Берлин ставит на «разморозку»

Что мешает руководству Германии определиться в отношениях с Москвой?

Россию вновь зовут в «большую восьмерку», из которой исключили за то, что крымчане и севастопольцы на мартовском референдуме 2014 года высказались за выход из-под юрисдикции Украины. За возвращение нашей страны в формат G-8, как сообщает РИА «Новости», выступил вице-канцлер ФРГ Зигмар Габриэль.

В интервью газете Bild am Sonntag немецкий политик выразил мнение, что исключение России из «восьмерки» было не слишком дальновидным решением. И призвал Запад к «разморозке» отношений с Москвой.

На ту же тему, правда, не в столь примирительном ключе, ранее высказался и глава МИД Германии Франк-Вальтер Штайнмайер. Он считает, что для возвращения в клуб великих держав, России необходимо выполнить определенные условия, которые включают полноценное сотрудничество с Западом в вопросах разрешения конфликта в Сирии, а также урегулирование ситуации на Украине.

Однако не совсем ясно, о каком «полноценном сотрудничестве» по Сирии может идти речь, если в ведомстве Меркель уже дали понять, что Германия не вступит в военный союз с Россией для борьбы с «Исламским государством».

Эту позицию официального Берлина в интервью журналу Spiegel озвучил глава ведомства федерального канцлера Петер Альтмайер. После того, как немецкий парламент в минувшую пятницу одобрил миссию бундесвера по борьбе с боевиками ИГИЛ на территории САР.

Министр обороны страны Урсула фон дер Ляйен заявила по этому поводу, что России не будет предоставлены планы маршрутов и данные о полетах немецких ВВС в Сирии. Также она исключила сотрудничество в рамках этой военной операции с войсками президента Башара Асада.

В чем тут логика? Почему власти Германии никак не могут определиться: то грозят нам санкциями, то выступают за сближение с Россией?

Прокомментировать эту «какофонию мнений» в стане немецких политиков мы попросили директора российского Института инструментов политического анализа Александра Шпунта:

— Тут надо хорошо понимать, что у немцев (как, кстати, и у русских) достаточно сложная игра. На этой сложной игре большая «клавиатура». И на этой клавиатуре есть разные кнопки и разные возможности для действий. В этом смысле невозможно немецкую (как и российскую, как и американскую) позицию представить себе в виде одного тезиса или одного набора тезисов. Все гораздо сложнее.

Давайте разберемся, что понимают Германия и Соединенные Штаты (Франция уже не совсем так) под сотрудничеством по Сирии? Для них это вхождение России в ту самую коалицию шестидесяти девяти стран, которую обозначает Обама. Но, во-первых, сама по себе эта коалиция даже в Америке уже вызывает ироничные улыбки. И откровенно критикуется республиканцами.

В эту коалицию, напомню, входит Соломоновы острова, Маршалловы острова… и другие «крупнейшие игроки геополитики». Она всего лишь носит декларативный характер. И — да, мы к ней присоединяемся. В реальности более 95% нагрузки этой коалиции несут на себе именно Соединенные Штаты. Боле того, как оказалось, немцам даже технически нечем воевать.

— Речь о том, что из тех шести самолетов-разведчиков, которые Германия собиралась направить в Сирию, «на ходу», что называется, только половина?

— Конечно. И, в принципе, это логично. Германия давным-давно не готовилась к боевым действиям в формате фронтовой авиации. И было бы странно, если бы она имела «под ружьем» развернутую авиационную группировку. Но… вот что понимается под форматом «полноценного сотрудничества» с Россией.

А фактически это означает согласие на устранение Асада. На что Москва, естественно, не пойдет. Поэтому это предложение, оно не имеет политического смысла. Это предложение адресовано в Вашингтон, оно отнюдь не адресовано Путину. Но оно показывает, что в отличие от французов, немцы по-прежнему придерживаются жесткой прокоалиционной позиции. Не могу назвать ее проамериканской — в этом смысле это не совсем справедливо по отношению к немцам. Но это, такое, скажем, традиционное за последние годы отношение к присутствию России на Ближнем Востоке.

— Получается, Штайнмайер заранее знал, что это условие невыполнимое?

— А я не уверен, что «большая восьмерка» это тот «приз», за который России стоит бороться. Абсолютно не уверен. Дело в том, что в отличие от «большой двадцатки» этот орган не показал себя, как эффективный. Не показал себя как площадка, на которой разрешаются реальные политические конфликты. Он, скорее, предназначен для другого. Он формирует некоторые общие «рамки», которых страны, ориентирующиеся на так называемый Западный мир, должны придерживаться.

Напомню, что в той или иной форме Китай приглашают в «G-8», по-моему, уже лет пятнадцать. И Китай достаточно осторожно к этому относится. Он не хочет даже статуса наблюдателя. В «большой восьмерке», например, отсутствует крупнейшая по перспективам на первую половину XXI века экономика — Индия. Я не говорю про Бразилию и ЮАР. Поэтому придуманная в свое время Саркози «большая двадцатка» оказалась гораздо более эффективным форматом. По-настоящему рабочим форматом. А поиграть в гольф Путину есть где и без «большой восьмерки».

Это в свое время Ельцин стремился туда хоть на приставной стульчик. Потому что, как тогда казалось, это означает принадлежность России к клубу великих держав. Сейчас это не означает абсолютно ничего. Поэтому уж точно бороться за вхождение в «большую восьмерку» России не нужно. И, более того, не Россия выходила из «большой восьмерки». Это «восьмерка» отказала России в ее участии там.

Но Россия и не просится назад. Это просто с репутационной точки зрения неправильно.

Теперь, что касается разнонаправленных заявлений немецких политиков…

— Но, действительно, сложно понять, чего хочет Германия от России?

— Дело в том, что не только в Америке избирательная кампания. Избирательная кампания и в Германии. В 2017 году предстоят выборы канцлера. И, естественно, сегодня уже (не так сильно как в США, но все-таки) риторика людей Меркель, она предназначена для того, чтобы удовлетворить потребности — не физиологические, конечно, — как можно более широкого круга немецких избирателей. Это нормальное поведение политика в такой ситуации. Поэтому одни спикеры у неё говорят как бы то, что понравится одной части аудитории. Другие — то, что понравится другой части аудитории.

И центральным моментом здесь является то, что Германия находится в ситуации, когда она уже осознает, что сильно переросла военно-политическое доминирование Соединенных Штатов над собой, оставшееся после Ялтинской системы мира. Но при этом пока еще с этим военно-политическим доминированием ничего сделать не может.

Отсюда возникает такая, на первый взгляд, противоречивость в высказываниях. Но Германия отнюдь не покорный союзник Соединенных Штатов. Более того, я напомню, что это именно Меркель убрала Обаму из переговоров по Украине. Просто «вытолкала» его оттуда. Мы же помним, что все начиналось с «женевского формата». И Москве Обама там совершенно не мешал. А вот Меркель он мешал очень сильно. В результате все яблочки с дерева сняла Меркель. А отнюдь не Обама.

Это пример того, что Германия вовсе не выглядит как лояльный и уж, тем более, безропотный союзник США. Но при этом она находится под политическим доминированием Вашингтона.

— Поясните…

— Напомню, что договор о Трансатлантическом сотрудничестве, который крайне невыгоден немецким корпорациям, был принят. Расширяется военное присутствие оккупационной армии Соединенных Штатов в Германии.

А надо хорошо помнить, что это армия оккупационная. Она появилась там после Второй мировой войны. И то, что сегодня она там находится в формате союзнического договора НАТО, это не меняет ее статуса.

Оккупационная — это не значит, что она там враждебная. Это просто определенный правовой режим войск. Вот этот правовой режим войск США на территории Германии не поменялся уже семьдесят лет. При том, что Советский Союз свои войска из Европы в начале «девяностых» вывел. А Соединенные Штаты только наращивают.

Плюс недавно выяснилось, что Германия даже не знает, есть ли на ее территории ядерное оружие или нет. Ее просто не ставят в известность. Это, безусловно, унизительно сегодня для страны, которая претендует, например, на место постоянного члена Совбеза ООН.

Отсюда возникает вторая «линия разрыва» в высказываниях немецких политиков. Они вынуждены оппонировать Соединенным Штатам. А, с другой стороны, они пока не могут им оппонировать в полную силу. Вот откуда берутся эти — на первый взгляд — нелогичности и нестыковки.

В действительно, Германия ведет очень сложную игру, в том числе внутриполитическую. Надо хорошо понимать, что вот эта программа с беженцами Меркель, которая кажется самоубийственной, она имеет очень четкую внутриполитическую цель. Показать немцам, что им надо перестать извиняться за Вторую мировую войну. И что они перестали быть самыми большими варварами западного мира. И теперь они самые большие гуманисты западного мира.

— Но настоящие варвары к ним теперь могут легко попасть — вот в чем дело…

— На самом деле, я тоже считаю, что Меркель совершила ошибку, когда сделала эту программу. Но цель этой программы была понятна. Это была цель убедить немцев, что все… надо перестать каяться за Вторую мировую войну. Мы теперь другие. Мы не те немцы, которые жгли евреев в печах Освенцима. Мы теперь спасаем беженцев.

Это был сигнал немецкому народу.

На мой взгляд, Меркель слишком дорого заплатила за этот сигнал. Но — время покажет. В любом случае, это была ставка. Это была политическая программа.

Поэтому, как вы видите, вот эти все несовпадения надо рассматривать не в тактическом горизонте. Не в горизонте недель, и даже не в горизонте нескольких месяцев. А в горизонте нескольких лет. Тогда они становятся понятными.

— Еще бы понять, вектор на «разморозку» отношений с Россией, это реальная перспектива или игра слов?

— Безусловно, это реальная перспектива. Во-первых, просто в силу того, что давление на Москву оказалось неэффективным. И она не прогнулась ни по одному из направлений. Во вторых, американцы, имея сорокамиллиардный торговый оборот, могут себе позволить попробовать еще. Немцы с четырехсотмиллиардным оборотом, скажем так, не могут себе позволить, поскольку экономика Германии и других европейских стран ориентированы на Россию очень серьезно.

Потом надо хорошо понимать, что в Германии, в отличие от Америки есть понятие «капитаны бизнеса». Там достаточно мощное влияние лидеры бизнеса оказывают на политику. В Америке такого нет.

А понятно, что лидеры бизнеса, и особенно это касается бизнеса автомобильного — в первую очередь — и машиностроения, они очень сильно страдают от санкций. Хотя, например, поставки немецких автомобилей в России не запрещены. И, вроде бы, это не несет прямой ущерб. Но ситуация, при которой потребительский спрос упал в России, и русские просто не могут себе позволить покупать мерседесы в том количестве, в каком они покупали раньше, очень сильно ударила по концерну.

Обратите внимание, сворачиваются сборочные производства в России. И они сворачиваются не потому, что кто-то на них давит. Просто упал спрос. А спрос упал из-за того, что немецким банкам не разрешают кредитовать российские банки, как это было всегда.

Поэтому это сближение, оно объективно неизбежно. Оно точно будет. Вопрос в том, как сделать это сближение, чтобы стороны могли сохранить лицо.

— Есть рецепт?

— Мой прогноз, что будет объявлено о колоссальном успехе «Минска-2». А потом, что необходим «Минск-3». И вот на фоне колоссального успеха «Минска-2» санкции, которые были введены за Донбасс, будут потихоньку сниматься. Санкции, которые введены за Крым, сниматься не будут. Но, во-первых, их меньше намного. А во вторых, есть инструмент снятия санкций, который давным-давно Европа использовала по отношению к другим странам.

Из-под санкций будут выводиться конкретные проекты, конкретные компании отдельными распоряжениями. И таким образом, реально санкции на бумаге будут существовать. Но в исключительных случаях ограничения будут сняты. Причем, исключительными вдруг неожиданно станут все физические проекты.

Эта практика давно существует, много раз опробована. Она позволяет де-факто снять санкции, введенные, прямо скажем, ошибочно, без того, чтобы потерять политическое лицо. Я думаю, что ситуация будет развиваться в этом направлении.

Но надо держать в голове два контекста — избирательную кампанию в США и избирательную кампанию в германии. И эти два процесса накладываются еще на процесс дистанцирования Германии от Америки, который идет очень тяжело. Потому что Америка не отпускает.