Протестные движения на Ближнем Востоке приводят к жестоким репрессиям и редко заканчиваются чем-то хорошим. Даже когда протестующие «добиваются» свержения автократа, им все равно не удается положить конец автократии.

В Иране препятствия для успеха протестующих особенно серьезны. В то время как большинством ближневосточных стран управляют светские автократы, сосредоточенные в первую очередь на подавлении исламистской оппозиции, Иран представляет собой исламистскую автократию, стремящуюся подавить светскую оппозицию. И динамика текущих протестов — невооруженные, неорганизованные, не имеющие лидеров граждане, настаивающие на экономическом процветании и плюрализме, против хорошо вооруженной, организованной, хищной теократии, призывающей к мученичеству — не может стать рецептом для успеха.

Тем не менее на таком неблагоприятном фоне антиправительственные протесты в Иране — хотя пока по своим масштабам они еще не дотягивают до протестов 2009 года — оказались беспрецедентными по своему географическому размаху и интенсивности. Они начались 28 декабря в Мешхеде — городе, куда часто приезжают шиитские паломники и который называют оплотом режима. В Мешхеде протестующие кричали: «Покиньте Сирию, подумайте о нас». Затем протесты перекинулись на Кум, священный иранский город, где протестующие выразили ностальгию по шаху Реза — автократу, правившему в ХХ веке, который безжалостно притеснял духовенство. Протесты охватили провинциальные города: тысячи людей кричали «мы не хотим жить в исламской республике» в Наджафабаде, «смерть стражам революции» в Раште и «смерть диктатору» в Хорамабаде. Потом протесты начались в Тегеране, и, как сообщает «Би-Би-Си» (BBC) со ссылкой на иранских чиновников, там власти арестовали несколько сотен человек.

Что именно спровоцировало начало этих протестов, пока остается неясным. Согласно некоторым данным, они были инициированы представителями консервативных сил, намеревавшихся ослабить авторитет президента Хасана Роухани (Hassan Rouhani). Однако эти протесты подпитывались теми же самыми факторами, которые становятся причиной антиправительственных протестов во всех странах: стремительный рост расходов, повсеместная коррупция, обман и неумелое руководство. В Иране к этому опасному коктейлю примешиваются еще и политические и социальные репрессии, которые проводятся с пьедестала исламистской теократии.

Недовольство людей назревало в течение многих лет и даже десятилетий, и среди тех факторов, которые отличают сегодняшние протесты от протестов 2009 года, можно выделить смартфоны. В 2009 году, когда, по некоторым оценкам, в Тегеране молча протестовали 2-3 миллиона человек, этим девайсом владели менее миллиона человек, а за пределами Тегерана он вообще встречался крайне редко. Сегодня считается, что смартфоны есть у 48 миллионов иранцев, и на них установлены приложения, существенно облегчающие общение между людьми. Считается, что только приложением «Телеграм» (Telegram) пользуются около 40 миллионов человек. Между тем правительство Ирана может попытаться перекрыть доступ к интернету.

В то время как иранцы имеют достаточно четкое представление о том, как живут люди в других странах, последние вряд ли до конца понимают особенности жизни в Иране, учитывая то, что Тегеран активно влияет на характер освещения событий в Иране западной прессой. С 2009 года профессиональные журналисты, освещающие события в Иране — в том числе Фарназ Фассихи (Farnaz Fassihi) из «Волл стрит Джорнал» (Wall Street Journal), Назила Фатхи (Nazila Fathi) из «Нью Йорк Таймс» (New York Times), Мазиар Бахари (Maziar Bahari) из «Ньюсвик» (Newsweek), Париса Хафези (Parisa Hafezi) из «Рейтерс» (Reuters), Барак Дегханпишех (Babak Dehghanpisheh) и многие другие — подвергались высылке, угрозам и даже попадали в тюрьму. Те немногие журналисты, которые до сих пор остаются в Иране, совершенно обоснованно опасаются за свою безопасность. Многие лучшие иранские писатели, ученые и деятели культуры были изгнаны из Ирана.

В то же время режим предоставлял визы и свободный доступ тем, кто, как он полагал, будет освещать события в Иране с более благоприятной стороны. Министр иностранных дел Ирана Джавад Зариф (Javad Zarif) очень умело манипулирует западными журналистами, аналитиками и чиновниками. Это дало возможность воспитать новую породу журналистов и аналитиков — некоторые из которых преследуют в Иране свои деловые интересы — действующих с особой осторожностью ради сохранения своего доступа.

В Иране зафиксирован самый высокий уровень казней на душу населения в мире. Иранские власти относятся к женщинам как к гражданам второго сорта, преследуют геев и представителей религиозных меньшинств, подавляют свободу слова. Хотя множество достойных людей хотят, чтобы мирное гражданское движение в Иране достигло своих целей, есть масса веских причин полагать, что ему не удастся этого сделать. Аппарат принуждения в Иране — Корпус стражей исламской революции и отряды Басиджа — хорошо организован, вооружен, и его многочисленные представители блестяще владеют жестоким искусством репрессий. Между тем у оппонентов правительства нет оружия и лидеров. Более того, в распоряжении иранского правительства есть десятки тысяч шиитских боевиков — в том числе боевиков ливанской «Хезболлы» — которых он воспитывал в течение многих лет. Для этих закаленных в боях людей подавить восстание мирных иранцев — это гораздо более простая задача по сравнению с борьбой против сирийских повстанцев или суннитских джихадистов.

​

Хотя некоторые аналитики выразили надежду на то, что эти протесты заставят иранское правительство попытаться решить проблемы простых людей, история показывает, что обратная ситуация гораздо более вероятна. В ближайшие недели и месяцы характер действий режима станет гораздо более репрессивным. Службы безопасности Ирана процветают в те периоды, когда возникают беспорядки. Некоторые иранцы даже боятся, что стражи революции позволили протестам распространиться, чтобы затем расширить свое влияние, прикрывшись интересами национальной безопасности.

Вполне естественно, что народные выступления против режима, чей официальный лозунг звучит как «Смерть Америке», должны получить поддержку со стороны американских политиков. Но вопрос как всегда заключается в том, как Вашингтон может «поддержать» эти протесты наиболее конструктивным образом? После войны в Персидском заливе 1991 года президент Джордж Буш-старший призвал иракских шиитов восстать против Саддама Хусейна. Когда они это сделали и их разбили, негодование международного сообщества было направлено не столько на Хусейна, сколько на Буша. В 2009 году администрация Обамы оказала весьма сдержанную поддержку Зеленому движению в Иране: позже Хиллари Клинтон призналась, что это стало ее самой большой ошибкой на должности Госсекретаря.

Что же нужно сделать американским лидерам? Хотя тщательно продуманные заявления о солидарности с народом, исключающие открытые призывы и побуждение к действиям, довольно удобны, учитывая ничтожное влияние Вашингтона в Тегеране, подобные заявления будут иметь лишь ограниченное воздействие (по сравнению с официальными заявлениями касательно авторитарных режимов, над которыми США имеет заметное влияние, таких как режим Мубарака в Египте). Но гораздо важнее публичных заявлений является политика США, которая способна ограничить способность режима препятствовать общению людей и его способность к принуждению.

Один из возможных вариантов действий заключается в том, чтобы США ясно дали понять, что те компании и страны, которые оказывают поддержку иранскому репрессивному аппарату, столкнутся с ответными мерами со стороны США. США также следует мобилизовать своих партнеров, которые поддерживают рабочие отношения с Ираном — включая Европу, Японию, Южную Корею и Индию — чтобы те выступили с критикой репрессий Тегерана. Пока верховный представитель Евросоюза по иностранным делам Федерика Могерини (Federica Mogherini) хранит молчание.

Учитывая непрозрачность иранской системы и ее закрытость для независимых расследований, события следующих нескольких дней и недель кажутся совершенно непредсказуемыми. Хаменеи и его сторонники в Корпусе стражей исламской революции, по всей видимости, занимают весьма прочные позиции, однако, как позывает история, стабильность авторитарной системы может оказаться иллюзией. В августе 1978 года ЦРУ с уверенностью заявило, что монархия Пехлеви в Иране находится ни в революционной, ни даже в предреволюционной ситуации«. Спустя пять месяцев шах, страдавший от рака последней стадии, о котором не знали даже члены его семьи, покинул свой пост. Состояние здоровья Хаменеи уже много лет вызывает множество разговоров, однако информацию о нем хранят в секрете как важнейшую государственную тайну.

«Я пессимист, потому что есть разведданные, — любил говорить итальянский философ Антонио Грамши (Antonio Gramsci). — Но я оптимист, потому что есть воля». 2,5 тысячи лет персидской цивилизации и столетний квест в поисках демократии вселяют надежду на то, что стремление иранского народа к переменам невозможно сломить. Однако 40-летняя история жестокостей Исламской республики указывает на то, что перемены не наступят мирно, легко и быстро.