Сила и правда

Я очень хорошо запомнил, как всё начиналось. И как продолжалось. А уж о том, как продолжилось, запомнят все, будьте уверены.

Начиналось всё, как всегда, с болтовни. В те дни я буквально тыкал в нос всякому добровольному политинформатору и агитатору от Майдана классическим трудом исследователя Великой французской революции Кошена. «Меня смущает то, — писал он о тотальном терроре, — что все эти ужасные, дьявольские последствия имеют истоком крошечный факт, который их объясняет, — такой банальный, такой незначительный факт — болтовню».

Действительно, болтали сверх всякой меры и вне всякой ответственности. Вне всякой разумности тоже. Люди мыслят паттернами, закрепившимися в мышлении, непроверяемыми устойчивыми блоками. Чёрт знает, какие паттерны были сконструированы за последние смутные годы в их несчастных головах и какие стереотипы там намешались! Бешеная пропаганда от школы до телевизора. Москали, Европа, Бандера… Такая взрывоопасная смесь рано или поздно должна была рвануть с полным выносом мозга. Вот вынос и состоялся.

Болтают до сих пор; немногие прикусили язычки, уже лизнувшие крови. Да, кровь может появиться не только на руках убийц, но и на языках подстрекателей. Им теперь с этим жить; но свою ответственность мало кто ощущает и теперь, когда заговорили другие языки — жаркого пламени гражданской войны.

Конечно же, в этой истории были те, кто знал, что делает и преследовал свои корыстные и понятные цели. Вовсе не национального масштаба были эти цели, вопреки энтузиазму зазывал с майданной сцены. «Ничего личного, только бизнес», — мог бы сказать свергнутому Януковичу самый перспективный кандидат на бесперспективные выборы олигарх Порошенко.

Всё это уже происходило на Майдане-1 в 2004-м году. Однако существовало коренное, и роковое, как оказалось впоследствии, отличие: Майдан-2 сделал ставку на насилие.

Я был на Майдане на всех его этапах и видел, как он меняется. Поначалу он был привычно карнавальным. Здесь можно было встретить и экзальтированного студентика с ленточкой в петличке, и вертлявого хипстера со щетинкой под машинку, и дремучего дедушку из далёкой западноукраинской деревни, слёзно исполняющего бандеровскую песнь, и ряженого козаченьку в бутафорской папахе, и бомжа, пришедшего за халявной кашей.

Очень скоро Майдан потерял весь свой и без того жидковатый лоск. У бочек грелись мрачные личности неблагополучного вида в спортивных одеяниях, поразительно схожие с пресловутыми «титушками». В финале трагедии Майдан принадлежал уже отлично экипированным вооружённым боевикам, которых одобрил бы сам старина Рём. Камуфляж, балаклавы, каски, биты, щиты. Автоматы, которые по всем правилам должны были заговорить, — и заговорили.

Ставка на насилие оказалась роковой. Создавая свои карманные армии, олигархи не приняли в расчёт то, о чём так много и пафосно вещали: «Народу надоело. Народ не будет этого терпеть».

Из сожжённого центра Киева по стране поползли террор и гражданская война. Поначалу то была война не идей, о чём пели недалёкие неофиты, — то была война опасных инстинктов, пробуждённых хоровым пением не только таких же безмозглых соловушек, но и тех певчих птиц, что питаются с вражьей кормушки. И по сей день её пытаются возглавить не комиссары в пыльных шлемах, но комиссары с пыльными мозгами. Их полководческие стремления прекрасно иллюстрирует популярная песня львовского мажора Вакарчука: «Я не здамся без бою».

Человек, готовый идти и сражаться до последнего, говорит просто: я не сдамся. Человек, сомневающийся в своей готовности, чаще всего просто промолчит. Только бессовестный позёр, кокетничая, торгуясь и труся с одинаковой отчаянностью, уточняет, что сдаться-то он сдастся, но не без бою, конечно. Готов-де рассмотреть предложения, но надо бы подмазать. Нагляднейшим образом (не без посторонней, конечно, помощи) исполненные мелочности и корыстолюбия схватки политиканов обратились в трагедию большой и прекрасной страны.

До определённого времени все жертвы в этой циничной игре нужны были ровно для того, чтобы очередному негодному воителю без бою не сдаться. Теперь уже не так. Теперь всё по-настоящему жестоко. И если в начале общепонятного смысла во всём этом не было, то теперь он появился, доступный и наглядный.

Окружив себя головорезами, какой-нибудь Коломойский думает, конечно, вовсе не о Петлюре с Бандерой. Олигархи, затевая переворот, знали, что делают, знали цену своему бизнесу и своей идейности. Однако олигархи не учли, что нещадно разграбляемый и эксплуатируемый ими более двадцати лет пролетарский Юго-Восток Украины также знает эту цену и накопил солидный потенциал ярости и гнева. Когда стала очевидна опасность того, что эксплуатация продолжится уже с привлечением вооружённых нацистских вертухаев и отмороженных футболистов, что грядёт многократно большее закабаление, не только экономическое, но и идеологическое, что поощряемый узурпаторами коричневый швондер полезет в дома и головы граждан с указующей дубиной наперевес, — Юго-Восток восстал. И он не собирается сдаваться, с боем или без оного.

Исторический фон восстания на текущий момент: в то время как в стране катастрофически растёт безработица, урезаются зарплаты и повышаются все возможные тарифы и цены, в опозоренном Киеве печально известный «Правый сектор» «не рекомендует» ветеранам демонстрировать награды на День победы. В день, когда сделано заявление о «не рекомендации», на улицах Львова Марш вышиванок перетекает в «Марш величі духу пам'яті дивізії “СС-Галичина”» вопреки широко озвученному решению не проводить последний, дабы «нэ провокуваты москалив». Донецкие, хоть и не москали, у себя такого активно не хотят, и, скоро, похоже, не захотят не только донецкие. Чаша с краями полна, писал поэт; испить из этой чаши придётся многим.

Симпатии к России в условиях внутренней оккупации понятны и естественны. Однако, что бы ни говорили купленные пропагандисты, вовсе не только сепаратистские устремления двигали восставшими. Два великих вопроса возникли перед ними: вопрос социальный и вопрос национальный.

Решение первого вопроса — установление элементарной социальной справедливости. Многим понятно: разоружить и обезвредить олигархов можно только экспроприировав их. Это, однако, означает противостояние крайне серьёзное и требует крайне серьёзной организации, которой у во многом стихийного повстанческого движения нет. И это было бы уже не просто восстание, но настоящая революция. Время покажет, пойдут ли события по такому пути. Пока что сил для подавления повстанцев у олигархической клики явно не хватает. Можно попытаться возглавить движение, перекупив нестойкую часть вождей, но и это пока проблематично.

В вопросе национальном, несмотря на оголтелую пропаганду Киева и болезненную обиду на отторжение Крыма, зёрна будут отделяться от плевел. Всё большему количеству украинцев понятно, что националистическая на словах власть на деле является антинациональной. Выполняя «вказивки» зарубежных советчиков, эта власть во имя так называемой евроинтеграции, а по сути, укрепления своего бизнеса в Европе, чётко и недвусмысленно ставит задачи слома промышленной экономики, обеспечивающей реальный суверенитет государства, и украинской национальной идентичности, которая вовсе не сводится к драконовским лозунгам УПА и плетению кукол из соломки. Именно эта незаконная власть уничтожает и без того хрупкие независимость и единство Украины. А подлинные независимость и единство невозможны без осознания великой и трагической истории ключевой славянской нации, осознания, свободного от местечковых нацистских мифов и ненужных комплексов, занесённых присосавшимися к национальному строительству второсортными идеологическими паразитами.

Не в силе бог, а в правде. Если есть в самих этих словах правда и сила, с восставшего Юго-Востока, вопреки преступникам, демагогам и предателям, возродится страна Украина, сильная, единая и независимая.

Владимир Мироненко

Свободная пресса