СТРАШНЫЙ СОН БЖЕЗИНСКОГО

Наступление глобального экономического кризиса оставляет у США все меньше шансов на возвращение «морального лидерства», утраченного за годы правления администрации Буша–Чейни. Сохраняя за собой военное и технологическое превосходство, но теряя статус локомотива мировой экономики, США уже не смогут, как прежде, управлять миром с помощью информационных и финансовых рычагов. Оценивая возникающие риски, американские экспертные круги прогнозируют возможность появления «новой интегральной идеологии, направленной против Америки».

Явление подобного рода могло возникнуть в мире в 1960-х и начале 1970-х годов, когда американским претензиям на мировую гегемонию противостоял не только СССР и маоистский Китай, но и панъевропейские круги во главе с де Голлем, панарабисты во главе с Насером, национально-освободительные движения в странах Латинской Америки и Африки.

Оказавшись на грани идеологической изоляции, усиленной падением военно-политического престижа США после унизительного поражения во Вьетнаме, американские правящие круги сделали все возможное для того, чтобы развернуть ситуацию в свою сторону. Благодаря эффективной дипломатии и внедрению ряда новых идеологических концептов (прежде всего – доктрины «защиты прав человека») США удалось перейти в идеологическое контрнаступление и сорвать попытки создания антиамериканского единого фронта. Большую роль в этом сыграл лично Збигнев Бжезинский, бывший идеологом американской внешней политики в администрации Джимми Картера. Именно в этот период лидеры европейских национал-консервативных, социал-демократических и социалистических партий были вовлечены в идеологическое противостояние СССР и стали мыслить процесс евроинтеграции в формате «атлантического единства», а крупнейшие компартии Запада дистанцировались от Москвы. Тогда же лидер КНР Дэн Сяопин был приглашен в США, после чего в 1978 был создан китайско-американский альянс, окончательно разрушивший надежды на восстановление единства социалистического лагеря. При Картере США сумели вовлечь в свою орбиту и крупнейшее государство арабского мира – Египет, установив с Анваром Садатом привилегированные партнерские отношения и склонив его к сепаратному миру с Израилем. Усилия, предпринятые Бжезинским, принесли свои результаты – однако, решив старые проблемы, США в годы правления Картера столкнулись с целым рядом неожиданных вызовов.

Потратив огромные усилия на демонтаж системы мирового социализма, голлистского паневропеизма и левого панарабизма, команда Бжезинского была вынуждена с позором покинуть Белый Дом, не сумев предотвратить в 1979 году исламскую революцию в Иране и сандинистскую – в Никарагуа. Эти революции, заставившие Картера сойти с политической сцены, были результатом появления и развития новых идеологий – «доктрины Хомейни» и латиноамериканской теологии освобождения. Бжезинский, занимаясь другими вопросами, проглядел тот момент, когда, казалось бы, не слишком широко распространенные идеи неожиданно обрели материальную силу.

НОВАЯ ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ УГРОЗА

Сегодня Бжезинский пытается убедить американскую элиту, что положение США зависит не только от военной мощи, но также и от того, как воспринимают Америку мировое общественное мнение.

Призрак рождения новой идеологии, несущей угрозу американскому могуществу, не дает ему покоя и сейчас. В книге «Выбор: мировое господство или глобальное лидерство» (The Choice: Global Domination or Global Leadership) он предупреждает американский истеблишмент о все большей уязвимости американской гегемонии и повсеместного распространения в мире вируса антиамериканизма.

Согласно Бжезинскому, в мире может возникнуть новая целостная концепция, которая даст интеллектуальный импульс для возникновения откровенно враждебного США интеллектуального климата. Составляющими антиамериканского «контр-кредо» могут стать экономические теории марксизма, христианский гуманизм и радикальный экологизм. Взаимопроникновение этих идеологический сред и синтез этих теорий могут, по Бжезинскому, дать толчок для возникновения убедительной и целостной антиамериканской доктрины. Бжезинский считает, что такая доктрина может стать мощным орудием всемирной мобилизации масс и создать платформу для создания коалиций не только политических течений, но и государств, которые объединятся с целью противодействия американской гегемонии.

О каких государствах в данном случае идет речь? В книге «Второй шанс» (Second Chance) Бжезинский дает ответ на этот вопрос, перечисляя силы и факторы, которые могут представлять угрозу для монополии США на лидерство в мире. Он, в частности, пишет о том, что «в какой-то момент американцы столкнутся с коалицией, возглавляемой Китаем в Восточной Азии и Индией и Россией в Евразии, в которую затем может быть вовлечен и Иран». Развитие Интернета и его распространение за пределы глобального Запада будет способствовать, по Бжезинскому, распространению вовсе не американских идеологических концептов, а «негодования и зависти», перерастающих в «вызов глобальной иерархии, на вершине которой находится Америка».

Пожалуй, именно сетевой характер будущего глобального антиамериканизма и беспокоит Бжезинского больше всего. В конце концов, у США уже есть опыт «работы» с крупными государствами, которые охотно разменивали свой идеологический капитал на объективные экономические преимущества (как это было с КНР в конце 1970-х годов) или даже удовлетворение личных амбиций и политического тщеславия своих руководителей (как это было в конце 1980-х – начале 1990-х с СССР). Но что делать Америке, если ей придется столкнуться с рождением новой идеологии, носителями которой являются несколько небольших государств, не имеющих имперских амбиций, но находящихся на высоком уровне идеологической мобилизации?

Надо сказать, что сегодня процессы возникновения новых идеологически полюсов происходят с поразительной быстротой. В качестве примера можно указать на латиноамериканский «боливарианизм» или «социализм XXI века», возникший в результате осмысления Уго Чавесом кубинского опыта. Любопытно, что латиноамериканский региональный блок АБЛА, оформился практически одновременно с выходом в печать «Второго шанса» Бжезинского в 2007 году.

А ведь десять лет тому назад победа Уго Чавеса на выборах в Венесуэле воспринималась как малозначительное событие, представлявшее интерес лишь для узкого круга специалистов по Карибскому региону. Тогда Чавес, на первый взгляд, мало отличался от широко распространенного в Латинской Америке типажа военно-популистского лидера, которых в истории континента было, как минимум, несколько десятков. Однако, придя к власти, Чавес начал стремительную идеологическую эволюцию, сблизился с Фиделем Кастро и стал выдвигать идеологические инициативы, имеющие глобальный характер. При Чавесе Венесуэла превратилась в «плавильный котел» идеологий, в котором «варятся» сегодня элементы солидаризма, теологии освобождения, индейского национализма, марксизма советского типа, троцкизма, доктрины «новых левых» и классической европейской социал-демократии.

Победы Эво Моралеса, Даниэля Ортеги и Рафаэля Корреа в Боливии, Никарагуа и Эквадоре создали предпосылки для создания в Латинской Америке «локального соцлагеря», ядром которого являются Венесуэла и Куба. С другой стороны, уже сегодня очевидно, что региональный интеграционный потенциал доктрин «боливарианского социализма» ограничен, в основном, малыми государствами Карибского региона. Для Бразилии, являющейся, по терминологии Хантингтона, «сердцевинным государством» Южной Америки, национальные «имперские» интересы всегда будут стоять выше любых идеологических проектов. Именно поэтому Бразилия достаточно осторожно относится к выдвигаемым Чавесом идеям создания южноамериканского военного союза или прокладки трансконтинентального газопровода. Однако если «боливарианская» (латиноамериканская) часть инициатив Чавеса имеет объективные пределы распространения, то их чисто социалистическая компонента обладает значительно большим потенциалом идеологической экспансии.

СОЦИАЛИЗМ XXI ВЕКА ДЛЯ АФРИКИ И ИСЛАМСКОГО МИРА

«Нефтяная дипломатия» Чавеса в рамках ОПЕК уже привела к беспрецедентному оживлению отношений между Венесуэлой и Ираном, проявившимся не только в экономической, но и в идеологической сфере. Не случайно после общения с Чавесом президент Ирана Махмуд Ахмадинеджад заявил, что «Иран и Венесуэла стоят рядом и поддерживают друг друга, а президент Чавес является источником прогрессивного и революционного течения в Южной Америке и вносит заметный вклад в противостояние империализму». Идеологическое взаимопроникновение латиноамериканского боливарианизма и иранского «исламского социализма» теоретически вполне возможно в будущем.

Однако куда более привлекательным для распространения идей Чавеса регионом может оказаться Африка, где стремительный рост численности населения накладывается на столь же быстрое ухудшение экономической ситуации. В условиях обострения мирового финансового кризиса потенциальными странами-реципиентами доктрины «социализма XXI века» может стать Южно-Африканская Республика, в правящих кругах которой после отставки президента Табо Мбеки растут леворадикальные настроения.

В принципе, правящий в ЮАР Африканский Национальный Конгресс всегда позиционировал себя в качестве левой и социалистической организации, однако после демонтажа режима апартеида в 1994 году эта идентификация носила чисто декларативный характер. Сейчас же все может измениться, и смена власти в ЮАР, где есть большие индийские и мусульманские общины, может создать предпосылки для превращения «социализма XXI века» в явление уже не локально южноамериканского, но и мирового масштаба.

С другой стороны, процессы, пугающие Бжезинского, могут начаться и в любой другой точке земного шара совершенно независимо от Чавеса и его идеологических экспериментов. Если венесуэльскому лидеру для превращения в идеологического деятеля международного масштаба потребовалось десять лет, то при нынешней скорости распространения информации и идей появление другой фигуры подобного уровня может потребовать значительно меньшего времени.

© RPMonitor.ru, 2006 - 2008