В марте 2011 года, немногим после событий в Деръа, которые ознаменовали начало протеста против режима Башара Асада среди сирийских суннитов, сын саудовского короля Абдаллы принц Абдель-Азиз отправился с визитом в Дамаск. И передал президенту Сирии такое послание: «Не беспокойся. Мы будем с тобой. Судьба твоей семьи в том, чтобы и дальше руководить Сирией. Королевство окажет тебе финансовую и политическую поддержку». Только вот ваххабитский монарх все же поставил перед Дамаском одно небольшое условие: ему следовало отказаться от стратегического альянса с Тегераном. Нежелание Асада повернуться спиной к Ирану и сломать так называемую «шиитскую ось» (Тегеран-Багдад-Дамаск-Бейрут), которая дает Персии доступ в Средиземное море, оказалось причиной столь внезапной враждебности со стороны саудовского королевства.

В результате оно стало вместе с Турцией Эрдогана главным поставщиком оружия и денег сирийским мятежникам, которые относятся к сотне самых что ни на есть разнородных движений, но преследуют общую цель: установить законы шариата на территории Сирии. Аравийцы никогда не стремились к представительной демократии в Сирии. Суннитское королевство как чумы боится шиитской Персии и ее возможной гегемонии в Персидском заливе. Поэтому оно не может смириться с мыслью о том, что Сирия, суннитская в своем большинстве страна, земля первого халифата Омейядов, поддерживает настолько близкие связи с Ираном.

14 марта в Женеве возобновились (пусть и непрямые) мирные переговоры по Сирии. Они должны создать основу для формирования временного правительства и проведения выборов через полгода. Сложность в том, что большинство действующих лиц ведут себя, как Саудовская Аравия: демократия — самая меньшая из их забот. Сирийский режим в нее просто не верит: в противном случае он установил бы ее после смерти Хафеза Асада в 2000 году. Его союзники из ливанской «Хезболлы» придерживаются того же мнения, потому что иначе они бы систематически не блокировали работу парламента в Бейруте. Иранская теократия, покровитель «Хезболлы», верит в нее крайне слабо, раз без уважительной на то причины вычеркивает из списков тысячи кандидатов на последних выборах. Что касается России, как ее может волновать демократия, если в ней самой ее нет? С другой стороны особой любви к демократии тоже не видно. Неоосманский султан Эрдоган не ощущает к ней никакой тяги, иначе он уважал бы свободу прессы. В Саудовской Аравии интеллектуалу дали тысячу пле
тей лишь за то, что тот усомнился в необходимости подчинения политики вере на земле ислама. И ни для кого не секрет, что если «Армия завоевания», главное военное объединение сирийской оппозиции, возьмет власть в Дамаске, оно похоронит не только политическую, но и религиозную свободу.

27 февраля Америка договорилась с Россией о прекращении огня, которое в целом сейчас соблюдается. Но она больше не верит в импорт западной демократии и ее вливания арабо-мусульманским странам, как во времена Буша-младшего. Обама — прагматик, который в конечном итоге осознал опасность исламского государства и стремится уничтожить его, воспользовавшись альянсом с сирийскими курдами и затишьем вокруг перемирия. Владимиром Путиным (он тоже друг светских курдов) движут аналогичные соображения. Он хочет ликвидировать тысячи исламистов с паспортами РФ или соседних республик, пока они не вернулись домой и не начали разжигать там радикальный настрой. Вот почему нынешнее перемирие не касается ДАИШ.

Пока перспектива женевской договоренности о судьбе Башара Асада и прозрачных выборах остается отдаленной, перемирию ничего не грозит. Потому что все уже устали. Сирийская армия потеряла 80 000 человек, мятежники — почти столько же. Каждый понимает невозможность полной победы своего лагеря. Турция предпочитает сосредоточиться на противостоянии с Европейским Союзом, в котором, кстати говоря, сейчас побеждает. Саудовская Аравия парализована обвалом цен на нефть. Россия предложила федерализацию страны с курдской территорией на севере, широким суннитским коридором от турецкой до иракской границы (с городами Эр-Ракка и Дайр-эз-Заур) и полезной Сирией под властью «Баас» на средиземноморском побережье. Но это может лишь заморозить конфликт. Хотя других вариантов сейчас попросту нет. А замороженный конфликт в любом случае лучше активного.