Резюме:После проигрыша в Нью-Йорке в прошлом месяце Сандерс практически потерял шансы перегнать Клинтон. Но отказался сойти с дистанции, к чему призывает партийное руководство: мол, пора объединиться против Дональда Трампа. Сандерс собирается сражаться с Хиллари до последнего дня — не столько за номинацию, сколько за то, чтобы повернуть партию к социальной справедливости и «низам».

 

В минувшую субботу на конференции демократов штата Невада случился скандал со швырянием стульями, закрикиванием ораторов и отказом части присутствующих признать результаты и освободить помещение. Сторонники сенатора Берни Сандерса требовали изменить правила довыборов делегатов на общепартийный съезд, который в июле назовет кандидата в президенты.

После проигрыша в Нью-Йорке в прошлом месяце Сандерс практически потерял шансы перегнать Клинтон. Но отказался сойти с дистанции, к чему призывает партийное руководство: мол, пора объединиться против Дональда Трампа. Сандерс собирается сражаться с Хиллари до последнего дня — не столько за номинацию (хотя чисто теоретически он еще может ее получить), сколько за то, чтобы повернуть партию к социальной справедливости и «низам».

По опросам, больше половины тех, кто вообще поддерживает демократов, рады, что он продолжает кампанию.

А сторонники пожилого претендента, среди которых преобладают как раз молодые люди, уверены, что моральная правота на его стороне и неважно, сколько делегатов уже набрала Клинтон.

Команда бывшего госсекретаря не допускает возможности поражения, но опасается, что потасовка в Неваде — репетиция того, что может произойти на большом съезде в Филадельфии. Хиллари не нужно, чтобы вместо ее триумфа демократический конвент стал противостоянием партийного начальства, сплотившегося вокруг своего ставленника, и «народного» кандидата. Сандерс же открыто выступать в роли раскольника не хочет, но и сожалеть по поводу поведения «болельщиков» не собирается.

Буйство «групп поддержки» — отличительная черта кампании.

В феврале все обсуждали необузданное поведение радикальных поклонников Трампа, а это крепкие белые ребята, не обремененные лишним образованием. Миллиардер тоже отказался осудить смутьянов с расистским душком, и многим показалось, что его звезда закатится. Ничуть не бывало — с тех пор он выкинул из гонки всех соперников.

«Мы не вполне отдаем себе отчет в том, каких масштабов повсеместно достигло неприятие истеблишмента и всего, что с ним связано», — заметил на днях на обсуждении в Брюсселе один из британских участников, реагируя на мнение, что Хиллари Клинтон, без сомнения, будет следующим президентом США.

Голосования в разных частях мира действительно превращаются в праздник непослушания.

Непринципиально, о чем, собственно, людей спрашивают — об отношении к мало кому ведомому соглашению об ассоциации Украины и ЕС, как в Нидерландах, о членстве в Евросоюзе, как в Великобритании, или о том, кто должен быть партийным кандидатом, как в американских штатах. Принцип «а Баба-яга против» раз за разом перевешивает любые аргументы.

Принадлежность к политическому клану становится чуть ли не проклятием. Джеб Буш, сын и брат президентов, которого считали заведомым фаворитом у республиканцев, провалился с оглушительным треском. С этой точки зрения объявленное намерение Хиллари Клинтон поручить подъем американской экономики мужу Биллу может оказаться не самым удачным.

Избирателям не стоит напоминать, что ими будут управлять те же люди, что и 20 лет назад.

Трампу это просто подарок — грех не сказать, что Хиллари будет ширмой при собственном супруге, который и станет опять реальным главой государства.

Бунтарские всплески против правящего класса происходят с шагом примерно в 25 лет. Нынешние события напоминают бурление в середине и второй половине 1960-х годов, символом и кульминацией которого стал 68-й год. Тогда впервые проявился феномен «синхронного времени»: в совершенно разных странах, политических системах и по различным причинам, но общества одновременно пришли в движение.

На Западе студенческие и левацкие бунты привели к расширению рамок истеблишмента. Часть буйных протестантов превратились в системных политиков, обогатив повестку дня. В Китае варварской и централизованно направляемой формой общественного обновления стала «культурная революция», которая сработала своеобразно — показала тупиковость пути и необходимость поворота в другую сторону. В СССР и Восточной Европе неудача робких попыток либерализации заложила основу для следующей фазы потрясений — как раз через два десятилетия, во второй половине 1980-х.

Этот период — следующая тряска. Если в 1960-е годы общественные процессы толкали отстававшую государственную политику, то в 1980-х скорее наоборот — волну социально-политических процессов по всему миру катализировало решение советского руководства повернуть штурвал. В Восточной Европе и Советском Союзе довершили то, что остановилось в шестидесятые, в Китае в очередной раз миновали развилку, жестко подавив процессы, развернувшиеся в остальном социалистическом блоке, но отмежевавшись и от левых реваншистов. На Западе же все это восприняли как доказательство безусловной правоты модели, которая сформировалась после потрясений шестидесятых.

Иными словами, в конце 1980-х и западный мир, и тогдашний советский блок пожинали плоды собственных действий двадцатью годами раньше.

Запад убедился в благотворности «впитывания» фронды и эволюционных изменений. Советский Союз расплатился очередной революцией за неспособность вовремя скорректировать свой курс.

Сегодня новый виток спирали. Запад неприятно удивлен тем, что, пока политики почивали на лаврах победы в «холодной войне», общества опять изменились, причем совсем не так, как рассчитывали в конце века.

Кажется, прямой смысл вернуться к удачному опыту 68-го — кооптации протестных групп в правящий слой. Но в те времена политика, хоть и синхронно, осуществлялась на национальном уровне, теперь же верхушка в значительной степени интернационализирована, то есть управляющие элиты в разных странах имеют друг с другом больше общего, чем с собственными массами. (В США такое положение сложилось де-факто, а в Евросоюзе де-юре — в виде европейских институтов, оторванных от демократических процедур в странах-членах.)

И чтобы преодолеть нарастающий кризис легитимности, нужно не протестующих подтягивать до элиты, а ей самой спускаться обратно к людям, на национальную почву.

Политики это чувствуют, и американская кампания, где тон задают популисты изоляционистского толка, — убедительная иллюстрация.

Как и во время прежних всплесков, аналогичные процессы происходят и вне Запада. В Китае развернута антикоррупционная кампания, по масштабам сопоставимая с «культурной революцией». Она призвана убедить граждан, что Компартия сама способна избавиться от «забывших о народе» чиновников и функционеров. Параллельно с этим руководство КНР ищет — в том числе на уровне языка и лозунгов — новый пафос экономического развития, менее глобалистский, то бишь опять-таки приближенный к людям.

Россия в силу исторической специфики (и многовековой, и совсем недавнего прошлого) задала новый тренд даже раньше остальных

— о «национализации элиты» заговорили еще в 2012 году. Проблема преодоления отчуждения внутри общества у нас решается традиционным способом — созданием «внешнего периметра обороны», так что украинский кризис и его многообразные последствия вольно или невольно сыграли на руку. Истории наподобие «панамского досье» только цементируют такой подход. Население в целом относится индифферентно, поскольку привыкло воспринимать разоблачения, идущие с Запада, как очередную атаку на Россию. А фигурантам и им подобным еще одно напоминание: пора заканчивать с финансовым космополитизмом, вас же предупреждали…

В отличие от событий 60-х и 80-х годов нынешний «праздник непослушания», будучи снова синхронным по всей планете, несет совсем другой импульс — фрагментация, размежевание. Это чревато новыми болезненными сдвигами в мировом устройстве, но не дает гарантию того, что разбуженные в очередной раз массы восстановят душевную гармонию.

Газета.Ру