03/01/2015
Вечером в понедельник, 5 января, в Дрездене снова ожидается массовая демонстрация. Ее организатор — неформальное объединение Pegida. Эта немецкая аббревиатура расшифровывается как «Европейцы-патриоты против исламизации Старого Света».
Начались такие шествия по улицам Дрездена в октябре 2014 года и поначалу собирали всего несколько сотен человек. Поэтому немецкие политики, да и средства массовой информации долго не обращали на этих «чудаков» особого внимания: мол, утихнет. Ситуация изменилась, когда, вопреки ожиданиям, активность «европейцев-патриотов» стала расти. В конце прошлого года в шествиях участвовали уже более 17 тысяч человек. Тема вышла на высший политический уровень.
Встревоженная канцлер
О том, какое значение придает таким демонстрациям канцлер ФРГ Ангела Меркель (Angela Merkel), свидетельствует тот факт, что в своем новогоднем обращении она из всех волнующих ее проблем, наряду с действиями России на Украине, эпидемией Эболы, угрозой джихадистов из «Исламского государства» и потоками беженцев упомянула именно сторонников объединения Pegida.
Участники шествий в Дрездене часто повторяют лозунг, который скандировали на демонстрациях в ГДР противники правившего там коммунистического режима: «Народ — это мы» («Wir sind das Volk»). Напомнив об этом в новогоднем обращении, Меркель заявила: «На самом деле они имеют в виду другое: вы к нам не относитесь — из-за цвета вашей кожи и вашей религии».
«Поэтому я обращаюсь ко всем, кто выходит на такие демонстрации, — призвала глава правительства Германии, — не идите за теми, кто к ним призывает. Ведь в их сердцах зачастую предрассудки, холод и даже ненависть».
За что выступает Pegida?
Строгой организационной структуры у объединения Pegida нет. Активисты вербуют сторонников и назначают время проведения шествий через социальные сети. Один из организаторов — Луц Бауман (Lutz Baumann).
Как выяснили немецкие журналисты, Бауман сейчас находится на свободе, потому что за торговлю наркотиками его приговорили лишь к условному сроку. Ранее он был судим за взлом, воровство, подстрекательство к лжесвидетельству, уклонение от уплаты алиментов, нанесение телесных повреждений и управление автомобилем в нетрезвом состоянии. При этом в своих речах Бауман призывает к «нулевой терпимости к нарушившим закон мигрантам».
Мечеть в Дрездене только одна
Примечательно, что доля иностранцев в Саксонии (а Дрезден — столица этой федеральной земли на востоке Германии) составляет всего 2,5%, что намного ниже, чем в среднем по стране. Мусульман здесь и того меньше — 0,1% при четырех миллионах в целом в ФРГ или 5% населения Германии. Что характерно: в других немецких городах, где иностранцев и мусульман значительно больше, на подобные шествия выходит только горстка людей.
Мечеть же в Дрездене всего одна. Находится она в помещении бывшей табачной фабрики, перестроенной в неприметное офисное здание. Поэтому председатель городской организации социал-демократов Кристиан Авенариус (Christian Avenarius) называет «гротеском» и «абсурдом» утверждения, что Дрездену грозит исламизация.
Кто участвует в шествиях?
Считается, что твердое ядро «европейцев-патриотов» в Дрездене — это правые радикалы, неонацисты и их сторонники, которых здесь и в самом деле немало. Об этом, по словам Авенариуса, свидетельствует стилистика писем с угрозами, которые получают противники объединения Pegida.
«Так вульгарно, оскорбительно и расистски могут выражаться только правые экстремисты, которых, похоже, много в этом движении, — говорит он. — В Дрездене, к сожалению, есть небольшая, но стабильная часть людей, голосующих за праворадикальную НДПГ».
Но преобладающая часть выходящих по понедельникам на улицы Дрездена — это все же не они, признает Авенариус, а вполне добропорядочные горожане, обеспокоенные наплывом просителей политического убежища, опасающиеся утраты собственного статуса, считающие, что парламентские партии не представляют их интересы, не участвующие по этой причине в выборах, вообще недовольные существующими в Германии порядками и падкие на популистские лозунги.
Один участник, например, нес плакат с такой надписью: «Изменить семейную политику! Разведенные отцы подвергаются дискриминации!» Другие требовали сделать бесплатными детские сады и школьные обеды.
Почему именно Дрезден?
Многие немецкие политологи объясняют рост уличного протестного движения слабостью парламентской оппозиции в Германии. В самом деле, две крупнейшие, так называемые «общенародные», партии — консервативный блок ХДС/ХСС и социал-демократы (СДПГ) правят в ФРГ сообща, а оппозиция в бундестаге — «зеленые» и посткоммунисты — представляет собой почти маргинальную силу.
В результате людям, считающим, что их интересы в парламенте не представлены, остается требовать их учета только на улице. Одновременно растет популярность популистских партий вроде «Альтернативы для Германии», деятели и сторонники которой стали постоянными участниками шествий в Дрездене.
По мнению берлинского аналитика Харри Нутта (Harry Nutt), особенно роковым стало исчезновение из бундестага Свободной демократической партии (СвДП), которая на протяжении многих десятилетий выражала интересы не только зубных врачей, бизнеса и представителей творческих профессий, но и мелкобуржуазных немцев с национал-либеральными взглядами.
Политолог Вернер Патцельт (Werner Patzelt) обращает внимание на превращение Германии в иммиграционную страну, что определенная часть немецкого общества еще не осмыслила.
Но почему центром протеста стал именно Дрезден? Во-первых, этот едва ли не самый богатый на востоке Германии город с хорошо развитой инфраструктурой хоть и земельная столица, но одновременно — так уж сложилось — еще и глубокая, причем очень консервативная, провинция. Ее жители, считают аналитики, особенно подвержены страхам за свои позиции в условиях глобализации.
Во-вторых, Дрезден до сих пор называют «долиной несведущих». Во времена ГДР это был единственный крупный восточногерманский город, жители которого из-за географических особенностей не могли смотреть западногерманское телевидение, а потому имели ограниченный кругозор. Сейчас у дрезденцев есть возможности получать любую информацию, было бы желание. Но, указывают политологи, психология зашоренного провинциала оказалась весьма живучей.