Испытание «нового облика»

Украинский конфликт и военная реформа в России

М.С. Барабанов – главный редактор журнала Moscow Defense Brief.

Резюме: Замысел российской военной реформы оправдался – создана эффективная сила постоянной готовности, способная к масштабным действиям на постсоветском пространстве без мобилизационных мероприятий и особого доукомплектования

Осенью 2008 г. в России начались кардинальные военные реформы, которые стали наиболее серьезной трансформацией вооруженных сил с момента создания Красной армии. Примерно за три года военная система обрела «новый облик», принципиально отличающийся во многих аспектах от традиционного облика Красной, Советской, а затем Российской армии. Это стало результатом политической воли, проявленной как Кремлем, так и тогдашним руководством Министерства обороны во главе с Анатолием Сердюковым.

При этом основы реформированных вооруженных сил сохранились и после смещения Сердюкова в ноябре 2012 г. и его замены на посту министра обороны Сергеем Шойгу. При Шойгу развитие продолжилось в заданном русле и без масштабных поворотов вспять. Без сомнения, кардинальное реформирование позволило значительно повысить боеспособность и боеготовность армии. И это сказалось в 2014 г. в ходе действий в Крыму и начавшегося кризиса вокруг Украины.

К новой Российской армии

Когда в феврале 2007 г. министром обороны неожиданно был назначен подчеркнуто штатский Анатолий Сердюков, армия находилась в сложном положении. С одной стороны, военные реформы шли непрерывно начиная с 1992 г., и определенные результаты были достигнуты. Но ни одну из них так и не довели до логического завершения, все основные проблемы, которые остались от Советской армии, так и не были решены, зато добавились еще и новые в виде невыполненной программы по контрактному комплектованию. Сегодня уже очевидно, что Сердюков был выдвинут Владимиром Путиным на эту должность специально для осуществления кардинальных преобразований как лицо, не связанное с военным истеблишментом и представляющее принципиально новый «менеджерский подход» к организации вооруженных сил.

Ускорению реформистских мероприятий способствовала «пятидневная война» с Грузией в августе 2008 года. Хотя Российская армия в ходе быстротечной кампании легко сокрушила сопротивление противника, обратив его в бегство, однако военно-политическое руководство России в целом сочло опыт применения вооруженных сил в конфликте неоднозначным. Поэтому уже в конце августа 2008 г. приняты не оглашавшиеся тогда решения об осуществлении нового этапа радикальной военной реформы, имеющего целью ускоренное приведение вооруженных сил к «новому облику», ориентированному прежде всего на участие в локальных конфликтах на территории бывшего СССР. Открыто о начале реализации мероприятий по коренному реформированию российской военной системы министр обороны Сердюков объявил 14 октября 2008 года.

Основной проблемой было сохранение унаследованного от советских времен мобилизационного характера армии. С конца 1980-х гг. обозначилась невозможность по внутриполитическим причинам частичной мобилизации для участия в локальных либо внутренних конфликтах. Данное обстоятельство фактически парализовало применение вооруженных сил в ограниченных конфликтах. Между тем после распада СССР такие конфликты на постсоветском пространстве только множились, а частота использования в них армии увеличивалась – апофеозом стали две чеченские войны. Ни слабый и нестабильный режим Бориса Ельцина, ни пришедший ему на смену в конце 1999 г. режим Владимира Путина так и не осмеливались прибегать к значимым мобилизационным мероприятиям в период чеченских кампаний.

Таким образом, военное руководство столкнулось с трудноразрешимой задачей – как сохранить в качестве основы мобилизационную структуру, но найти способы эффективного использования армии хотя бы в ограниченных войнах без мобилизации. Именно эта дилемма и стала стержнем, вокруг которого вращались вопросы реформирования после 1992 года.

Резкое увеличение численности контрактного состава не решало задачи повышения боеготовности. Во-первых, возникала проблема с привлечением контрактников, во-вторых, они «растворялись» в кадрированных и малобоеготовых частях и соединениях. Любое задействование армии требовало доукомплектования одних частей за счет других. Эффективная боевая подготовка сокращенного состава была затруднена.

Выход пытались найти в создании относительно укомплектованных частей постоянной готовности, которые должны были существовать наряду с сохранением основной массы кадрированных соединений. К 2008 г. за счет улучшения экономического положения страны и наращивания оборонных расходов удалось накопить некоторое количество частей и соединений постоянной готовности, которые и сыграли решающую роль в «пятидневной войне». Однако наличие частей постоянной готовности при сохранении основной массы традиционной мобилизационной армии порождало проблему существования по сути двух армий, причем в условиях сохраняющейся нехватки ресурсов. Поэтому решение отказаться от традиционной мобилизационной армии и оставить только силы постоянной готовности было вопросом времени.

Именно в этом и состоял замысел военной реформы 2008 г., в результате которой вооруженные силы должны были обрести так называемый «новый облик». Замысел подкреплялся сменой доктринальных установок относительно национальной безопасности. Судя по всему, крупномасштабная конвенциональная война между ведущими странами мира была признана практически невероятной. Поэтому вооруженные силы должны переориентироваться с участия в масштабной войне с несколькими противниками на возможное участие в локальных конфликтах на границах России, на территории стран СНГ и ближнего зарубежья. В связи с переоценкой вероятности крупномасштабной войны решено отказаться и от мобилизационной системы, которая в существовавшем виде являлась анахронизмом, доставшимся в наследие от Советской армии. Защита от других великих держав (в первую очередь от США и НАТО) теперь возлагалась почти исключительно на стратегические ядерные силы.

В связи с маловероятностью масштабных боевых действий и переориентацией на участие в локальных конфликтах сухопутные войска в ходе реформирования 2008–2012 гг. полностью трансформированы в «силы постоянной готовности». Их основу составили отдельные бригады, созданные на базе уже существующих частей и соединений постоянной боевой готовности путем доукомплектовывания их за счет расформирования частей и соединений сокращенного состава и кадрированных частей и соединений. Благодаря развертыванию новых бригад их количество значительно превышало число ранее существовавших частей и соединений постоянной боевой готовности.

Следует отметить, что в итоге реформирования количество частей уровня «полк-бригада» в сухопутных войсках сократилось почти вдвое, причем наибольшие сокращения пришлись на европейскую часть страны.

Так, в границах старого Московского военного округа к 2010 г. 50 развернутых танковых и мотострелковых батальонов были сокращены до 22. При этом практически полностью ликвидированы российские сухопутные войска на границе с Украиной – с расформированием дислоцированной в Воронежской и Курской областях 10-й гвардейской танковой дивизии (в которой был, впрочем, развернут только 6-й гвардейский мотострелковый полк) там осталась только база хранения для развертывания 1-й танковой бригады. Далее это планировалось компенсировать созданием в Смоленске новой десантно-штурмовой бригады с вертолетными силами, что, однако, не было сделано. По сути, можно говорить о беспрецедентном ослаблении группировки российских сухопутных войск в центральной части страны и на ее западных границах. Такое положение было несколько исправлено уже при Шойгу в 2013 г. в результате нового развертывания под Москвой 2-й гвардейской Таманской мотострелковой дивизии и 4-й гвардейской Кантемировской танковой дивизии из бывших бригад – однако обе дивизии по настоящее время имели лишь наполовину развернутый состав.

Таким образом, в ходе военной реформы 2008–2012 гг. было ослаблено Западное направление. Из этого следует сделать вывод, что до начала украинского кризиса (или по крайней мере до 2013 г.) российское военно-политическое руководство считало практически невозможным вооруженные конфликты и крупномасштабные боевые действия в европейской части страны (за исключением Кавказа).

В то же время новая ориентация Москвы преимущественно на участие в ограниченных конфликтах позволила сосредоточить внимание на мобильных силах и подразделениях специального назначения. Так, воздушно-десантные войска (ВДВ) не только избежали сокращений, но и были усилены, сохранив дивизионную структуру. Было начато наращивание численности и повышение укомплектованности и боеготовности войск специального назначения. Быстрый темп модернизации с закупкой большого количества новых вертолетов задан для армейской авиации. Наконец, в начале 2012 г. по инициативе идеолога реформы начальника Генерального штаба Николая Макарова было создано Командование сил специального назначения (ССН) и киберкомандование. При этом ССН мыслились как «суперспецназ» для решения самого широкого круга задач, и его состав в перспективе планировалось довести до девяти бригад.

В целом с 2008 г. удалось осуществить, вероятно, наиболее серьезную, последовательную и эффективную военную реформу на постсоветском пространстве. Кардинальный отказ от мобилизационной армии традиционного типа позволил перейти к весьма приспособленным для действий на постсоветском пространстве вооруженным силам постоянной и высокой готовности. Данная структура и направленность вооруженных сил сохраняются и при нынешнем руководстве во главе с Сергеем Шойгу.

Фирменным стилем Шойгу стали крупномасштабные внезапные проверки новых военных округов, означающие фактически стремительное приведение округа в боевую готовность. Помимо контрольных значений такие проверки дали в руки Министерства обороны эффективный механизм подъема значительного количества войск по тревоге и их частичной мобилизации. В 2014 г. этот механизм неоднократно использовался для оказания давления на Украину.

Крупные вложения в личный состав и в наращивание боевой подготовки дали к 2014 г. ощутимую отдачу в виде повышения качества и подготовленности армии, в первую очередь офицерского корпуса. Дополнительным положительным фактором является наличие большого числа офицеров, имеющих реальный боевой опыт, полученный в чеченских войнах, антитеррористических действиях на Северном Кавказе, различного рода локальных конфликтах на территории бывшего СССР. Проводится множество учений на всех уровнях, вплоть до регулярных оперативно-стратегических маневров, внедряются новые методы обучения и боевой подготовки. Успешно идет наращивание профессионального контрактного состава.

Поступления нового вооружения и техники в войска с 2007 г. позволило значительно улучшить техническую оснащенность и экипировку. Здесь особенно можно выделить перевооружение ВВС, и в первую очередь армейской авиации.

Украина – уроки несостоявшейся войны

Первой значительной проверкой реформированных вооруженных сил «нового облика» стал украинский кризис. По иронии судьбы, российская сторона оказалась на грани военной конфронтации с наиболее сильным в военном отношении после Российской Федерации государством бывшего СССР – Украиной.

Осуществленная в конце февраля – начале марта 2014 г. скрытная российская военная интервенция в Крым ошеломила многих, заставив даже ряд наблюдателей на Западе и на Украине говорить о некоей новой «гибридной войне». Действия, направленные на силовое прикрытие крымского пророссийского движения и обеспечение невмешательства в события на полуострове украинских силовых структур, были действительны спланированы и осуществлены весьма остроумно и эффектно. В роли «вежливых людей», как теперь известно, выступали подразделения российских ВДВ и бригад спецназа, а также подразделения ССН, что стало фактически их дебютом.

Одновременно операция в Крыму была поддержана в качестве прикрытия внезапной проверкой боеготовности Западного и части Центрального военных округов, начатой по приказу президента Путина 26 февраля. Заявленные в этот раз цели проверки действительно выполнялись, и войска перебрасывались в основном далеко от границ Украины, в том числе в северные регионы России. Это позволило замаскировать переброску нескольких тысяч военнослужащих спецназа и ВДВ в Крым. Одновременно начали выдвижение частей к российско-украинской границе, призванное оказать давление на Украину с целью недопущения использования ею военной силы в Крыму.

В ходе начатого развертывания российских сил части и соединения Российской армии продемонстрировали очень высокий уровень боеготовности и мобильности. Так, 12 марта в Крым прибыла 18-я отдельная мотострелковая бригада из Чечни, совершившая своим ходом 900-километровый марш до Керченской переправы, затем за ней последовала 291-я артиллерийская бригада из Ингушетии. К переброске войск в Крым и к границе с Украиной была привлечена военно-транспортная авиация ВВС. Развертывание и переброска осуществлены с впечатляющими темпами и организацией.

К границе с Украиной в марте-апреле выдвинулись практически все боеготовые соединения центральной части Западного военного округа и части сил Южного и Центрального военного округов. При этом выдвижение мотострелковых бригад, оснащенных колесной техникой (БТР-80/82), осуществлялось своим ходом. К концу апреля 2014 г. общая численность группировки на границах с Украиной (включая Крым), по западным оценкам, достигла 80 тыс. человек, из которых 40 тыс. – в боевых частях.

Согласно западным сведениям, у украинской границы в апреле были развернуты восемь бригад основными силами (три мотострелковые, три десантно-штурмовые, одна морской пехоты, одна артиллерийская), четыре полка основными силами из состава 2-й и 4-й дивизий (три танковых, один мотострелковый), 27 батальонных тактических групп (14 воздушно-десантных, 12 мотострелковых, одна морской пехоты), 13 групп специального назначения, до 10 отдельных артиллерийских дивизионов. Российские силы были сосредоточены в нескольких группировках, нацеленных как на Киев (через Сумскую и Черниговскую области), так и на Донбасс, и на юг Украины (через Мариуполь).

Эти силы по всем параметрам значительно превосходили группировку вооруженных сил Украины (ВСУ), в марте также приступившую к мобилизации. Но процесс сосредоточения шел весьма медленно. Этому способствовало и то, что части ВСУ сохранили советские районы дислокации, расположенные преимущественно в западной части Украины.

Быстрое сосредоточение российских сил в Крыму и блокирование ими находящихся там гарнизонов ВСУ вкупе с развертыванием российских войск на границе практически исключили для Киева шансы на эффективное вооруженное сопротивление. В результате 17 марта Крым был присоединен к России – менее чем через месяц после начала операции.

Однако само по себе это скорее ухудшало стратегическое положение России, поскольку вело к полной антагонизации Украины. Устранить эту угрозу можно было, либо радикально изменив политический курс Киева, либо резко ослабив Украину тем или иным способом – лучше всего путем ее расчленения и присоединения к России русскоязычных областей юга и востока страны, составляющих так называемую Новороссию.

В этих условиях «второй тур» на Украине стал неизбежным, тем более что русскоязычное население юга и востока было вдохновлено присоединением к России Крыма. С начала апреля по Украине прокатилась волна протестов и захватов административных зданий, а в Донбассе возникли вооруженные группы, провозгласившие создание Луганской и Донецкой народных республик (ЛНР и ДНР). Кульминацией событий стало прибытие 13 апреля в Славянск группы Игоря Стрелкова из Крыма. При этом действия Стрелкова, как он сам заявлял незадолго до того в своей ставшей известной переписке, мотивировались уверенностью в полной военной поддержке России, что должно было по крымскому сценарию пресечь возможность силового вмешательства Киева.

Однако в ответ на это восстание новые украинские власти объявили на Донбассе антитеррористическую операцию (АТО), начав сосредоточение сил для подавления сепаратистов.

Москва в тот момент заняла двусмысленную позицию, особенно в свете резко негативной реакции Запада, пораженного стремительным изменением статуса Крыма, а теперь увидевшего перспективу полного разрушения Украины в качестве краеугольного камня антирусского «санитарного кордона». Грозные заявления Москвы в адрес Киева вкупе с продолжавшимся сосредоточением российских войск вынудили украинские власти осторожничать и пытаться ограничиться чисто полицейскими акциями в Донбассе. Значительная часть войск была нацелена на противодействие прямой российской интервенции. Тем не менее к концу апреля наращивание украинских сил в разворачивающейся АТО начало переводить борьбу в Донбассе в стадию вооруженного противостояния.

Судя по всему, российское руководство оказалось не готово к решительным действиям на Украине, к тому же в условиях усиливающегося санкционного нажима Запада. Видимо, в Кремле переоценили масштабы пророссийского «активизма» на юге и востоке Украины, слабость новой украинской власти, и недооценили силу украинского национализма и заинтересованность элит в сохранении «самостийности» и своего места в ней. На заседании Совета безопасности России 24 апреля было принято решение отказаться от ввода войск на Украину в поддержку восстания в Новороссии. В мае начался отвод значительной части российской группировки от границ, а 1 июня Совет Федерации по запросу Кремля отозвал формальное разрешение на применение вооруженных сил на Украине.

Последствия оказались роковыми – руки у Киева были развязаны, и восток Украины погрузился в кровавую гражданскую войну, набиравшую обороты и в конечном счете вынудившую Россию ко все большему вовлечению в нее.

В апреле-мае российское военное вторжение на Украину неизбежно привело бы к стремительному развалу украинского государства в его нынешнем виде и к крушению вооруженных сил. Это дало бы возможность кардинально разрешить «украинский вопрос», отделив русскоговорящие области и обратив оставшуюся Украину во второразрядное государство, неспособное серьезно угрожать российским интересам.

В конечном счете развертывание гражданской войны в Донбассе вынудило российскую сторону ко все большей помощи повстанцам ДНР и ЛНР сперва поставками вооружения и техники, а затем, видимо, и прямым ограниченным участием в боевых действиях – разведкой, действиями артиллерии и, возможно, отдельных общевойсковых и специальных подразделений, найдя кульминацию в нанесении и без того истощенным украинским силам поражения под Иловайском в конце августа. Начиная с июля производилось повторное усиление российской группировки на границе с Украиной – как можно судить, главным образом для сковывания украинских сил в действиях против повстанцев.

В целом, однако, полноценная война России с Украиной так и не состоялась, что не дало возможности провести масштабную проверку армии «нового облика». Но можно сказать, что общий замысел российской военной реформы 2008 г. всецело оправдался – руководство России получило в руки достаточно эффективную военную силу постоянной готовности, способную к масштабным действиям на постсоветском пространстве без проведения мобилизационных мероприятий и без особого доукомплектования.

Серьезный прорыв наблюдается в логистике и тыловом обеспечении задействованных войск. После грузинской кампании годами наращивались возможности стратегического маневра, регулярно отрабатывалась переброска войск на сотни и тысячи километров, и это в высшей степени эффективно сказалось в период украинского кризиса.

В то же время украинский кризис в очередной раз показал, что ахиллесовой пятой Российской армии остаются вопросы комплектования, связанные с доминирующим значением призывного контингента, сейчас к тому же усугубленные кратким временем срочной службы (один год), и недостаточным количеством контрактного состава. Несмотря на декларируемую цель создания армии постоянной боевой готовности, многие российские части и соединения в 2014 г. пришлось задействовать не полностью. Сказался как хронический некомплект личного состава, имеющийся в большинстве частей, так и циклический характер подготовки военнослужащих по призыву. В результате соединения «постоянной боевой готовности» смогли перебросить в зону операции обычно не более двух третей своего штатного состава, оставив на базах неподготовленных солдат осеннего призыва.

Другим серьезным вопросом остаются резервные компоненты. Оптимальная модель резерва в «новом облике» до сих пор так и не выработана, и механизмы развертывания дополнительных частей и соединений в военное время, как и восполнения потерь существующих частей в ходе боевых действий, пока что неясны.

Между тем здесь интересен опыт участия в гражданской войне в Донбассе вооруженных сил Украины. Хотя ВСУ перешли к бригадной организации еще в начале 2000-х гг., однако вплоть до начала конфликта они оставались типичной армией советского типа, с сохранением значительного числа кадрированных частей и соединений, подлежащих доукомплектованию по мобилизации. Это вынудило проводить на Украине классические «волны мобилизации», воочию продемонстрировав все проблемы такого подхода – массовое недовольство и протесты, масштабное уклонение и дезертирство, общий низкий уровень морального и дисциплинарного облика мобилизованных, их низкую обученность и нежелание части из них воевать, особенно во внутреннем конфликте. Переход ВСУ на полное комплектование по контракту в 2013 г. не решил проблемы, поскольку в условиях недостаточного финансирования качество контрактного состава оставалось невысоким, а резерв контрактников накоплен не был. Все это предопределило низкий уровень боеспособности отмобилизованных украинских частей и соединений.

Общая ограниченность количества частей и соединений мирного времени в украинской армии вынудила в ходе войны начать с нуля по мобилизации массовое формирование новых частей в виде территориальных батальонов – в итоге показавших себя неудовлетворительно в силу низкого качества личного состава, отсутствия должной сплоченности и обученности, нехватки вооружения и снабжения.

Важным уроком украинской гражданской войны стало необычайно быстрое расходование людских и материальных ресурсов, резервов и материальной части даже в условиях ограниченного конфликта. Отмобилизованные ВСУ в ходе боев с относительно ограниченными силами повстанцев «сточились» очень быстро, к середине августа начав испытывать серьезные признаки истощения. Громадные запасы тяжелого вооружения, доставшиеся Украине в наследство от СССР, оказались относительно быстро исчерпанными – вся хоть в чем-то приличная техника была либо продана, либо разукомплектована и требовала длительного и затратного ремонта. Наблюдалась острая нехватка запчастей и ряда номенклатуры боеприпасов, а значительная часть наличных боеприпасов имела давно истекшие сроки хранения и была ненадежной либо вообще испорченной.

Таким образом, вопреки прежним иллюзиям (в том числе на Западе и в России) о возможности существования в мирное время компактных армий с небольшими резервами, жизнь настоятельно диктует необходимость сохранения даже для участия в небольшой войне огромных, вполне советских запасов военной техники и военного имущества. При всей затратности хранения таких запасов это обойдется намного дешевле, чем лихорадочное разворачивание выпуска нового вооружения в войну.

Конфликт на Украине продемонстрировал также высокую уязвимость боевой техники перед современными вооружениями – потери украинской бронетехники (в первую очередь танков), самолетов и вертолетов в не самой масштабной войне просто поражают воображение. В частности, повстанцы относительно небольшим количеством зенитных средств (в основном переносных ЗРК) смогли практически парализовать боевую деятельность ВВС Украины. А разорванные буквально в клочья танки Т-64 стали одним из печальных символов донбасского конфликта. Это диктует необходимость кардинального пересмотра подходов к защите боевой техники основных типов.