Пока можно лишь гадать, что ждет регион после завершения войны в Сирии и к чему стремятся стороны, в той или иной степени задействованные в конфликте.

Ситуация на Ближнем и Среднем Востоке продолжает привлекать внимание мировых СМИ. Завершающая фаза гражданской войны в Сирии сопровождается переговорами в Астане о зонах деэскалации. Регион ждет референдума о независимости Иракского Курдистана. Президент Дональд Трамп вырабатывает новую стратегию США в отношении Афганистана и Ирана. Продолжаются катарский кризис и гражданская война в Ливии, где Франция и Италия соперничают между собой. События вокруг эфиопской плотины «Возрождение» на Голубом Ниле заставляют говорить о приближении первой в Африке войны за воду. На фоне проектов арабской и исламской интеграции близок к распаду Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива. Соперничая с Ираном, Саудовская Аравия завязла в Йемене. Радикалы осваивают Европу и активны в Юго-Восточной Азии... Рассмотрим некоторые из этих сюжетов, опираясь на материалы экспертов ИБВ Д. А. Карпова и Ю. Б. Щегловина.

США: стратегические новинки


Президент Трамп обдумывает предложенную ему стратегию действий против Ирана, в том числе против его политики в Ираке, Сирии и Йемене, утверждает «Рейтер» со ссылкой на источники в Белом доме. Ему предлагается жестко реагировать на влияние Ирана на события в Бахрейне. США должны активно отвечать на действия иранских катеров против американских ВМС в Персидском заливе и пресекать поставки оружия для йеменских хоуситов и палестинских группировок в Газе и на Синае. Просчитывается введение экономических санкций против Ирана, если он нарушит условия ядерной сделки 2015 года.

Усиление давления на Тегеран призвано справиться с его ракетно-ядерной программой, противодействовать кибератакам и ослабить поддержку шиитских ополченцев. Инициатива не предполагает эскалации конфликта в Сирии – там приоритетом для США остается борьба с «Исламским государством». Политика Трампа повторяет стратегию Дж. Буша-младшего и подразумевает опору на старых союзников в регионе (КСА, АРЕ и Израиль) с активным использованием военной силы. Отличие стратегии Трампа в осторожном отношении к вводу войск в тот или иной регион мира. Опора на силу для решения кризисных ситуаций сохраняется.

Действующая администрация США при принятии решений не учитывает весь комплекс внешнеполитических факторов. Прежняя понимала, что непродуктивно накладывать эмбарго одновременно на Россию и Иран. Сделка по иранской ядерной программе дала отдушину европейским компаниям, недовольным сворачиванием под нажимом Вашингтона и Брюсселя экономических контактов с Россией. Трамп этого не учитывает и пытается затеять торговую войну и с КНР. Как следствие США не поддержали в отношении попыток ревизии условий иранской ядерной программы ни Брюссель, ни МАГАТЭ. Возможности американцев сколотить международный блок ничтожны. То, что делает Тегеран в рамках ракетой программы, не подпадает под ограничения, которые были наложены в свое время Совбезом ООН.

Предложения об агрессивном реагировании на иранское влияние в Ираке, Сирии и Йемене не имеют под собой основы в силу нехватки возможностей США влиять на этот процесс. В Сирии и Ираке воздействовать на проиранские шиитские милиции, которые являются основой распространения иранского влияния, невозможно, США там ограничены недостатком точек опоры «на земле». Это справедливо и в Йемене, вторжение в который чревато ввязыванием в долгоиграющий и трудно предсказуемый локальный конфликт. Так что «агрессивность» Вашингтона на иранском направлении в настоящее время ограничена дипломатическим и экономическим давлением, которое лимитировано китайскими, российскими и европейскими экономическими интересами на иранском рынке.

Что до новой американской стратегии по Афганистану, ее основой является возрастающая там роль Индии в противовес Пакистану. Помимо активизации террористов в Афганистане против сил США и НАТО, начались консультации региональных игроков. 10 сентября министр иностранных дел Афганистана Салахутдинн Раббани прибыл в Нью-Дели для встреч с премьер-министром Н. Моди и главой МИДа Индии С. Свараджем. В сфере экономики было принято решение об участии индийского капитала в 116 городских и сельских проектах Афганистана и соглашение об участии индийских специалистов в ремонте 11 вертолетов Ми-35 афганских ВВС на общую сумму 50 миллионов долларов.

Индия может принять участие и в других программах по ремонту военной техники в Афганистане. США хотят, чтобы Индия там заменила Россию, но эксперты полагают, что формат сотрудничества между Кабулом и Нью-Дели в области обороны на этом себя исчерпает. На направление военных советников в Афганистан индийское руководство не пойдет в силу непредсказуемой реакции Исламабада, в том числе в Кашмире. Пока же глава МИДа Пакистана Х. Асиф посетил Иран, где встретился 11 сентября с президентом Роухани и главой МИДа ИРИ М. Д. Зарифом.

В графике поездки министра иностранных дел Пакистана – Москва, Пекин и Анкара. Пакистан расширяет антикабульский и антиамериканский альянс на афганском направлении, и Анкара явно поддержит Исламабад из-за противоречий между турками и американцами по курдскому вопросу в Сирии. Так что США вошли в региональное противостояние с риском блокировать все новые инициативы американцев на афганском направлении.

Что у Катара на уме

Глава МИДа Катара Мухаммед бен Абдель Рахман Аль Тани высказался за продолжение поддержки Сирийской свободной армии (ССА), являющейся одной из крупнейших боевых оппозиционных вооруженных группировок в Сирии, и раскритиковал спецпосланника, Генерального секретаря ООН по Сирии Стаффана де Мистуру, призвавшего вооруженную оппозицию «осознать, что войну она не выиграла». Принципиальный пункт программы Катара и союзной ему Турции в Сирии – усиление «светской» ССА, которая изначально была протурецкой. Катар в Сирии поддерживал ИГ, а турки пытались создать силу, которая могла быть представлена в международных форматах. Решение об отказе от поддержки ССА было ими принято излишне поспешно.

Доха и Анкара посчитали, что в условиях отказа Вашингтона от поддержки ССА нужно сделать ставку на ИГ и группы вооруженной оппозиции типа «Ахрар аш-Шам». Последняя должна была собрать воедино исламистов и поглотить просаудовскую «Джебхат ан-Нусру». Доха и Анкара, действовавшие в альянсе с Эр-Риядом, аргументировали это невозможностью легитимизации «Джебхат ан-Нусры» из-за ее связи с «Аль-Каидой». Однако эти маневры провалились. Проект ИГ на фоне успехов антитеррористических коалиций в Мосуле, Ракке и Дейр эз-Зоре себя исчерпал. Отсутствуют и перспективы свержения военным путем Башара Асада. Саудовское усиление в Идлибе на фоне российско-саудовского сближения, раскол в «Ахрар аш-Шам» и ее поглощение «Джебхат ан-Нусрой» благодаря финансовым вливаниям Эр-Рияда – реальность текущего момента.
Доха предполагает в ответ резко увеличить финансирование подконтрольным ей группам сирийской оппозиции. В качестве основного получателя такой помощи обозначена ССА. Катар и Турция решили сделать ставку на «светский сегмент» оппозиции в противовес просаудовским исламистам. Это означает войну между прокатарскими и протурецкиим группами – с одной стороны и «Джебхат ан-Нусрой» – с другой. Основной ареной этой борьбы станет Идлиб. Москве предстоит напряженный этап деятельности в Сирии на фоне борьбы этих фронтов для их максимального ослабления. Кризис в отношениях между Катаром и арабской «четверкой» крайне выгоден в этом контексте. При этом основная материально-техническая поддержка просаудовским группам идет через Турцию, что дает возможность ее перекрыть.
К минусам турецко-катарского проекта относится его стоимость. Катару в Сирии придется начинать с нуля. При этом он был вынужден потратить, по данным Moody’s, 38,5 миллиарда долларов на поддержку своей экономики с момента начала конфликта с Саудовской Аравией, ОАЭ, Бахрейном и Египтом. Это около 23 процентов его валового внутреннего продукта. Катар сталкивается с проблемами в финансово-экономической и социальной областях ввиду ограничений, введенных арабскими государствами в туристическом бизнесе, торговле и банковской сфере. В результате конфликта только в июне и июле из банков эмирата за рубеж было выведено около 30 миллиардов долларов. В страну не поступало средств от соседних государств Персидского залива, поддерживающих санкции против Дохи. Вместе с тем Катар самостоятельно покрывает внутренние расходы и не заимствует средства на международном финансовом рынке.
Говорит Астана

Россия, Турция и Иран как гаранты перемирия в Сирии объявили о создании четырех зон деэскалации. Об этом 15 сентября сообщил министр иностранных дел Казахстана Кайрат Абдрахманов на пленарном заседании международной встречи в Астане по урегулированию ситуации в Сирии. Отметим в этой связи, что в совместный координационный комитет, который фактически заменяет ранее существовавшую российско-турецкую мониторинговую миссию по перемирию, вошел Иран, что делает его официальной частью переговорного процесса между сирийским режимом и оппозицией. Против этого ранее выступали все группы вооруженной оппозиции, поскольку это была консолидированная позиция ее спонсоров в лице Катара Турции и КСА. Нынешнее положение дел – официальная уступка Турции и Катара и неофициальная – КСА, несмотря на недовольство США, которое было всеми ими проигнорировано. Признание Ирана одной из основных сил в сирийском конфликте – важный итог переговоров. Следование США для КСА и Турции означало неконтролируемый роста экспансии Тегерана, а включение Ирана в координационный комитет структурирует рамки присутствия иранцев в Сирии, что дает спонсорам оппозиции понимание зон иранской ответственности и границ их присутствия в Сирии с обязательством Москвы и Тегерана не нарушать их.

Придание зонам деэскалации официально признанного статуса сторонами конфликта является фиксацией диспропорции их сил на сегодня. Существует несколько местных очагов напряженности в лице вооруженных групп ИГ и «Джебхат ан-Нусры», но основные зоны мирного сосуществования ранее воюющих сторон определены. Новый этап в сирийском конфликте – эксперимент в сфере поиска общего алгоритма выхода из локальных войн. Он заключается в подмораживании конфликта путем создания зон присутствия оппозиционных сил с одновременным запуском механизма неформальной племенной и экономической дипломатии между группами населения в этих анклавах и в остальной части страны. Силы спонсоров в данном случае играют роль миротворцев и сил разграничения. Основной упор делается на каналы народной дипломатии и способность общества восстанавливать нарушенные экономические и социальные связи. Отсюда важность создания местных комитетов по национальному примирению как механизмом такой дипломатии.

От успеха этого процесса напрямую будет зависеть прогресс в переговорах о более глобальных вопросах. В Сирии пока время для этого не пришло, для начала стороны конфликта и население должны научиться жить в условиях перемирия и наладить торговые и экономические связи. Процесс непростой и чреват он как удачей, так и фиаско. Отсюда и шестимесячный испытательный срок, установленный в астанинском соглашении. Однако если этот механизм сработает, это будет первый пример реализации на практике принципа, о котором говорят американцы, – решения проблем внутри страны силами элит самой этой страны. У них самих до сих пор этого не получалось сделать ни в одной зоне локальных конфликтов, в которых США присутствуют. Тем более показательно, что у России, которая, собственно, и усадила за стол переговоров в Астане конфликтующие стороны, это, похоже, получается.

Создание механизма мониторинга зон и присутствие Анкары в качестве одного из их спонсоров выводит борьбу в этих зонах за право доминирования над силами вооруженной оппозиции между КСА и Турцией на новый виток. Эти страны – одна через представительство в вооруженных группах оппозиции, другая в качестве официального спонсора – пошли на предложенную в Астане схему подморажвания конфликта, что диктуется с их стороны идеей установления своего доминирования в этих зонах. А это превращает ту или иную сторону в одного из ведущих игроков в сирийском конфликте. Только при этом можно говорить о сохранении саудовского присутствия в Сирии.
Это вызвало войну между просаудовскими и протурецкими группами в Идлибе, от итога которого будет зависеть расстановка сил и в других зонах деэскалации, кроме, пожалуй, южной. В данном случае ситуация развивается согласно принципу «Разделяй и властвуй». Благо, позиция Эр-Рияда уязвима с международной точки зрения: саудовских клиентов в лице «Джебхат ан-Нусры» никто полноправным членом переговорного процесса не признает. Но ликвидация «Джебхат ан-Нустры» руками турок или ее ослабление на повестке дня стоит и соглашение в Астане это процесс де-факто стимулирует.

Ждем референдума

На фоне международных споров о предстоящем референдуме о независимости Иракского Курдистана продолжается внутрикурдское противостояние. 12 сентября иракский парламент, не дожидаясь итогов предполагаемых консультаций в Багдаде между правительством и руководством курдской автономии, инициированных премьер-министром Х. аль-Абади, выразил несогласие с идеей проведения такого волеизъявления в принципе. Эрбиль отреагировал оперативно: президент Иракского Курдистана Масуд Барзани призвал Совет представителей (парламент) Ирака пересмотреть резолюцию по референдуму о независимости автономного района. Барзани подчеркнул, что депутаты парламента Ирака «не могут сломить волю жителей Курдистана». Таким образом он отверг решение, принятое парламентом страны.

Против проведения референдума выступили ЛАГ и ООН, арабские соседи Ирака, Турция, Иран, а также РФ и США, на которые ориентируются Барзани и его сторонники. Вашингтон предложил отложить проведение референдума, признав его сейчас нецелесообразным. В Эрбиль должны прибыть глава турецкой спецслужбы МИТ Х. Фидан и глава спецподразделения «Кудс» иранского КСИР генерал К. Сулеймани, чтобы убедить Барзани пойти на компромисс. Кроме того, Фидан намерен обсудить со своим курдским коллегой Масруром Барзани вопрос о характере его консультаций с главой военного крыла Рабочей партии Курдистана (РПК) Кемалем Байюком, который приезжал в Эрбиль для того, чтобы провести консультации с главой разведслужбы Иракского Курдистана. Анкара получила крайне неприятный для Турции сигнал о том, что между двумя этими силами намечается альянс.

Он становится очевидным в рамках проведения референдума и заинтересованности клана Барзани в поддержке этой идеи РПК и ее филиалами в лице Партии демократического союза (ПДС) в Сирии. Это означает, что референдум в Иракском Курдистане автоматически приведет к проведению аналогичных плебисцитов в Сирии и перспективы образования там полугосударственной автономии с последующим присоединением к независимому курдскому государству. Такой сценарий в состоянии создать для Анкары серьезную и постоянную угрозу, особенно с учетом нейтральной позиции Вашингтона в рамках приоритетности решения более важной задачи – создание в лице курдов надежной опоры на севере Сирии. В конечном счете войну между Анкарой и РПК никто не отменял и нарушенное президентом Р. Т. Эрдоганом перемирие между ними вряд ли может быть восстановлено в обозримой перспективе.

Не все ясно и с раскладом сил внутри курдской автономии. В Эрбиле продолжаются очень трудно идущие переговоры между делегациями Демократической партии Курдистана (ДПК), Патриотического союза Курдистана (ПСК) и «Горран» по достижению компромисса в отношении семи пунктов предварительных условий достижения соглашения о поддержке этими тремя основными курдскими партиями самой идеи референдума. Поддержка эта должна реализоваться в виде созыва парламента Иракского Курдистана, который уже два года находится в подвешенном состоянии из-за позиции руководства «Горран», которое его работу бойкотирует. Отсутствие парламентского одобрения идеи референдума и главное – одобрение на законодательном уровне его итогов самым серьезным образом дезавуирует саму идею его проведения для мирового сообщества.

Эксперты сходятся во мнении: партии продвинулись к достижению предварительного соглашения, что делает вопрос о созыве новой сессии парламента делом определенным. Те же эксперты сходятся во мнении: если это случится, то будет индикатором того, что вопрос о проведении референдума между тремя основными партиями решен. Это не означает прекращения дальнейших дискуссий, но они будут перенесены в парламентский формат. Необходимо отметить, «Горран» удалось настоять на том, что Барзани и его ближайшие родственники не будут баллотироваться на высшие посты в автономии. Остаются нерешенными вопросы о зарплате государственным служащим, согласование закона по выборам президента, новые модели распределения доходов от экспорта углеводородов.

Отход «Горран» от самой идеи проведения референдума возможен в рамках блокирования с позицией таких политических партий, как Исламская партия Курдистана. Последняя категорически отвергает идею проведения референдума. Это может произойти в последний момент из-за того, что стороны могут не согласовать окончательные условия соглашения: тема торговли углеводородами и распределение прибыли остается пока непреодолимым препятствием, или вследствие работы с «Горран» международных игроков, Ирана и Турции. При этом если референдум состоится, его итоги останутся на бумаге и он обречен остаться пропагандистским фактом из-за непризнания его и его итогов международным сообществом. Формирование бюджета Иракского Курдистана при блокировании экспорта углеводородов Багдадом может вызвать в автономии экономический коллапс. Надежды Эрбиля на опору на зарубежные инвестиции в случае такого развития событий наивны в силу юридических рисков.