Язык, автономия, независимость

Если проанализировать логику развития любого национального движения, то ее можно описать тремя словами: «язык», «автономия», «независимость». Все начинается с того, что представители малого народа (малого в конкретном государстве, как французы в Канаде) начинают бороться за право использовать свой язык или, по крайней мере, за почетное место для своего языка и своей культуры в ряду приоритетов государства, общего для нескольких народов.

Когда и если им в этом отказывает этнически (заметим, и умственно) ограниченная элита, а это до сих пор происходит в разных государствах мира (в том числе на Украине), начинается борьба за автономию в надежде, что уж в автономии мы сможем защитить свой язык и культуру. А когда им и в этом отказывают, более того прибегают к силе, начинается борьба за независимость, очень часто переходящая в вооруженную. И конечно, к этому примешивается материальный стимул, основанный на убеждении, что «нас грабят, поэтому мы бедные» или «мы богатые, поэтому остальные хотят нас ограбить».

Когда это движение начинает переход от одного этапа к другому, а это может произойти моментально, назад уже, как правило, хода нет, что мы и наблюдаем сейчас на Донбассе.

Обсуждая события, происходящие на Украине, многие задаются вопросом: а есть ли смысл в этой борьбе? И это вечный вопрос всех революций и национальных движений, на который нет ответа. Потому что люди начинают протестовать и даже в конце концов берутся за оружие в каком-то смысле не по своей воле, а подталкиваемые к этому железной логикой происходящих событий, которая, как им кажется, не оставляет им выбора. Тем более когда эта логика подкреплена такими событиями, как в Одессе и Мариуполе. И не важно, где это происходит, — в Ирландии, Стране Басков, Грузии или на Украине.

Руины столицы Ирландии Дублина после разгрома англичанами «Пасхального восстания» в 1916 году

Разве сам по себе «Чайный закон», принятый британским парламентом в 1773 году и ставший катализатором Войны за независимость США, стоил тех жертв, которые понесли американцы и британцы в последующей, фактически гражданской войне? Ясно, что проблема была не в «Чайном законе», а в нарастающем раздражении, которое вызывала власть Британии в американских колониях, и повод был бы найден в любом случае.

Ирония истории заключается в том, что именно вопрос о языке, который стал спусковым крючком текущего украинского кризиса, породил в свое время, еще в XIX веке, украинское национальное движение, так же как многие другие аналогичные. И конечно, язык — ключевое понятие в триаде «язык, история, литература», вокруг которой обычно начинается национальное противостояние. Выдающийся немецкий философ второй половины XVIII века Иоганн Гердер, чьи труды легли в основу большинства европейских национальных движений, в том числе украинского, писал: «Есть ли у нации что-нибудь дороже родного языка? В языке воплощены все сокровища ее мысли, ее традиции, ее история, религия, основы ее жизни, все ее сердце и душа».

Царская администрация (как и большинство имперских правительств того времени) видело в языках и культуре народов, населявших Российскую империю, угрозу ее существованию. Достаточно вспомнить запрет на использование любых национальных языков не только в качестве языка преподавания в школах и институтах, но даже в частных разговорах в учебных заведениях и учреждениях империи.

Запрещалось издавать и продавать печатную продукцию на украинском языке; конфисковывались книги того же Шевченко, Леси Украинки, Ивана Франко и других украинских писателей. Шевченко был определен на военную службу рядовым (фактически сослан), в том числе за то, что он, как было сказано в приговоре, «сочинял стихи на малороссийском языке». Было запрещено пользоваться украинскими религиозными книгами во время церковного богослужения.

Проблема языка волновала не только украинцев. В 1893 году, за несколько месяцев до поступления Иосифа Джугашвили в Тифлисскую семинарию, преподавание в которой, как и во всех учебных заведениях России, велось на русском языке, в этой семинарии состоялась забастовка учащихся, требовавших введения преподавания грузинской литературы. Учебное заведение временно было закрыто, 87 учащихся исключили, среди них Ладо Кецховели и Миха Цхакая. Это были будущие лидеры грузинской социал-демократии и грузинского большевизма, впоследствии вовлекшие молодого Джугашвили в революционное движение. А Цхакая в 1922 году подпишет договор о создании СССР от лица Закавказской Федерации.

Если отвлечься от идеологии, то тот же Степан Бандера пришел к своим идеям украинского освобождения под влиянием тех же факторов: притеснение украинского языка и культуры. И в этом смысле он не отличается и от молодого Сталина, и от ополченцев Донбасса. Только Сталин и его товарищи выбрали тогда интернационализм как ответ на национальный вопрос, а Бандера — национализм. Кстати, на Западной Украине тогда было много людей выбиравших интернационализм. Компартия Западной Украины была достаточно серьезной силой. Судьба ее была печальна* и возможно это было одним из факторов усиления влияния бандеровщины.

*Коммунистическая партия Западной Украины существовала в восточных землях Польши в 1919–1938 годах. В 1938 году Исполком Коминтерна принял постановление о роспуске Компартии Польши, а вместе с ней и компартий Западной Украины и Западной Белоруссии по обвинению, согласно которому руководство в этих партиях захватила фашистская агентура.

Члены КПЗУ, которые оказались на территории СССР, были репрессированы. Многие активисты партии, оставшиеся на Западной Украине, подверглись репрессиям уже после вступления туда советских войск в 1939 году. Но это тема отдельной статьи.

В других империях и многонациональных государствах такие радикальные ограничения не вводили (кроме франкистской Испании, где баскский и каталонский языки находились под жестким запретом), но процессы вытеснения национальных языков и национальной культуры происходили просто под давлением естественного хода событий. Дело в том, что жизнь в национальном анклаве ограничивала для среднего класса и буржуазии возможности развития, а для чиновников — карьерного роста. Национальный язык оставался привилегией гуманитарной интеллигенции, сельских жителей, низших слоев и женщин, не участвующих в общественной жизни. Грузинский поэт и просветитель Акакий Церетели как-то сказал, что грузинский язык спасли женщины, которые воспитывали детей на грузинском, поскольку не знали другого языка.

В Великобритании как в результате подобных процессов, так и под давлением Лондона, из школ вытеснялись ирландский, шотландский и валлийский языки. Именно потому, что во многом это было результатом естественного хода событий, английскому правительству это удалось лучше, чем царскому. Население этих регионов практически утратило свои национальные языки, но ведущие деятели Гэльской лиги — организации, созданной в конце XIX века для сохранения ирландского языка, — оказались в числе тех, кто в 1916 году подписал Пасхальную прокламацию, провозгласившую независимость Ирландии. Гуманитарная интеллигенция всюду была двигателем национальных протестов, потому что не могла смириться с утерей национальной идентичности. Не случайно во главе национальных протестов в Советском Союзе оказались писатель Гамсахурдия, филолог Эльчибей, писатель Яндарбиев, писатель Чорновил, которые опирались на массу недавних выходцев из крестьянской среды. Как сказал один из активистов оранжевой революции, он поддержал Ющенко, выходца из семьи сельских учителей, потому, что «верил в его селянство, этнографичность и старожитность».

В Советском Союзе ситуация на первый взгляд была иной. Ведь национальные языки здесь всячески поддерживались, иногда даже, как казалось многим русским людям, вопреки здравому смыслу — там, где никто не хотел их учить. И издавалось гигантское количество литературы на национальных языках.

Языковая политика советской власти была осознанной демонстрацией лояльности по отношению к национальной интеллигенции, которая должна была быть социалистической, но могла оставаться национальной. Как сказал вождь народов о культуре, «социалистическая по своему содержанию и национальная по форме». Советская власть понимала, что такое власть «инженеров человеческих душ», особенно в критических ситуациях.

Это осознавали и многие национал-демократы. Один из видных активистов и региональных руководителей «Руха» объяснял автору этих строк, почему он поддержал эту партию и независимость Украины: «За мову было обидно». Но признавал, что проблема была не во власти, а в его односельчанах, которые, поступая в вузы, не хотели пользоваться украинским языком, хотя такая возможность была. Можно было выполнять все работы, включая диплом, на украинском.

Но делал это на всем курсе только он один. Стремление вернуть язык народу и привело его в «Рух».

Полноценный ответ на вопрос, почему такая взвешенная культурно-языковая политика не помогла советской власти удержать ситуацию под контролем, выходит за рамки данной статьи. Но ясно, что советская власть, одной рукой проводившая самую передовую культурно-языковую политику, которая послужила примером для многих других полиэтнических стран, например Индии, а другой ссылавшая целые народы и осуществлявшая террор против местной элиты, не могла быть устойчивой. Однако одной из решающих причин стало то, что последний советский руководитель не понимал: национальная политика — это ежедневный труд и, я бы сказал, труд ювелирный. И вообще не понимал, что такое национальная политика, особенно в условиях кризиса. Достаточно вспомнить историю со снятием Кунаева с должности первого секретаря ЦК компартии Казахстана и назначением на его место мелкого в общем-то чиновника Колбина, что дало толчок к национальным волнениям в республике. И таких просчетов было множество.

Россия восприняла от Советского Союза культурно-языковое устройство страны. Все народы, ее населяющие, имеют возможность говорить и, главное, учиться на своих языках и развивать свою культуру, уже без всяких «социалистических» ограничений. И это, при всех проблемах, укрепляет страну. А те, кто жалуется, что устройство страны слишком сложно для управления, должны помнить, что из теории систем известно: сложные системы не могут управляться просто.

Ирония истории заключается в том, что, хотя ныне украинский язык стал единственным государственным на Украине и, как кажется, значительно шире употребляется в быту, чем в последние годы советской власти, это не привело к развитию его культурной основы, каковая уж точно требует массированного издания литературы на украинском языке. Без этого язык рано или поздно увянет.

Автор этих строк в советское время неоднократно бывал в командировках в городе Ровно на заводе «Газотрон», который, к сожалению, давно, что называется, «почил в бозе». В Ровно был большой книжный магазин. Чтобы никто не сомневался, назову его адрес: Соборная улица, 57 (тогда Ленинская). Он был до потолка забит литературой на украинском языке: и собственно украинской, и переводной. И классикой, и современной литературой. Была и литература на русском. Помню на украинском Хемингуэя1, которого на русском было не достать. И собрание сочинений Толстого на украинском. Что меня несколько озадачило: зачем книги русских авторов на украинском, если все украинцы знают русский? Мои знакомые уверили меня, что это не так, что есть достаточно много людей старшего поколения, которые знают русский не так хорошо, чтобы читать на нем Толстого. Несколько лет назад я снова был в Ровно. Магазин на том же месте, но урезанный в два раза и практически без литературы на украинском языке. Только школьные учебники. Кстати, в Киеве ситуация не лучше. Пусть каждый желающий зайдет в магазин «Наукова думка» на Грушевского, в котором должна быть научная литература на украинском4. Ее ведь тоже нет. Если, конечно, после всех событий, происходивших именно на этой улице, этот магазин еще существует.

На этом история не перестает смеяться. Украинская власть, наступая на те же грабли, что и если не царская, то британская власть, принялась по тем же рецептам вытеснять русский язык. Отговорки, что все, кто хочет, может разговаривать на русском, не успокаивают. Принятие Радой так и не подписанного закона о языке продемонстрировало отношение политической элиты к этому вопросу. Это не могло не привести к тому, к чему привело. К событиям на Донбассе. Потому что теперь уже русским стало обидно за свою мову. И для начала, как известно, местные русские активисты потребовали автономии русских регионов и федерализации Украины. То есть пошли тем же путем, какой прошли все национальные движения: от языка к автономии.

Но если проблема царизма заключалась в его великодержавных комплексах, то проблема современной украинской власти все двадцать пять лет независимости — в постоянно демонстрируемом комплексе неполноценности и местечковости. «Украина не Россия» — это не просто название книги Кучмы, а манифест неполноценности. Так же как постоянные обиды за «на Украине» или дискуссии о происхождении самого слова «Украина». Отсюда и страх перед русским языком, и отречение от российского и советского периодов истории, которые, при всех их проблемах, приобщили Украину к важнейшим событиям мировой истории. В том числе к революции, одним из последствий которой в конце концов стала современная украинская государственность, и, что еще важнее, к победе в Великой Отечественной войне. Для Украины это тоже была борьба за Отечество. И к невиданной по масштабу культурной и экономической модернизации. Вместо этого украинское руководство выбирает в качестве культурной основы местечковый нацизм бандеровщины. А это, во-первых, просто смешно, во-вторых, ясно, что на местечковом нацизме национальную идентичность построить невозможно.

В России среди некоторых «экспертов» сейчас модно отрицать само наличие украинской нации. Конечно, это не так. Об этом говорит наличие общих языка, культуры и национальных героев вплоть до ХХ века. Ужасную роль в разрушении единой нации сыграла украинская послевоенная эмиграция, ушедшая на Запад вместе с немцами, которая не смогла простить и переварить советское прошлое Украины и, вернувшись из-за океана после распада Советского Союза, фактически сознательно разрушила украинскую общность, с которой готово было согласиться и русское население. Хотя, конечно, общая для всей Украины победа в Великой Отечественной войне значительно больше поднимала бы Украину, чем бандеровкая местечковость. Но с уверенностью можно сказать, что рано или поздно и большинство украинцев эту местечковость отвергнут1.

От языка к автономии, от автономии — к независимости

При слове «автономия», которая предполагает федерализацию, у украинской политической элиты начинается истерика. Хотя в современном мире немного осталось многонациональных государств, не предоставивших населяющим их народам автономию и в той или иной мере не ставших федерациями. Великобритания, формально оставаясь унитарным государством, предоставила широкую автономию всем своим национальным составляющим: Северной Ирландии, Шотландии, Уэльсу. Уроки Ирландского восстания и противостояния в Северной Ирландии не прошли даром. Бельгия в 1980 году стала федерацией, которую иногда называют двойной федерацией: страна делится на три региона и три языковых сообщества. Список можно продолжать. Это и Швейцария, и Канада, и Индия.

Ученицы на уроке в женской гимназии № 12 в Казани

Самая сложная ситуация в Испании, которой до сих пор аукается франкистская национальная политика, в результате которой часть Испании — Страна Басков — долгое время находилась в состоянии гражданской войны. В результате Испания предоставила особый статус, по сути автономию с самыми широкими полномочиями, Стране Басков и Каталонии. Но последние события в Каталонии показывают, что проблема не решена.

Да и многие мононациональные государства являются федерациями. Те же Германия и США. И очень смешно смотрится президент Украины, который, стоя рядом с канцлером Федеративной Республики Германия, со страхом отрекается от федерализма.

Однако мир довольно долго шел к пониманию неизбежности федерализма как формы существования любого сложного государства. Были времена в XIX веке, когда те же ирландцы, потерпев поражение в борьбе за язык и культуру, стали требовать автономии. Слово, обозначавшее их требование, даже вошло в разные языки мира, без перевода: «хоумрул» — самоуправление. Но это не удалось. И тогда ирландцы перешли к вооруженной борьбе с требованием независимости. Аналогичный путь прошли баски. Уже в наше время — абхазы и осетины. А теперь на него вступили донбассцы.

Можно по-разному относиться к Ельцину, но одно можно поставить ему в заслугу точно — его знаменитые слова «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить», сказанные им во время поездки в Татарстан. Его упрекают, что эти слова развязали парад суверенитетов, но они сохранили Россию. А когда страна окрепла, то все суверенитеты потеряли смысл. Загадка, почему он не сказал эти слова для Чечни. Ничто не мешало украинскому руководству сказать это же Донбассу, но оно выбрало силу. И получило то, что получило.

Украинская элита не смогла научиться ни на чужих ошибках, ни на чужих успехах, теперь учится на своих ошибках. Цена такой учебы — фактическое разрушение украинского государства и украинской нации.