Иван Охлобыстин: Макаревич, кайся!
Минувшим вечером в Центральном доме литераторов проходили традиционные «Пионерские чтения» журнала «Русский пионер». Как и всегда, известные телеведущие, писатели и актеры зачитывали со сцены свои эссе. На этот раз темой стала вера. Среди прочих на чтениях присутствовал актер Иван Охлобыстин. Прежде чем начать свое выступление, он обратился к присутсвующей публике:
– Сегодня такой нерукопожатный вечер. Одни другим боятся руки пожать. Когда я вошел в ЦДЛ, встретил Артемия Троицкокго, начал его обнимать. Я всю жизнь его обнимаю, и всегда было комфортно. А тут я почувствовал: что-то некомфортно. И не потому, что у нас изменились отношения, а потому, что вокруг люди. Мне это чувство не понравилось. Я никогда не одобрял хорового пения, мне всегда нравился вокализм. То же самое с Макаревичем. Сегодня произошла моя личная трагедия. Я всю жизнь слушал и любил Андрея Макаревича. Сегодня я не пожал ему руку, будучи персонажем его последней песни. Я подумал: западло ему будет с г***ом здороваться. Но, в любом случае, слава России! Слава Новоросии!
Завершив читать свое эссе, актер продолжил:
– Вообще, мне не нравится, когда на меня что-то влияет, кроме объективных, пережитых мной причин. Обращаяюсь к своим любимым единомышленникам: мы говорим, мы думаем, мы хотим, мы призываем: «Макаревич! Кайся!» И вот чисто объективно, нужно же быть объективным, «рашизм» – он вообще объективный, не просто «Крым наш – все наше». Я слушал, что Макаревич сегодня читал, и мне кажется, он кается.
Высказывание популярного артиста вызвало неоднозначную реакцию: кто-то смеялся, а кто-то неодобрительно ухмылялся. Редакция SUPER выяснила у Ивана Охлобыстина, что он на самом деле имел в виду.
Иван, ваши слова в отношении Макаревича и Артемия Троицкого были серьезными? Или вы пошутили?
Я абсолютно серьезно сказал. Просто я дистанцируюсь от ситуации, но сейчас же есть разделение двух мнений. Я не стесняюсь своего мнения. Я – «рашист». Да, нас дразнят, но я – «рашист». Я «за» Россию. За ее интересы, чего бы это ни стоило нам. У них позиция общечеловеческая. Мне не кажется это очень практичным. Но, с другой стороны, я не судья. Судить я не могу.
Почему у вас возникает чувство дискомфорта?
Когда я Троицкого обнимаю, я чувствую дискомфорт. И мне не нравится, что я это чувствую. Потому что я всегда обнимал Троицкого: много лет, я его люблю. Он хороший человек. Но сейчас он вон там. И я просто перед людьми это озвучил, потому что многие сейчас испытывают примерно те же чувства. Посмотрите, весь рок-н-ролл: Макаревич, Шевчук — все в другом лагере. Значит ли это, что я должен изменять свои позиции? Не думаю. Просто так вышло.
Ваши недавние высказывания в адрес Украины были восприняты общественностью крайне негативно. Многие посчитали их очень агрессивными.
У меня не было особо агрессивных высказываний. Я просто пытаюсь констатировать. Если случается пожар, я же не говорю: ой, что-то там полыхает. Я кричу: пожар! Дайте ведро! Я пытаюсь быть объективным. Я могу в чем-то быть не прав. Но я не могу быть абсолютно нейтральным, у меня не может быть независимого мнения. Я русский человек, я всегда буду на стороне русских людей. В первую очередь. При равных условиях: без подлецов, без предателей.
Некоторые СМИ предположили, что вы были в состоянии белой горячки, поэтому так категорично высказались.
Вы просто не представляете себе, что это такое. Чтобы допиться до белой горячки, надо взять три ящика какой-нибудь добротной марки водки и долбить ее недели три жестко, потом два дня ничего не делать и вот тогда наступает момент белой горячки. А я в Испании с семьей был в то время. Так что любая горячка исключена.
На сегодняшний день какова ваша позиция в отношении Украины?
Я россиянин, я представитель этой культуры, и я буду за нее бороться. Даже если я знаю, что существует какая-то другая культура. Я вот здесь. На своем месте. Глупо изображать из себя то, чем ты не являешься. Во всех своих противоречиях, во всех своих метаниях, во всех своих, казалось бы, внешне агрессивных проявлениях – в них нет зла. Там просто попытка спасти, например, человека, который над пропастью. Так что нельзя говорить, что я был агрессивный. Я люблю Украину, как бы агрессивно это ни выглядело. В том году я получил всевозможные призы там. Украина всегда была ко мне хорошо настроена и благодарна.
Сейчас, например, с благотворительным концертом вы поехали бы выступать?
Не знаю. Надо свой график смотреть. Легче так деньги отправлять. Я ополченцам деньги посылаю на одежду, на лекарства.
Все-таки, возвращаясь к разговору о принципах, что важнее: верность своим жизненным позициям или верность старым друзьям?
Не знаю. Это такой сложный вопрос. С одной стороны стоит вся жизнь пережитая, а с другой — крайне критическая ситуация, требующая решения. Тут индивидуально надо принимать решения. Я бы никому не давал рекомендаций. Во-первых, я бы никому не пожелал оказаться в такой ситуации, но мы уже оказались.
Вернуться назад
|