До того, как в 1980-е бешенный ураган «рейганомики» пронесся по Соединённым Штатам, Америка довольно короткое время придерживалась взвешенной промышленной политики. Подобно Южной Корее и некоторым европейским странам, американское правительство выбирало экономических победителей и проигравших и соответствующим образом распределяло финансы.

 

Идея была отнюдь не утопической. После Второй Мировой Войны многие европейские государства мощно инвестировали в ключевые сектора – производство электроэнергии, стали – чтобы закрыть технологический разрыв с Соединёнными Штатами. Подобным же образом правительство Южной Кореи в 1970-е выстроило кораблестроительную отрасль практически с нуля до самой крупной и успешной в мире. В определённой степени Пентагон сделал нечто подобное с Интернетом (хотя ни один американец не осмелился бы назвать это «социализмом»).

 

Промышленная политика никогда не никуда не уходила. Многие правительства, в том числе китайское и американское, концентрировали финансы на секторе чистой энергетики (ветряных двигателях, солнечных батареях). Но общепринятые экономические взгляды с момента творческого разрушения, развязанного «рейганомикой», состояли в том, что «невидимая рука» рынка, а не государства, должна была определять победителей и проигравших.

 

Однако оказалось, что рука рынка очень частенько вовсе не невидима. Реальные люди с вполне видимыми руками выбирают на рынки победителей и побеждённых. Рассмотрим влияние на этот процесс венчурных капиталистов.

Хотя они дают всего 0,3% ВВП США, но влияние этих элитных инвесторов крайне непропорционально. Их решения определяют, как вы общаетесь, как делаете покупки, как организуете свою жизнь. Венчурный капитал стал инструментом запуска деятельности компаний, которые сегодня составляют более 20% американского ВВП.

 

Существенно также, что именно они – основная причина того, почему экономика склоняется всё более подозрительно в пользу сверх-богатых. Джеймс Карвилл блестяще сыронизировал, что в следующей жизни он хотел бы быть рынком облигаций. «Вы можете запугать кого угодно», заключил он.

 

Но в смысле абсолютной власти венчурные капиталисты, вероятно, лучшая ставка – естественно, если вы склонны стать «хозяином вселенной» в следующей инкарнации.

Лотерейная экономика

В Америке каждая экономическая группа, занимающая определённое общественное положение, играет в лотерею. Но все играют в разные лотереи. Цена билета и итоговые выплаты очень различаются.

 

Вы слышали о нео-либерализме. Знакомьтесь с его младшим, более необузданном кузеном – нео-лоттеризмом.

В самом низу работяги играют в Lotto или Powerball. Билет можно купить за доллар или около того, а средняя выплата составит 60 центов. Но, конечно, это в среднем. Большая часть участников просто сразу всё теряет, неделю за неделей, а пара человек выигрывают по-крупному. Шансы выиграть джек-пот калифорнийской «Супер-Лотто» составляют приблизительно 1 к 18 миллионам. Больше шансов, что в вас попадет молния  – 1 к 3 000.

 

Средний класс играет в другую лотерею. Они покупают билеты образовательной лотереи, где выплата происходит в форме хорошо оплачиваемой работы для их детей после выпуска. Если «Лото» придумана для того, чтобы вытянуть деньги из кармана тех, кто достаточно безрассуден, чтобы неё играть, то образовательная лотерея придумана для укрепления статус-кво участников.

 

Хотя американцы подписались под мифом «из бродяг – в богачи» по заслугам, наша образовательная система в общем и целом укрепляет классовую иерархию.  Дети хорошо образованных родителей лучше подготовлены к тому, чтобы успешно проявить себя в школе. Некоторые дети из среднего класса бросают школу, а кое-кому из рабочего класса удается продраться в «Лигу Плюща». Но это – лишь исключения из правил. Так называемое «бесклассовое» американское общество, как оказывается, имеет меньшую социальную мобильность, чем шаблонно жёсткая британская система. (Такое развенчание американской классовой мобильности происходит по меньшей мере с 1950-х) Учитывая огромные долги, повисшие на плечах наших студентов, их мобильность с большей вероятностью направлена вниз, а не вверх.

 

А наверху лотерея действует совершенно иначе. В мире венчурного капитализма просители с крупными идеями, получившие золотой билет на вход, приходят к человеку с деньгами. Венчурный капиталист решает, будет ли эта идея среди победителей или среди побежденных. Победители получают достаточные финансы, чтобы реализовать свою идею, или увеличивают масштаб существующего предприятия так, чтобы попробовать доминировать на рынке.

 

Фактически любая крупная IT-компания в своей истории воспользовалась вливанием финансов венчурных капиталистов (ФБ, Твиттер, Snapchat, и так далее). Один из основных венчурных капиталистов, представленный в недавней статье в «Нью-Йоркере», Марк Андрессен, сам представляет собой продукт IT-бума. В возрасте чуть за двадцать лет Андрессен помогал создавать один из первых графических веб-браузеров, Mosaic. Его следующее предприятие Netscape на короткое время стало промышленным стандартом, пока Microsoft не представил Internet Explorer и не вытолкнул Netscape на периферию рынка.

 

Сегодня Андрессен – часть индустрии венчурного капитала, которая тратит  $48 миллиардов в год на поиск новых Андрессенов – рост с $10 миллиардов в 1997 году, сравните с менее чем $20 миллиардами займов от Управления по делам малого бизнеса. «В экономике риски часто называют ошибкой округления, – сказал автору из Нью-Йоркера Тэду Френду инвестиционный банкир. – Но стремление получить ожидаемое за свои деньги огромно. А риск – основной источник оптимизма, на котором покоится американский миф».

 

Именно этот оптимизм подталкивает людей покупать билеты «Лото» и вкладывать сотни тысяч долларов в образование детей. Но венчурный капитализм оказывает непропорциональное влияние на экономику. Он помогает обеспечить ситуацию, когда технологические инновации обогащают немногих и поддерживает рост безработицы в экономике.

 

В идеале промышленная политика, проводимая правительством, создаёт богатство и распространяет его вокруг. Венчурные капиталисты выбирают несколько победителей, как часть процесса концентрирования богатства в руках немногих, число которых уменьшается.

Рост безработицы

Сектор IT печально известен вкладом в рост безработицы. Чтобы программировать Apple, надо меньше людей, чем для сбора апельсинов во Флориде (да, я знаю, я сравниваю Apple с апельсинами). «Фейсбук», при всём доминировании на рынке, даёт работу не такому уж большому количеству людей (менее 10 000, сравним, к примеру, с Samsung Electronics, у которой персонала почти в 30 раз больше). В крайнем случае, как оказывается, нужна лишь дюжина людей, чтобы создать всю виртуальную вселенную с несметным количеством звёзд (посмотрите в No Man’s Sky, вскоре будет у вас на игровой приставке).

 

Рабочим нужны деньги, в частности, если вам приходится оплачивать медицинскую страховку, отпуска, отпуск по уходу за ребенком и так далее. Исполнительные директора всегда ищут возможность снизить затраты. После каждой рыночной «корректировки» – эвфемизм на уровне «этнических чисток» – передовые экономики приходят в норму при более низком уровне занятости. Или, если сумели вернуться к уровню занятости до рецессии, рабочие меньше зарабатывают, работают больше или хватаются за подработку – как в США. «Творческое разрушение» – тут дело не просто в фирмах, которые тонут, но и в сокращениях, которые проводятся фирмами ради выживания.

 

Венчурные капиталисты не несут ответственности за эти тенденции. Они просто, так сказать, «острие копья».

Специалисты по слияниям и поглощениям, менеджеры хедж-фондов и, да, рынка облигаций – все они стали частью экономической системы, которая неумолимо перемещает деньги вверх. Налоговая система разработана так, что богатые могут держаться за своё богатство. Торговые соглашения содействуют восходящей транснациональной циркуляции финансов.

 

Какая-то часть капитала неизбежно просачивается вниз. Но это не сравнить с мощным чавканьем, с которым капитал перемещается вверх.

 

Глава канала «Дискавери» Дэвид Заслав в прошлом году сделал более $150 миллионов. Это один человек, и за один год. Средняя зарплата исполнительных директоров в Вашингтоне составляет почти $4 миллиона. (Кстати, это не только персонал в высокотехнологичных отраслях, в IT. Вспомните Кента Тёри, директора Davita, компании по обслуживанию диализа. Он делает около $14 миллионов в год – в фирме, которая получат две трети дохода от налогоплательщиков в форме Medicaid и других правительственных выплат в здравоохранении. Вот уж свинья на синекуре!)

 

Но что интересно относительно венчурных капиталистов, так то, что они представляют собой «лицо» политики приватизации промышленности. Когда-то новаторы полагались только на Управление по делам малого бизнеса и банки. Если имелись зажиточные родственники или большая семья, готовая нести жертвы ради финансирования предприятия, можно было получить финансирование поближе к дому. Теперь деньги всё больше идут от людей, вроде Марка Андрессена.

 

Такие венчурные капиталисты отнюдь не глупы. Они знают очень много всего о технологическом секторе. Но они сконцентрированы на одном и только одном – максимальной прибыльности.

 

Они ищут отдачу, в тысячи раз превышающую вложения. И это делает лично их богатыми. Это увеличивает объем денег для инвестиций. И укрепляет образ венчурных капиталистов, как современных алхимиков, которые могут превратить программное обеспечение в золото. Факт есть факт, вклад этих современных Мидасов в благотворительность только дополняет картину мира, где средний класс плюнул на всё, и остались лишь богатые и обездоленные.

 

Можете возразить, что всё это неизбежно. Нельзя же остановить продвижение технологий. Нужен какой-то механизм поддержки инноваций. Попытка остановить поток капитала похожа на попытку перекрыть Миссисипи.

 

Но вот тут-то на первый план и выступает правильная промышленная политика. Если сделать надлежащим образом, государство поддержит инновации в соответствии с целым рядом критериев, среди которых прибыльность – лишь один из. Если правительство проводит оценку, оно заинтересовано в таких вопросах, как занятость, устойчивое развитие, общественный интерес, национальный интерес и так далее.

 

Любой ценой дайте мировым андрессенам поддержать Groupon и затем, перенаправьте часть их прибылей на то, чтобы накормить голодных. Но нам нужна организация для отбора экономических победителей, которые дают работу большому количеству людей, обращаются к главным проблемам, например глобальному потеплению и бедности, оказывают предпочтение тем, кто попал в затруднительное положение (меньшинства, ветераны) и создаёт инфраструктуру на пользу обществу.

 

Вот они – настоящие победители, а не исполнительные директора и венчурные капиталисты, которые создают богатство для немногих, которым повезло в лотерее высоких технологий.