Мнимая инфернальность Донбасса

… Как-то в конце 80-х меня немного побили ногами. Человек семь или восемь пацанов с шахтерского поселка остановили нас с Лапиным в соседнем дворе обычным для таких случаев вопросом про закурить или что-то в этом духе. Дело в том, что три наших девятиэтажки и несколько соседних хрущевок были своего рода границей миров. Она отделяла шумную магистраль и многоквартирный район от лабиринта частных домов и узких улиц, посыпанных «жужелкой», шлаком из угольных печек. Там всегда можно было найти приключения на любой вкус, в том числе и такие.

Донецк, 1989 год. Забастовка шахтёров перед зданием облсовета

Лапин оказался молодцом и тут же дернул что есть духу, а мои ноги в момент стали холодными и негибкими. Драться тогда я не умел совершенно и очень боялся. Центровой пацан всей гоп-компании деловито вывернул карманы моей некрасивой коричневой куртки, отобрал брелок в виде желтого дракона, привезенный папой из Москвы, равнодушно бросил через плечо пачку открыток с гномами (удачно найденную буквально полчаса назад), и явно не зная, как бы еще покуражиться, предложил поцеловать крест, составленный тут же из двух палок. Я, всхлипывая, поцеловал, поскольку не желал насилия, а крест вообще-то символ христианства, то есть любви. Но поскольку процедура насилия требовала, жертву сбили с ног и немного отпинали, хотя больше для порядка, чем всерьез. Тогда еще не было той потрясающей воображение жестокости, которая нагрянула через каких-то несколько лет вместе со всеобщей свободой слова и ликером «Амаретто».

Из той истории я навсегда вынес два урока. Первый: никогда не следует унижаться перед теми, кто сильнее тебя. Может быть очень страшно, зато потом не стыдно. В первую очередь, перед самим собой. И второй: даже если дело швах – надо сражаться, пусть даже речь о трудовых свершениях. И как показала дальнейшая жизнь, готовность к драке, помноженная на чувство собственного достоинства – лучший способ избежать этих самых драк. Хотя занятия боксом при этом рекомендуется не пропускать.

Эти два урока – одни из многих, полученных в ходе воспитания моей персональной донецкой пассионарности. Но поскольку мне довелось родиться в интеллигентной семье и первому в ней заполучить Донецк местом рождения, эта пассионарность не слишком видна на первый взгляд. Зато в людях, за плечами которых несколько поколений, взращенных в суровых для слабого организма условиях трудового Донбасса, она не только видна, но и превращается в изрядный раздражитель, сделавший слово «донецкие» именем нарицательным.

Старшее поколение рассказывало про шахтерские дивизии, разрывающие немцев и итальянцев на куски чуть ли не черными от намертво въевшейся угольной пыли руками. Их дети, которым сегодня не менее сорока-пятидесяти, до сих пор вспоминают раскрепощенных и колоритно гэкающих ударников производства с пачками денег, прибывающих на курорты Крыма из малых городов и поселков, овеянных трудовой славой.

В лихие годы всеобщего крушения устоев дурная слава донецких бандитов гремела настолько, что в феврале 1995-го вахтерша в общаге железнодорожного техникума в Симферополе отказывалась вписать нас, двоих благоухающих перегаром юношей, на разовый ночлег. «А вдруг у вас в сумке автоматы, щас мне студентов тут перестреляете», — вопила она, потрясая сухими ручонками. Даже писатель Даниил Корецкий упомянул донецких в своей знаменитой книге про антикиллера: они втроем приехали покорять Ростов-на-Дону.

Ну, а в украинской армии в те же 90-е безоговорочное большинство сержантских должностей занимали донецкие и луганские парни – сообразительные, агрессивные и умеющие задавить базаром без применения силы, за которую вообще-то полагался дисбат. Но если кто-то очень уж желал получить по печени – это непременно происходило со всей возможной быстротой и мастерством.

Особенности донецкого характера таковы, что респектабельный бизнесмен, увидев из окна своего «Мерседеса» как два маргинала обижают женщину, вернулся к брошенной просто на дороге машине и перепуганной супруге только после того, как разворотил им лица. Детство, проведенное в Снежном, отец – полный кавалер «Шахтерской славы» и два года, проведенных в забое на заре юности все же не пустяки вроде дорогого костюма, который жалко пачкать или социального статуса, который следует блюсти.

Конечно, описанные выше особенности применимы не ко всем поголовно людям, рожденным в Донецке, Луганске или одном из десятков хмурых рабочих городков. Но это основа характера, в которой есть негативная, так и позитивная сторона – остро развитое чувство справедливости, открытость, умение объединять, брать на себя ответственность и добиваться результата там, где другие сдаются.

Но сила стереотипа такова, что на протяжении минимум десяти лет всем донецким приписывается только одна лишь инфернальность, чему, конечно, немало способствовала жадная и злая донецкая элита. И даже хуже того. За все время, что в стране полыхает война, множество взрослых и умных людей вполне искренне убеждены, что украинская армия воюет с приезжими, поскольку «местные бомжи» не способны ни самостоятельно думать, ни самостоятельно действовать. Хотя элементарный подсчет показывает, что в самом густонаселенном регионе совершенно логично находится и самое большое количество мужчин, служивших в армии. А наличие элиты, управлявшей даже той страной, что была перед Украиной (не говоря уже о ней самой) указывает на наличие базы для ее появления. В частности, Донецкая область еще недавно располагала таким же количеством высших учебных заведений, что и Львовская, в том числе, двумя ведущими университетами.

Даже имя собственное Донбасса потерялось за конструкциями пропаганды. Про него говорят «на востоке Украины» или даже «на восточном фронте». Там проживают «сепаратисты», «пророссийские боевики», «террористы», бывшие граждане, предавшие Родину. Если «Донбасс» — то «украинский», то есть, без людей, населявших его последние двести лет. Выражение «услышать Донбасс», едва появившись, превратилось в объект насмешек.

Однако по прошествии почти года войны, разрушающей не только промышленный Восток, но и все украинское общество, стало совершенно очевидным, что решение конфликта силой весьма маловероятно. В том числе и вследствие упомянутой выше пассионарности местного населения, которое упорно не желает подчиниться тому, что оно не считает правильным и приемлемым для себя. Несмотря на попытки списать эту пассионарность на умственную ограниченность, обидное слово «вата», если взвесить его без эмоций, означает наличие стойких убеждений. А «рабы» никогда не стали бы столь упорно отстаивать свое мировоззрение, пусть бы и неправильное, с оружием в руках.

Победить на Востоке можно только двумя способами. Первый — полностью уничтожив этих людей (чего, естественно, сделать не получится). Второй куда сложнее. Нужно показать свою силу, достоинство и самое главное, говорить правду. Но к сожалению, даже если закрыть глаза и зачесть наличие первых двух позиций, то вместо правды Украина может предложить своим гражданам только нищету, наглый грабеж, хуторянский снобизм политиков, несправедливость, попрание законов и уничтожение любого инакомыслия. Украина не ценит даже своих защитников, оставляя их гнить в полях. Стоит ли все это хотя бы одной человеческой жизни? И нужен ли такой way of life Донбассу или, скажем, «наказанному» Крыму?

Если вдуматься, основным движителем донецкого и луганского сепаратизма изначально было желание социальной справедливости, помноженное на этнокультурные особенности региона. К сожалению, за простотой пропагандистских конструкций не видно, что это желание и эти особенности сформировались и ярко проявлялись не вдруг и не теперь, а на протяжении последних двухсот лет. Равно как и характер, продиктовавший большинство дальнейших действий.

Уже происходившее в отношениях между Киевом и огромным субрегионом Юго-Востока в 1917-1919 годах с пугающей похожестью повторяется уже на наших глазах. Двести лет «особости» предполагают наличие куда более сложных причин конфликта и непонимания, чем российская телепропаганда или агитработа Партии регионов.

Обычный здравый смысл и чувство самосохранения требует их понимания, без которого любые политические и силовые решения будут только усугублять ту катастрофу, в которой уже оказалась вся Украина. А самое главное, такое понимание даст надежду на то, что тяжелых ошибок можно будет избежать в будущем. Если оно, конечно, наступит для людей, которые отчаянно хотят не социальной справедливости, а умереть за пафосные лозунги.

Бачо Киро