Светлана Гомзикова. Германия: Россия и Китай угрожают мировому порядку

Соединенным Штатам необходимо как можно дольше оставаться ведущей державой в отстаивании существующего мирового порядка. С таким призывом к американским партнерам обратился министр финансов Германии Вольфганг Шойбле.

Такая заинтересованность с оттенком подобострастия объясняется достаточно просто. Во-первых, все это, как сообщает Интерфакс, было произнесено господином Шойбле на вручении ему премии Генри Киссинджера, присуждаемой Американской академией в Берлине.

Во-вторых — что главное — министр действительно очень обеспокоен тем, что Россия и Китай могут занять место Вашингтона, и начнут затем доминировать в своих сферах влияния. Как выразился немецкий чиновник, «это был бы конец либерального миропорядка».

А как раз этот порядок, по мнению Шойбле, «лучший из всех возможных миров по этическим, политическим и экономическим причинам». И он очень хотел бы, чтобы ничего в привычном укладе не менялось.

Удивляет, что чиновник такого уровня и с таким опытом даже не заметил, что мир вокруг давно изменился, и пытается вернуть, по сути, вчерашний день. Потому что либеральному порядку если еще не пришел конец, то дело к этому идет.

Почему укрепление России и Китая на международной арене так пугает соратника Меркель и других западных политиков?

— Здесь, конечно, важен контекст, т.е. при каких обстоятельствах Шойбле это заявил, — комментирует высказывание немецкого министра ведущий научный сотрудник Центра германских исследований Института Европы РАН Александр Камкин. — Американцы дают ему премию Генри Киссинджера, понятное дело, что со стороны лауреата должен последовать определенный реверанс в адрес грантодателя. И этот реверанс как раз в том, что насаждаемый американцами и глобалистами либерально-демократический миропорядок, на взгляд Шойбле, является наиболее оптимальным, наиболее гуманным и проч.-проч.

Хотя человеческих жизней, как мы знаем, ради установления либерального порядка было положено уже ни один десяток миллионов.

Шойбле, действительно, можно назвать фанатиком либеральных ценностей. Он до сих пор не простил неонацистов, напавших на него в 1990 году, после чего оказался прикован к инвалидному креслу. Поэтому это для него еще и определенный политический фетиш.

— Среди германского политического класса полного единодушия по вопросу, какие должны быть отношения с США и отношения с Россией, нет. Если, например, Зигмар Габриель (глава МИД ФРГ — ред.) пытается выстраивать какие-то конструктивные отношения на уровне бизнес-контактов, то Меркель, как и Шойбле апеллирует к конфликту ценностей. А другие немецкие политики приводят свои аргументы.

Вот министр финансов как раз на стороне евроатлантистов, стремящихся к объединению Европы в некий конгломерат, чтобы можно было урезать национальные интересы государства и основными авторами внешней политики сделать транснациональные компании, различные трансатлантические структуры, будь то фонды, объединения и т. д.

Поэтому он и утверждает, что либеральный порядок — самый гуманный, самый светлый, самый правильный. Хотя история говорит нам о том, что, например, теократическое устройство намного более гуманно.

Опять же, определенный легкий тренд на изоляционизм, продвигаемый Трампом, был весьма неожиданной ситуацией для таких политиков-атлантистов. Которые, в принципе, всегда воспринимали Америку, как «олицетворение мирового добра», как силу, которая призвана защитить их от «империи зла». Такие политики традиционно критикуют Россию, Китай, Иран и другие страны якобы за отсутствие там прав человека, свободы слова и прочих, так называемых, «европейских ценностей».

Условно говоря, это стандартный набор обвинений еще со времен «холодной войны». Ничего нового тут, в принципе, сказано не было. Но такое ущербное мышление, что Запад — это хорошо, Восток — это плохо, сейчас находит, к сожалению, отражение во мнении неуспевающих перестраиваться в соответствии с изменениями мирового контекста, политиков.

Доцент факультета международных отношений СПбГУ Николай Власов пояснил, что Шойбле, хоть и отвечает в правительстве ФРГ за финансы, обладает полномочиями делать и политические заявления:

— Он — партийный политик. В ФРГ должности федеральных министров — это политические должности. Занимают их партийные политики после победы соответствующей партийной коалиции на выборах. Соответственно, человек, который занимает такой высокий пост, может высказываться по широкому кругу вопросов — это нормально.

Что касается либерального мирового порядка, то напомню: в XX веке, по большому счету, существовало два конкурирующих проекта, которые носили универсальный характер. Это либерально-демократический проект, который предлагался Соединенными Штатами Америки. И социалистический проект во главе с Советским Союзом, который тоже считался лучшим путем для всего мира.

В самом начале 90-х мир перестал быть биполярным (о причинах говорить не будем, это отдельная сложная тема), а мировая система социализма практически прекратила свое существование. И прекратил существование сам Советский Союз.

Произошедшее было воспринято достаточно многими и политиками, и экспертами, как победа этого мирового либерального демократического проекта.

Кстати говоря, политические элиты Германии с самого момента основания государства — с 1949 года, воспринимали себя именно частью либерально-демократического проекта во главе с США. И, по большому счету, за последнее время действительно серьезного, универсального конкурента проекта не появилось.

Политическая преемственность, которая в ФРГ имеет огромное значение, здесь свою роль тоже сыграла. Для германских политических элит приверженность либерально-демократическому проекту является системообразующей. И я не могу сказать, что у них имеются очень серьезные основания для того, чтобы как-то поменять свою точку зрения.

Участие в западном мире, союзные отношения с Соединенными Штатами — это ось всей внешней политики современной Германии. Основы этой политической базы за последние семьдесят лет сомнению никогда не подвергались.

— Германия не была оккупирована американцами. Здесь это скорее фигура речи. Конечно, в определенной степени от США она была зависима. И сейчас эта зависимость существует, безусловно. Но это зависимость младшего партнера от старшего.

Подобная зависимость возникает в любых взаимоотношениях у государств достаточно неравных по своему размеру и по своему, в общем-то, потенциалу — как экономическому, так и военному. Здесь очень сложно сохранить полное равноправие.

Но существование этой зависимости вовсе не означает, что Германия, как у нас любят говорить, лишена суверенитета. Ни в коем случае. ФРГ имеет свою собственную внешнюю политику. Проводит свою внешнюю политику. И политическая элита ФРГ принимает вполне самостоятельные решения.

Когда у вас есть друг, вы в любом случае от него как-нибудь зависите. Вы в любом случае стараетесь с этим другом — даже если спорите — просто сохранять хорошие отношения. Это нормально и для человеческих отношений, и для государственных.

О том, что Германия зависима от США, у нас говорят по вполне понятным причинам. По причине того, что на заре 90-х очень большие надежды возлагались на построение оси — Москва-Берлин-Париж. Тогда — мы все помним — был определенный конфликт между Германией и США по иракскому вопросу.

— Это иллюзия наших политиков. Подвижки с той стороны были, но и эти подвижки не носили стратегического характера и не ставили под сомнение ключевые направления германской внешней политики.

— Дело вовсе не в том, что кто-то запрещает это делать. Просто их собственные интересы обуславливают такую внешнеполитическую ориентацию. То есть, если говорить о проекте Москва-Берлин-Париж, то стратегический характер этого проекта был иллюзорным. С самого начала.

Соответственно, и высказывание Шойбле лежит вполне в русле германской внешней политики. Такова базовая внешнеполитическая ориентация. И с этой точки зрения он сказал совершенно банальные вещи и ничего принципиально нового.

Директор центра политологических исследований Финансового университета при правительстве РФ Павел Салин, в свою очередь, считает, что министр Шойбле не того боится:

— Страхи, которые он озвучил, характерны для большинства западных элит, которые адаптировались к тому однополярному миру, существующему последние два десятка лет после падения СССР и разрушения Восточного блока. Эта картина мира для этих элит была комфортной.

Сейчас она разрушается в силу естественных, объективных, экономических процессов. А то незнакомое, что приходит на смену, вызывает опасения и стремление уцепиться за то, что есть, за то, что понятно. Такова естественная реакция.

Другое дело, что опасения господина Шойбле, относительно того, что Китай и Россия будут доминировать в своих центрах влияния, они не подтвердятся. Потому что та картина мира, которую он боится, она тоже идет из прошлого — это картина многополярного мира.

А сейчас наступает в мировой политике эпоха свободных агентов.

— Зоны влияния основаны, как известно, на том, что есть государства, которые доминируют на определенной территории. Грубо говоря, Советский Союз доминировал в половине мира, как и Соединенные Штаты.

Это означает, условно говоря, что любая страна соцлагеря всегда должна была ориентироваться, в первую очередь, на интересы своего патрона, а потом уже на свои собственные.

Если следовать этой концепции регионального доминирования, то у России есть сферы влияния — допустим, на постсоветском пространстве — просто сфера эта некоторым образом сузилась. В таком случае, казалось бы, любая страна на постсоветском пространстве (кроме стран Балтии) должна получить мандат на какие-то серьезные свои внешнеполитические действия в Москве.

Но это не так. Эпоха четких устойчивых блоков тоже уже ушла.

Наступает эпоха свободных агентов. То есть, в каждой конкретной ситуации каждая страна (даже достаточно мелкая, не говоря уже о средних) по новому оценивает ситуацию, и каждый раз занимает новую позицию. Когда-то эта позиция дублирует прежнюю, когда-то она может быть прямо противоположной.

Поэтому в ближайшие десять-двадцать лет ситуация будет более хаотичная, чем та, которая пугает господина Шойбле — когда одна сверхдержава, которая доминирует на всей планете, сменяется несколькими региональными.

Такова новая реальность (или новая нормальность, как сейчас модно выражаться), к которой нужно адаптироваться всем игрокам. Это необходимо понимать и западным элитам, и Москве, и Китаю.

Но Китай, кстати, судя по тому, что он делает, уже прекрасно понимает это. Пекин как раз выстраивает свои инструменты влияния в соответствии с этой новой реальностью.