В Таджикистане повышается напряженность. Страна граничит с неспокойным Афганистом, с территории которого можно ожидать любых провокаций. Тревожно внутри страны — власти в борьбе с религиозным экстремизмом избрали путь закручивания гаек, что возможно правильно, но одновременно под раздачу попали политические и неправительственные организации, в отношении которых ужесточено законодательство. Под давлением оказалась популярная Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ). В отличие от прошлых лет, она не прошла в парламент по итогам недавних выборов, ее лидер Мухиддин Кабири вынужден под угрозой уголовного преследования на родине находиться за рубежом. По оценке экспертов, власти делают все для усиления позиций радикальных исламистских группировок, поскольку отказываются от «громоотвода», которым по сути являлся ПИВТ. Мухиддин Кабири на днях побывал в Москве и дал эксклюзивное интервью корреспонденту Eurasia Daily.
Насколько обоснованы опасения по поводу уголовного преследования?
— Я был удивлен тем, что накануне священного месяца Рамадан, в преддверии предстоящего праздника Дня национального единства, отмечаемого в Таджикистане 27 июня, по государственным СМИ, в частности в правительственной газете «Джумхурият» объявили, что на меня «шьют» уголовное дело, потому что 17 лет назад я якобы продал свое имущество с нарушениями. Какое уголовное дело может быть, если это было мое имущество? Власти долго искали зацепку и нашли, за что зацепиться. Понятно, что им нужен был повод для начала процесса, а потом они «найдут» еще много интересного и объявят меня террористом или кем-то еще. Но, в любом случае, если ко мне есть какие-то вопросы, можно было бы их обсудить после праздника, тем более что за эти 17 лет я дважды избирался депутатом. Ранее та же газета обвиняла ПИВТ в причастности к терроризму.
Что вы намерены делать? Поедете в Душанбе?
— Я буду бороться. Буду доказывать правоту. С юридической точки зрения будет очень сложно, в условиях Таджикистана даже невозможно. Но для меня и для ПИВТ главное — общество. Главное — отвечать перед Богом, перед народом, перед своей совестью. Я не первый, кто оказывается под прицелом властей, и боюсь, что не последний.
Что сейчас происходит в Таджикистане?
— Там начался «37-й год». У власти также находятся необольшевики. Они убирают всех оппонентов. А что будет после этого — не знаю. Ситуация в республике, как оценивают российские и западные аналитики, критическая. А оказываемое на ПИВТ давление, не только не способствует стабильности, но, наоборот, ведет к росту радикальных идей в Таджикистане. Все больше молодежи начинает симпатизировать так называемому «Исламскому государству» (ИГ) и другим радикальным организациям. Ситуация в Таджикистане ухудшается. Народ разочаровался в экономических планах, социальных программах правительства, а особенно во взаимоотношении государства с религией. Людям не нравится, как власть проводит выборы. Все больше тех, кто считает, что правительство не смогло обеспечить требование народа. Оппозиция занимается демагогией и раздачей пустых обещаний о скором наступлении демократии, о реформах. А тем временем радикальные организации пополняются недовольными людьми. Но власть этого не замечает или делает вид, что не видит. Хотя побег начальника ОМОНа, полковника Гулмурода Халилова должен был стать для властей очень тревожным сигналом. Такое положение и вызывает усиление оттока молодежи к радикалам. Сегодня наша молодежь на распутье — продолжать прислушиваться к ПИВТ, ее лидеру и запастись терпением, к чему мы призываем, или искать другой выход. Скажу честно — мне с каждым днем становится труднее руководить партией, контролировать эмоции людей. При этом я не исключаю, что кто-то хочет внести раскол и запустить самый негативный сценарий. Речь о маленькой победоносной, но контролируемой войне в регионе. Иначе я не могу объяснить действия властей Таджикистана.
Для чего властям хаос, чтобы еще сильнее закрутить гайки?
— Хаос им не нужен, а вот гайки они закрутят с удовольствием. Время сейчас для этого подходящее. Этому соответствует международный фон, региональный фон. Мир занят Ираком, Сирией, ИГ и Украиной. Исламофобия растет. Все заняты борьбой с исламским экстремизмом. Под шумок можно избавиться от всех инакомыслящих, оппозиционеров — как светских так и религиозных. Я думаю, что они рассчитывают на это. Но ошибаются. Власть уже взяла под контроль все, что можно — начиная политическими партиями, заканчивая бизнесом. Но избежать хаоса, если развяжут «небольшую войну», чтобы якобы доказать, что ПИВТ — радикальная организация, не удастся.
ПИВТ обратилась с просьбой к президенту Эмомали Рахмону повлиять на ситуацию для прекращения давления. Что дало обращение?
— Действительно, 16 июня политсовет ПИВТ вынужден был обратиться к президенту Эмомали Рахмону с открытым письмом, в котором изложены многочисленные факты преследования членов партии со стороны госорганов. Давление на партию началось с 2010 года, когда прошли очередные парламентские выборы, и ПИВТ получила большое количество голосов. Власть очевидно испугалась и перестала рассматривать нас в качестве партнеров. Парламентские выборы 2015 года стали кульминацией давления на партию на данном этапе. Нас не только не пропустили в парламент, но и подтасовали результаты различных опросов, по которым оказалось, что нас поддерживает всего 1,6% населения. Для второй по численности партии, коей является ПИВТ, это просто оскорбительно. Тем не менее, мы решили не обострять отношения, предположив, что получив парламент без оппозиции власть остановится. Но после выборов преследования и давление на нас только усилились. У нас еще остается возможность обратиться в ООН, к посредникам в межтаджикских переговорах 1992−1997 годов и контактной группе ОБСЕ и к России, Ирану и другим сторонам, которые гарантировали в свое время полную реализацию мирного соглашения, убедили таджикский народ, что они будут гарантами стабильности, уважения прав граждан всех сторон.
Как происходит процедура ликвидации партии, если власть действительно собирается «закрыть» ПИВТ?
— Сейчас власть заставляет людей покидать ряды ПИВТ под угрозой лишения бизнеса, учебы, работы и т. д. На днях представители власти пришли в мой дом, в котором живут 90-летний отец, недавно перенесший инфаркт, и мой родной брат. Им отключили свет, а у них небольшое хозяйство. От брата добились отказа от ПИВТ. Другого однопартийца арестовали на 10 дней непонятно за что. Но добиться выхода из ПИВт от него не смогли. План властей пока таков — довести количество членов ПИВТ до минимума, а потом задействовать закон, согласно которому, если партия не имеет ячеек в 50% административных центров, то ставится вопрос о ее несостоятельности, и этим начинает заниматься Верховный суд. Наверное, есть и другие механизмы — закрыть в Таджикистане можно любую структуру, любую партию. Но на бумаге, а вот куда денутся люди, идеи — об этом власть не думает.
Получается, что ПИВТ может уйти в подполье?
— Загнать такую партию, как наша, в подполье — это большой риск. Но если они идут на это, значит, уверены в себе. Ситуация в Таджикистане взрывоопасная. Это не только мое мнение, но и мнение российского экспертного сообщества, высказанного 17 июня на конференции в Москве. О том же говорят и западные эксперты. Кстати, мнение западных экспертов почему-то быстрее доходит до центров принятия решений на Западе, чем мнение российских экспертов до Кремля.
Может быть потому, что у Кремля сейчас головная боль — Украина?
— Но они будут ждать, пока в Центральной Азии появится свой «Боко Харам» (радикальная нигерийская исламистская организация — прим. EADaily)? Это, конечно, проблема самого мусульманского мира бороться с радикалами. Но сил и средств у мусульман, особенно у умеренных мусульман, богословов, не хватит, чтобы бороться одновременно и против своих исламских радикалов и против светских авторитарных режимов. Они оказались между двумя огнями — и радикалы атакуют их, и светские авторитарные власти. Мне кажется, что авторитарные светские власти и радикалы, несмотря на то, что борются друг против друга, на самом деле являются стратегическими партерами. Им обоим не нравятся умеренные, светские религиозные деятели.
Если, допустим, в Сирии сменится власть, ИГИЛ уйдет, война прекратится?
— Нет, конечно. Так получилось, что сейчас все вынуждены держаться за Башара Асада и другие авторитарные режимы во всем мире. Ситуация в Сирии, Ливии, Ираке обернулась тем, что в других странах стали цепляться за авторитарные режимы, поскольку они стабильны. Проблема в том, что с их падением, исчезает и стабильность. Вот сейчас рассматривают Ливию. Что там получилось? И звучит вопрос: разве плохо было при Каддафи? С ним было плохо, но без него стало хуже. Однако при этом его правление привело к тому, что в Ливии не осталось контрэлиты, способной в экстренном случае управлять обществом. Каддафи всех уничтожал, чтобы быть единственным народным кумиром. Дело ведь до абсурда доходило — футболисты не могли выступать под своими именами, фигурировали только номера, и комментаторы так и комментировали, не называя имен — чтобы у народа вдруг случайно не появился любимец.
Как остро стоит вопрос смены элит в Центральной Азии?
— Я этого и боюсь — что будет после нынешних правителей? Может быть, в Казахстане смена власти и пройдет спокойно. Хотя мне многое не нравится из того, что там делается, но Нурсултан Назарбаев заслуживает уважения — это умный человек, который, надеюсь, создаст систему, способную жить после него. В остальных странах региона такого нет — велика вероятность того, что начнется война кланов.
Намерен ли Таджикистан вступать в Евразийский Экономический Союз (ЕАЭС)?
— Власти пока изучают этот вопрос. Если сопоставить все минусы и плюсы, то плюсов, несомненно, больше. Хотя бы для наших трудовых мигрантов.