Судя по быстро раскручивающемуся маховику антитурецких санкций, Россия заняла предельно жесткую позицию и согласна на замирение с Анкарой лишь при соблюдении трех выставленных условий: признания вины за сбитый бомбардировщик, извинения и компенсации ущерба
На фоне показательно нервной реакции турецкой элиты кремлевские спикеры выглядят спокойным монолитом. Искренняя обида на предательство партнера, холодное нежелание идти на личный контакт до публичного покаяния; официально — никаких репрессий, но в реальности — удары по всем болевым точкам: торговым, туристическим, газовым. В Сирии протурецким боевикам устроен ад, глумившиеся над телом нашего летчика экстремисты уничтожены, а место падения самолета выжжено. Россия прекрасно усвоила правила гибридной войны и научилась больно давать по зубам не фронтальными, но эффективными ударами.
Похоже, для наших западных друзей такое поведение Москвы все еще в диковинку. От нас ожидают либо хрущевского ботинка с кузькиной матерью, либо радушной непосредственности постперестроечного хаоса. Но отнюдь не партнерской риторики, скрывающей подчас несколько глубинных смыслов. Кстати, слово «партнеры» тоже ведь хороший символ последних лет. Когда часто трудно понять, ставить ли кавычки, или и так все понятно. Это чрезвычайно полезно для здоровья международных отношений. Нам продолжают гадить исподтишка, вызывая рев таежного медведя, а мишка тем временем охаживает «партнерскую» пасеку, заставляя неправильных пчел делать правильный мед. А ведь мы еще только учимся.
Странно, что этой трансформации не заметили именно в Турции, которая, несмотря на чувствительный дрейф к исламизации, как и мы, пока ближе к Византии, чем к Халифату. Какие бы мотивы ни стояли за глупейшей атакой на наш бомбардировщик, реакция Эрдогана показала, что в Анкаре плохо отдают себе отчет о последствиях. Дело не столько в нашей «ответке», сколько в самоубийственном характере акции. Чего добились турки? Удары по приграничным районам и лояльным террористам лишь усилились, нефтяную инфраструктуру россияне бомбят еще тщательнее. Заодно закрыли над Сирией небо, а на весь свет вытащили грязное турецкое белье (это не про «опасную» детскую одежду, подмеченную Роспотребнадзором, а про теснейшие связи турецкой элиты с экономикой «Исламского государства»). Плюс экономические санкции, счет которым идет на десятки миллиардов долларов. Удар по туротрасли. Натовские союзники скромно промолчали, а в Вашингтоне подзуживают на прямой военный конфликт, и только этого Эрдогану для полного счастья не хватало.
Веселого, конечно, мало. Контрмеры больно ударят и по нам. Уже летят шутки, одна другой краше: «Из Турции, где все включено, — в Крым, где все выключено», «Лишь бы Китай чего-нибудь не сбил — останемся в полной товарной изоляции». Впрочем, есть ощущение, что деньги и потребительские ценности начинают играть все меньшую роль не только для нас, еще помнящих советский дефицит во имя ядерного щита, но и для всего остального мира. Пожалуй, еще недавно в основе международных взаимоотношений лежал принцип экономической глобализации, взаимовыгодного сотрудничества, открытых рынков. Ради всеобщей доступности товаров и услуг государства и народы влегкую жертвовали суверенитетом и национальными интересами, базовыми ценностями и библейскими истинами. Сейчас, похоже, выковывается иная мировоззренческая структура.
Украина сознательно идет на разрыв теснейших отношений с Россией, гибель промышленности и падение уровня жизни общей стоимостью в 17 млрд долларов ради мифических европейских трусиков. Сам ЕС упирается в санкции, не желая разбираться в донецкой проблеме, и теряет уже десятки, а то и сотни миллионов евро. Эрдоган отказывается от прагматичной кооперации с Россией, дивиденды от которой исчисляются не только цифрами товарооборота, но и гигантской упущенной прибылью в перспективе. Ведь транзит российского газа в ЕС — удобный механизм торга и давления. Захочет ли Брюссель выдать Турции пригласительный билет в евросемью после таких финтов на сирийском фронте?
Пока рано давать оценку этим трендам, но перемены настораживают. Все же капитал был предсказуемым фактором для мировой стабильности. Ему на смену могут прийти алогичные и потому катастрофические мотивации разрешения конфликтов.