Человечности больше в тюрьме, чем в украинских судах

«Человечности больше в тюрьме, чем в украинских судах»

Дело Сергея Юдаева – один из многочисленных примеров правового произвола на Украине. Политически мотивированные процессы, судебное преследование инакомыслящих стали привычной практикой после «майдана». Но именно на Юдаеве карательная система пытается отшлифовать иезуитскую методику: одновременно с оглашением приговора политзаключенному, когда применена амнистия и он должен выйти на свободу, оперативно стряпается новое уголовное дело…

Его обвиняли в организации массовых беспорядков в Харьковской облгосадминистрации 6-8 апреля 2014 г. (ч. 1 ст. 294 УК, максимальная санкция – 8 лет лишения свободы) и в хулиганстве в офисе канала АТН 7 апреля 2014 г. (ч. 3 ст. 296, максимальная санкция – 5 лет). Было известно, что судья по совокупности двух статей даст Юдаеву максимальный срок, 8 лет лишения свободы, и применит Закон об амнистии (за 3 года 8 месяцев пребывания в СИЗО заключенный отсидел, по «закону Савченко», 6 лет 10 месяцев 10 дней). На 3 ноября было запланировано оглашение приговора в Киевском районном суде Харькова. Но в этот день автозак доставил Юдаева из СИЗО исправительной колонии №12, где он провел долгие месяцы судебного процесса, не в суд, а в СИЗО №27. Оглашение приговора было перенесено на 6 ноября.

Перед началом долгожданного заседания адвокат Тихоненков узнал вопиющие подробности того, что произошло за эти три дня с его подзащитным: в СИЗО №27 Юдаев объявил голодовку, подвергся физическому воздействию; представители администрации пригрозили ему, что он вообще не выйдет из тюрьмы; в суд Юдаева доставили с разбитой головой… Да и само судебное заседание было отложено на несколько часов из-за сообщения о минировании суда.

Вечером 6 ноября, после оглашения приговора, Юдаев ожидал, пока судья оформит документ об освобождении. Он пожаловался на плохое состояние: давали себя знать последствия избиения в СИЗО и четырех дней голодовки. Ему вызвали «скорую». В это время в зале судебного заседания появился следователь отдела полиции того самого Новобаварского района, в котором находится СИЗО №27, куда накануне перевезли Юдаева. Полицейский попытался зачитать новое подозрение Сергею, который, в ожидании врачей, уже в полубессознательном состоянии, сидел, положив голову на стол. Люди, ожидавшие освобождения Юдаева, с негодованием заглушили чтение подозрения: следователя никто не услышал. Адвокат Тихоненков вызвал патрульную полицию и написал заявление о преступлении против его подзащитного (незаконное перемещение в другое СИЗО, избиение, угрозы, фабрикация нового дела).

В тот день полноценно пообщаться с освобожденным Сергеем Юдаевым – с оглядкой на его состояние – не представлялось возможным. Он ответил на вопросы уже в более спокойной обстановке, находясь на лечении в одной из частных клиник.

– Сергей, на следующий день после вашего освобождения начальник Главного управления нацполиции Харьковской области заявил, что Юдаев объявлен в розыск по подозрению в избиении заключенного. Знаете, что вам якобы было зачитано подозрение, но вы скрылись и не явились в другой суд на избрание меры пресечения?

– Давайте по порядку. Начнем с «избиения»: кто кого избил. Я повторю то, что коротко рассказал журналистам, как только вышел из «коробки» после приговора. Я показал побои на голове. Сказал, что 4 ноября в медицинской части СИЗО №27 меня избил провокатор, а теперь я прошу вызвать «скорую помощь», чтобы с меня сняли побои. Потому что в СИЗО мне не дали снять побои. Администрация представила дело так, что якобы я на второй день пребывания в СИЗО №27 напал на кого-то и избил. Получается, меня 3 ноября, по сути, похитили: в спецмашину я садился, чтоб ехать на суд, а меня свезли в другую тюрьму, без вещей, с одной папкой. И вот я, объявив голодовку, в состоянии сердечного приступа, двое суток без пищи, – кого-то «избиваю»! При этом у меня голова пробита. Я знаю, что всё это организовал, по указке СБУ, представитель администрации СИЗО №27 полковник Малюк. Он мне сказал вечером 4 ноября: «Через два дня ты освобождаешься, а у нас приказ сверху: не допустить этого ни при каких обстоятельствах. У меня от СБУ “зеленый свет”. Мы тебя раскрутим по статье. Либо ты кого-то убьешь, либо мы тебя убьем, либо что-нибудь еще придумаем». Это всё я изложил в письменном заявлении для наблюдателей ОБСЕ, ООН: знал, что они будут на оглашении приговора.

Следователя в тот день я не слышал. И даже не видел. Возможно, когда мне стало плохо (это был четвертый день голодовки) и мне помогали выйти из зала, я и видел мельком этого человека. Но в тот момент мне было не до него.

– Что происходило после того, как вам вызвали «скорую»?

– Сначала пришли врачи «скорой», которые были в суде по вызову в связи с заминированием. Они сказали: «У вас сотрясения нет». И удалились. Потом приехала «скорая», которую вызвал адвокат. Эти врачи подошли к моим жалобам и проблемам не формально, а по-человечески. Оказали помощь, зафиксировали побои.

Мы ожидали, пока судья и секретарь оформят документ об освобождении. Мне опять стало плохо, тошнило. На второй этаж, в зал заседаний, я уже не поднимался – сил не было. Как только у конвоя появилась справка и реальное основание не держать меня под стражей, мы поехали в клинику. Мои ближайшие планы: восстановление физического и душевного здоровья. Надеюсь, за это время полицейские чиновники, делающие громкие и неправдивые заявления о предъявлении мне нового подозрения, вникнут в суть того беспредела, который творили их подчиненные в СИЗО №27 по отношению ко мне. Соответствующее заявление мой адвокат написал.

– Почему сразу после внезапного переезда из одного СИЗО в другое вы оказались в карцере?

– Я был уверен, что повезут в суд, где будет зачитан приговор, и я выйду на свободу по амнистии. Когда же привезли в СИЗО № 27, я отказался идти куда-либо. Объявил голодовку. Я сказал: «Не буду принимать пищу, пока не увижу адвоката, прокурора, пока не вернете мне все мои вещи, которые остались в СИЗО ИК-12». И меня посадили в карцер. На следующий день привезли мои вещи, под дверь карцером поставили.

– В вашем заявлении, озвученном в зале суда, говорилось, что сначала в карцер запустили человека, которому было поручено «уработать» вас или хотя бы спровоцировать на драку…

– Слава богу, он не только отказался это делать, но и раскаялся. Он православный человек. Там была глубокая религиозная подоплека.

Его «закинули» в камеру карцера 4 ноября. Приказали – он согласился. Но потом не захотел брать грех на душу, признался мне в этом. А у меня – слезы в глазах, потому что тяжеловато понимать, в какую тебя кидают «прожарку». Открывается кормушка (окно для передачи пищи), и завхоз говорит моему сокамернику: «Там Малюк и управа уже сидят в соседнем кабинете и ждут. Давай, не тяни, делай прямо сейчас». И я это слышу, и ребята в соседней камере. Мой сокамерник отказывается. А ребята из соседней камеры спрашивают у него: «Эй, что там они тебе приказали? Ты что там надумал?!». Он отвечает: «Меня заставляют, но я этого делать не буду».

– Как вы оказались в медчасти? Что там произошло?

– Я ребятам из соседней камеры всё объяснил. Разнервничался, у меня сердце схватило. Ведь я уже двое суток голодал, чувствовал себя неважно. Просил вызвать врача – получил отказ. Тогда в соседней камере подняли шум: били в стены, кричали, требовали врача. И меня повели в санчасть.

Захожу в камеру санчасти – там стоит человек (потом уже я узнал его фамилию: Жишстовский). Я начинаю снимать куртку: руки за спину завел, чтоб ее сбросить. И в этот момент мне «прилетает» ногой по голове, без объяснения. У меня искры из глаз посыпались. Я только понимаю, что сосед по карцеру отказался – так теперь меня «урабатывают» здесь. И когда мне сообщили, что я напал на человека и избил его (того самого Жишстовского, который избивал меня!), я говорю: «У вас вообще совесть есть?! Вот побои, пожалуйста, фиксируйте». Голова разбита, я до нее дотронулся – руки в крови. А доктор мне говорит: «У тебя там нет ничего».

– Опытным путем выяснилось, что ваш вопрос о совести собеседника был риторический?

– Это ужас. О моей ситуации рассказали людям, имеющим в СИЗО какой-то вес, к их мнению прислушиваются. Просто так это не оставят... Потому что это беспредел по меркам и человеческим, и уголовным. Люди, сидящие в тюрьме, это понимают. Там человечности бывает больше, чем здесь. Вот такое у нас правосудие. Юстиция – это же справедливость в переводе с латыни?.. Но моя ситуация показывает, что справедливости в судах нет, никто не хочет докопаться до правды. Парадокс, но справедливости больше в тюрьме. Мои три дня в СИЗО №27 – горький, но и обнадеживающий опыт. Есть грязные игры администрации. Есть человек, который отказывается выполнять ее преступные поручения. Есть человек, который их выполняет. И есть множество людей, сидящих в СИЗО, которые видят эту несправедливость и не приемлют ее. Я им благодарен за поддержку.

– А поддержку на воле вы ощутили?

– Понедельник был тяжелым днем для меня. Но Боженька так управил, что вечером я был уже на свободе. Если бы не Божья помощь, не поддержка тех людей, которые с утра пришли на суд и остались до конца, не ушли после оглашения приговора, – то, наверное, меня бы не просто арестовали снова, а еще бы и убили, как обещали. Я же не знаю, что сценаристами этого беспредела на самом деле задумано… Но они идут на такие дешевые комбинации, чтобы опять меня посадить в тюрьму.

Патрульный полицейский, вызванный адвокатом, был в шоке от этой ситуации. Он сказал: «Я посмотрел бумажку, которую хотели вручать… У меня юридическое образование. Это не просто липа, безграмотно состряпанная. Это позорит мою страну, за которую мы боролись. Стыдно, что такое происходит». Я понимаю, что мы с этим полицейским, наверное, разной политической окраски, если он боролся за страну в ее сегодняшнем виде. Но меня, честно говоря, все же же радует, что среди этого правого беспредела есть еще такие полицейские, которые справедливость и закон ставят выше желания под кого-то прогнуться и плясать под чью-то дудку.

– В приговоре практически не упоминаются главные мотивы вашего «похода» 7 апреля 2014 года в офис телеканала АТН. Оператор АТН был среди неонацистов, которые расстреляли безоружных людей на Рымарской 14 марта 2014 года… Но дело представлено так, будто вы с товарищами отправились громить офис канала просто из нетерпимости к чужому мнению…

– Честно говоря, не весь приговор я нормально услышал, потому что очень плохо себя чувствовал. Там, вроде, один раз прозвучало, что мы искали в офисе телеканала документ этого человека. Правда, совсем не объяснялась причина этих поисков.

Трагедия на Рымарской – это замятое преступление. Вечером 14 марта и ночью 15-го я вел стрим с места событий. У нас убили тогда двух единомышленников, безоружных ребят: Артема Жудова и Алексея Шарова. Был ранен участковый Олег Портаненко. Руководил группой неонацистских боевиков Билецкий (основатель «Азова», сегодня он депутат Рады).

И вот всплывает, что одним из активных боевиков этой группы был Радич, оператор АТН. Сотрудники канала уверяли, что якобы он уволился. В спешке сделали фиктивный документ, чтобы выглядело так, что Радич во время событий на Рымарской уже не работал в АТН. Но когда мы пришли туда и подняли документы, выяснилось, что Радич «уволился» почему-то раньше, чем написал заявление об увольнении. А нам хотелось узнать, где он, привлекается ли к ответственности за участие в преступлении. 14 марта, в первые часы трагедии на Рымарской, сайт АТН выдавал новость, что на месте событий находится их оператор, который отслеживает ситуацию и выполняет редакционное задание. Когда узнали, что убиты люди, – эту новость удалили моментально.

Конечно, я настаивал, чтоб все это находило отражение в материалах следствия.

– Как думаете, почему этот мотив затушевали и не учли?

– АТН – канал Авакова. А он мечтает быть следующим президентом Украины. Конечно, Аваков не может допустить, чтоб на него тень упала, что его телеоператоры принимали участие в убийствах и т. д.

– На протяжении всего процесса сторона защиты не раз подчеркивала: когда вечером 7 апреля Юдаев был в офисе АТН, он физически не мог находиться еще и у здания облгосадминистрации…

– О том, что я 7 апреля участвовал в штурме ХОГА, сказали всего три человека из трех десятков свидетелей обвинения. Двое – это сотрудники АТН, которые якобы видели меня внутри здания ХОГА: якобы я там чем-то руководил. Это, вероятно, могло быть 6 апреля (но в этот день не было никаких столкновений, увечий, всё происходило толерантно; протестующие просто вошли в здание, не было конфликтов с милиционерами и курсантами). И еще один свидетель – оперативник Коминтерновского райотдела Барский. Он появился, когда многие свидетели сказали, что я был в АТН во время поджога в ХОГА.

Это всё лепилось на скорую руку. Обвинению дали указание сделать меня виновным – они выполняют. Чтоб изобразить меня «организатором массовых беспорядков», нужно привязать ко мне и поджог здания ХОГА, и сопротивление милиционерам, и травмированных правоохранителей. Но по биллингу, по всем видеосвидетельствам, 7 апреля я появился на площади Свободы где-то в 23:12 – 23:15. Пожар в здании вспыхнул в 23:00. Где-то в 23:07 начали тушить его. Я говорил об этом в суде. Есть факты вызова «скорых» к потерпевшим во время столкновений и пожара. Но они никак не соотносятся с временем моего прихода на площадь из АТН. Однако прокурор этого не «слышал».

Еще раз поясню коротко два основных момента по двум, инкриминируемым мне статьям. В АТН я был, и этого не отрицаю. Но не согласен с тем, как квалифицируются наши действия. Да, я эмоционально общался с директором канала (о причинах моей неприязни к нему и главных претензиях к АТН я уже сказал). И наоборот – в ХОГА меня не было вообще, когда 7 апреля там происходили провокации и беспорядки. Когда провокаторы применяли насилие по отношению к правоохранителям, когда были вызовы к потерпевшим, я находился в АТН. Обратите внимание: 6 апреля никаких потерпевших среди милиции не было. Были протестующие, были правоохранители, мирно сосуществующие, – но не было провокаторов, которые жгли здание, швыряли взрывпакеты в милиционеров. А 7 апреля с утра прозвучало заявление Авакова, что ХОГА под контролем, – и начались столкновения, появились провокаторы.

– В приговоре приводится свидетельское показание о резиновых пулях, которыми обстреливали милиционеров (сопротивление правоохранителям). Руководители силовых ведомств объясняли необходимость зачистки здания ХОГА тем, что там находятся вооруженные боевики. А что оказалось на поверку после зачистки 8 апреля 2014 года?

– Я задал вопрос одному из таких свидетелей: «А как вы определили, что это выстрел из травматического пистолета, что применены резиновые пули?». Человек ответил: «По звуку». Спрашиваю: «А как определяли, что это звук выстрела из травматического пистолета, а не взрыв петарды? Как отличаете?». Он не смог пояснить.

У наших задержанных ребят было два или три газовых пистолета. Всё! Вот такие страшные террористы были. С такими же газовыми пистолетами бегали по площади Свободы и многие евромайдановцы, которых нагнали туда по призыву Авакова 7 апреля для противостояния с нами. В приговоре упомянуты ящики с коктейлями Молотова, якобы найденные в подвале ХОГА. Это бред. Наши ребята видели, что входы в подвал и в подземные коммуникации были заблокированы афганцами, подчинявшимися тогдашнему заместителю главы ХОГА Хоме. Там бронированная дверь, туда попасть никто не мог.

Вот, кстати, когда 1 марта 2014 года харьковчане выбили «правосеков» (экстремистская организация «Правый сектор» запрещена в РФ) и майдановцев из ХОГА, в интернете появилось видео: на задний двор из окон освобожденного здания выгружают ящики с коктейлями. Милиционеры нашли тогда у евромайдановцев несколько ящиков с горючей смесью и потом вывезли. Но нет никаких подтверждений (ни фото, ни видео), что после нас что-то подобное находили 8 апреля…

– Есть предположения, откуда в ХОГА появились провокаторы, устроившие поджог?

– Вечером 7 апреля отряд в белых касках, с закрытыми лицами, пришел в ХОГА. Они сыграли главную роль в поджоге, а потом блокировали подъезд пожарных. Как только кто-то из наших появлялся в месте обострения, «белые каски» испарялись. Есть основания утверждать, что это были ребята, подконтрольные сегодняшней власти. То есть под видом антимайдановцев бросили этих бойцов, чтоб сорвать все договоренности, заключенные протестующими и местными властями. Они устроили пожар и другие безобразия, чтоб повесить их на нас, показать, что наше выступление не такое уж и мирное. А где-то около трех часов ночи 8 апреля «белые каски» построились и ушли через площадь в сторону парка Шевченко. Люди были хорошо организованы, и, скорее всего, связаны с какой-то государственной силовой структурой...

Беседу вел Александр Каюмов.