Ростислав Ищенко: Страны Балтии предпочли цивилизации абстрактную свободу

Если бы среди индейцев провели референдумы независимости, они предпочли бы абстрактной свободе конкретную цивилизацию. 25 лет назад страны Балтии сделали противоположный выбор, считает Ростислав Ищенко.

Ростислав Ищенко, президент Центра системного анализа и прогнозирования В 1959 году Гавайи стали 50-м штатом США, добровольно и радостно отказавшись от претензий на независимость. В 2012 году на референдуме о своем желании стать 51-м штатом заявило население Пуэрто-Рико. Правда, конгресс США не торопится удовлетворять это пожелание, оставляя данную территорию в статусе свободно ассоциированного государства.

Уверен, что если бы референдумы о независимости провели среди индейцев сиу, ассинибойнов или чероки – результат был бы тот же. Они предпочли бы абстрактной свободе конкретную цивилизацию.

Двадцать пять лет назад три прибалтийские республики СССР сделали противоположный выбор. Они предпочли свободу, выйдя из российского (советского) цивилизационного пространства. Шестого сентября 1991 года Верховный Совет СССР признал их независимость, после чего, вплоть до окончательного распада в декабре того же года, Советский Союз номинально состоял уже не из 15, а из 12 республик.

В принципе, в результате свободу выбрали все республики СССР, но именно прибалты действительно хоть как-то за свою боролись.

Остальным свобода свалилась на голову в подарок (или в наказание), в результате беловежского сговора руководителей трех из остававшихся двенадцати республик. То есть население прибалтийских республик, в отличие от остальных, получило не то, что ему было не надо, а то, чего действительно добивалось.

Причем добивались не только этнические литовцы, латыши и эстонцы, но и русские (и другие советские граждане), проживавшие на территориях этих республик. Они тогда еще не догадывались, что в будущем станут негражданами (чужими, второсортными). Они планировали из "советских европейцев" превратиться в европейцев настоящих, пусть бы для этого даже необходимо было переименоваться в Ивановса, Васильевьса или Убыйбатьковса.

А ведь если бы будущие неграждане ("понаехавшие"), которых в прибалтийских республиках было от 30 до 40%, выступили против независимости, ее бы просто не было.

Впрочем, можно простить маленьким прибалтийским народам столь же маленькое лукавство. Во-первых, институт неграждан действует только в Латвии и Эстонии. Литва, где "понаехавших" было меньше, благородно предоставила гражданство всем. Во-вторых, русскоязычные ("понаехавшие") прибалты хотели в Европу – в Европу они и попали (живут теперь в ЕС), а гражданство той же Эстонии им никто не обещал.

В конечном итоге, суть борьбы за свободу заключалась не в том, сколько и каких граждан и неграждан образовалось в каждом отдельном государстве. Суть, как выяснилось, заключалась даже не в обретении выстраданной свободы.

Едва выйдя из состава Союза Советского, прибалты начали ломиться в Союз Европейский. И не успокоились, пока не прорвались. То есть борьба свелась к смене империи.

Метрополию в Москве сменила метрополия в Брюсселе (фактически в Берлине и Париже), вместо советского ядерного зонтика над Прибалтикой (вступившей заодно и в НАТО) раскрылся ядерный зонтик США.

Ну и еще в первые годы после получения независимости (особенно до вхождения в ЕС) бывшие крепостные остзейских баронов жили надеждой на то, что, вот-вот, после приема в дружную европейскую семью, они сами заживут как немцы, поскольку станут полноправными членами ЕС, все решения в котором принимаются консенсусом.

А вот этим надеждам не суждено было сбыться. В ЕС-то Прибалтику приняли, но платой за вхождение в новую империю стало уничтожение промышленности, построенной империей старой.

К сожалению, можно сколько угодно рассуждать о великих преимуществах прибалтийских сливок перед алтайскими сырами, но возможность территории кормить определенное количество населения определяется системой хозяйствования. Проще говоря, там где хорошо живет два-три миллиона промышленных рабочих, научной и творческой интеллигенции, с соответствующим количеством работников сферы обслуживания, фермеров и т.д., сможет прокормиться едва ли сто тысяч крестьян. Просто каждой семье для ведения хозяйства необходим участок не меньше определенного размера.

В результате каждое из государств Прибалтики понесло самые большие демографические потери в процентном выражении (разве что Украина за три последних года усиленной "евроинтерации" смогла превзойти их по этому показателю). Более того, даже в абсолютных цифрах общие демографические потери прибалтийских государств сопоставимы с российскими (при том, что население России на момент распада СССР было в 18 раз больше) и уступают только тем же украинским.

Понятно, что большинство "потерявшихся" выехало на заработки в более развитые государства ЕС и теоретически может вернуться. Но куда? И зачем? Зачем возвращаться, если была мечта стать "настоящим европейцем", а теперь есть неплохой шанс поменять литовское, эстонское или латвийское гражданство на более престижное германское или хотя бы шведское?

Зачем возвращаться, если промышленность уничтожена, транзитный потенциал (включая порты) добивается конфронтационной политикой, проводимой в отношении России (главного транзитера), а сельское хозяйство не способно кормить даже половину от бывшего населения? Хотя бы потому, что Россия предпочитает обеспечивать свою продовольственную безопасность за счет внутреннего ресурса (особенно после введения Западом санкций), а коллегам по ЕС свою сельскохозяйственную продукцию девать некуда. Так что рассчитывать прибалтийские фермеры могут только на внутренний рынок – прямо скажем, не самый емкий.

Именно поэтому население прибалтийских государств продолжает сокращаться. Грубо говоря, смена империи (под лозунгом стремления к свободе) привела к депопуляции и обнищанию.

Могло ли быть по-другому?

Могло. Для этого надо было действительно стремиться к свободе. Действительно строить суверенные государства, проводящие независимую внешнюю и экономическую политику, исходя из национальных интересов. Понятно, что на маленьких и слабых давят большие и сильные. Но еще в пьесе Эжена Скриба "Стакан воды" лорд Болингброк дает хороший совет на этот случай. Он говорит, что если маленькое государство захочет завоевать соседняя большая держава – у него нет шансов. Но вот если на него притязают сразу две державы, то маленькое государство может спастись, маневрируя между ними.

Влияние на Прибалтику оказывали Россия, ЕС и США – сразу три глобальных гиганта. В этих условиях, да еще и координируя свои действия, прибалты могли более чем успешно маневрировать, защищая свои экономические интересы.

В общем-то, шансы превратиться в балтийскую Швейцарию у них были. В первые годы независимости (когда промышленный и транзитный потенциалы еще не были разрушены) балтийские государства показывали неплохую динамику. Их даже называли "балтийскими тиграми" и приводили в качестве примера успешного постсоветского развития.

Однако принятое политиками решение полностью встроиться в фарватер американской внешней политики, которая зачастую противоречила интересам не только России, но и ЕС (в котором балтийские страны состояли), привели к драматическим последствиям.

Конечно, не только это – значительная часть промышленного потенциала была добровольно уничтожена прибалтами еще на этапе вступления в ЕС, по требованию "старых членов" Евросоюза, воспользовавшихся случаем уничтожить конкурентов своих производителей.

И все же именно политические решения вбили последний гвоздь в гроб несостоявшегося прибалтийского экономического чуда.