителя в «красных штатах» в целом либо не были членами профсоюза, либо были членами организаций, подобных профсоюзам, но не обладающих властью или влиянием.  Так что им пришлось полагаться на самих себя, чтобы образовать боевую силу, некий акт социальной изобретательности, что случается крайне редко. Однако когда это происходит, то оказывается и захватывающим, и вдохновляющим, поскольку восстание в Западной Виргинии явно продолжилось в удивительном числе других «красных штатов».

Класс имеет значение, как и его история. Западная Виргиния была не единственным местом, где бастующие или протестующие учителя вступили в борьбу, прекрасно зная и гордясь давней историей сопротивления рабочего класса штата хищническому поведению работодателей. В случае Западной Виргинии таковыми были угольные бароны. Многие участники забастовки ещё хранят в семейных архивах память об угольных войнах.

О Кентукки, а наиболее памятно «кровавое графство Харлан», где забастовки, взрывы и другие формы гражданской войны между владельцами шахт и рабочими шли почти десятилетие в 1930-е (что потребовало многочисленных вмешательств штата и федеральных войск), можно сказать то же самое. Оклахома, даже когда это была ещё просто территория, обладала живым народным движением и позже движением трудового ополчения, в которое входили крепкое представительство Индустриальных Рабочих Мира (легендарные “Wobblies”), это традиция сопротивления, которая вновь вспыхнула во времена Великой Депрессии.

Аризона также когда-то была родиной традиций трудового ополчения в металлодобывающей промышленности. Его мрачная история самым печально известным образом разыгралась в Бисби, Аризона, в 1917 году. В то время шахтеры медных рудников, бастовавшие против Фелпс Доджа и других добывающих компаний, были окружены представителями Линча, перевезены в пустыню Нью-Мексико в грязных железнодорожных грузовых вагонах и оставлены на произвол судьбы. Те войны против Фелпс Джоджа и других корпоративных голиафов продолжалась вплоть до 1980-х.

Подобные воспоминания помогли поддержать волю к сопротивлению и представление о мире без уступок и жёсткой экономии. В нормальных условиях быть пролетариатом означает не иметь власти. Прежде, чем капитал становится экономической категорией, он является категорией политической. Если он у вас есть, вы  явно намного более свободны делать, что вам угодно, а если нет, то вы зависите от тех, у кого он есть. Однако на самом видном месте прячется совсем иной факт: без коллективной работы тех, кто якобы представляет собой не имеющих влияния рабочих, ничего не работает.

Это подчеркивает ситуация с квалифицированными работниками, какими в конце концов и являются учителя. Осознание этого «факта» и действие в соответствии с ним требует скачка морального воображения. То, что случилось с протестующими учителями в столь многих «красных штатах», отражает дух солидарности, о котором сообщали многочисленные аккаунты мятежников, в том числе и сравнения забастовок с «Арабской весной учителей».

И помните, что многие другие составляющие современной рабочей силы страдают от ненадёжных условий существования, не столь уж отличных от условий, в которых находятся учителя в государственных школах, в том числе многие высококвалифицированные «профессионалы», вроде компьютерщиков, преподавателей колледжа, журналистов и даже всё большее число инженеров. Так что недавние забастовки могут предвещать аналогичное признание скрытого влияния равно невероятных областей, где профессионалы претерпевают процесс пролетаризации.

Скачок воображения такого рода, как предприняли эти учителя, дает иными плоды, которые лелеют победу. Вместо представления своей борьбы, как ограниченной собственной «профессией», например, учителя сегодня формируют своёе движение, чтобы вторить более широким желаниям. В Оклахоме и Западной Виргинии, к примеру, они настояли на улучшении не только их собственной жизни на рабочих местах, но и всех представителей школьного персонала. Учителя Оклахомы отказались вернуться в школу даже после того, как законодатели согласились обеспечить рост зарплаты, настаивая, чтобы штат адекватно финансировал и всю систему образования. И повсюду эти восстания умышленно делали общее дело со всем сообществом, которое пользуется школами — родителями и учащимися — при этом постоянно выражая желание, чтобы на алтарь жёсткой экономии не приносились дети.

Ничто не может быть в большем противоречии с эмоциональной логикой жёсткой экономии и уступок в обществе, которое научилось приветствовать «победителей» и разворачиваться спиной к «побеждённым», чем расширение социальной симпатии, которая охватывает школьные здания «красных штатов» Америки.

Класс упразднён? Да не похоже.