Проект «Большой Европы»: США ставят перед Россией «дилемму единственной альтернативы»

Проект «Большой Европы»: США ставят перед Россией «дилемму единственной альтернативы»

Не трудно заметить, что большая дипломатическая игра между Россией и Западом вокруг Украины сейчас проходит под знаком идеологии геополитической концепции «Большой Европы». В частности, 13 февраля 2014 года в духе концепции «Большой Европы» на информационном ресурсе «Коммерсанта» была опубликована статья министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова под названием «В понимании ЕС и США «свободный» выбор за украинцев уже сделан». Высказывания о стремлении создать «Большую Европу» звучат из уст российского руководства на фоне заявлений России и Европейского союза о желании укреплять торгово-экономическую взаимозависимость. Закрепленная в официальной российской концепции внешней политики концепция «Большой Европы» заставляет верить, что Россия в некоей временной перспективе выступает за создание общего экономического и гуманитарного пространства от Лиссабона до Владивостока, в рамках которого было бы обеспечено свободное передвижение людей, свободный обмен товаров и услуг. Однако складывается впечатление, что звучащая с конца января риторика о «Большой Европе» является попыткой прикрыть хронические разногласия между Брюсселем и Москвой, шире — между Россией и Западом.

28 января 2014 года председатель Европейской комиссии Жозе Мануэль Баррозу на итоговой пресс-конференции по результатам переговоров в Брюсселе с президентом РФ Владимиром Путиным признал: «Мы не можем делать вид, что все в порядке, когда это не совсем так». Украинский кризис определенно продемонстрировал, что вопреки тому, что Россия и Евросоюз, по-прежнему, называют себя «стратегическими партнерами», они жестко противостоят друг другу на постсоветском пространстве именно по стратегическому направлению, поскольку речь зашла о геополитике. Российская дипломатия объясняет «стереотипами минувшей эпохи» позицию Евросоюза в деле «расширения на Восток» в зону СНГ. В своей последней статье в «Коммерсанте» министр иностранных дел Сергей Лавров пишет, что фундамент «Большой Европы» заложен — «осталось в прошлом непримиримое идеологическое противостояние, разделявшее Европу в ХХ столетии». Но еще другой министр иностранных дел РФ Андрей Козырев в свое время признавал: «Отказавшись от мессианства, мы взяли курс на прагматизм… мы быстро пришли к пониманию, что геополитика… заменяет идеологию». Таким образом, отмена идеологии, даже в понимании Козырева, отнюдь не отменяет геополитику.

Проект «Большой Европы» буксует. Ситуация с украинским кризисом, по мнению министр иностранных дел РФ Лаврова, выводит на фундаментальные вопросы отношений между Евросоюзом и Россией. Сергей Лавров назвал «моментом истины» нынешнюю ситуацию с Украиной для отношения России и Евросоюза. Политизация торговых разногласий является дополнительным раздражителем отношений России и ЕС.

Драматические события на Украине стали, по существу, итогом сотрудничества России и ЕС как стратегических партнеров в рамках проекта «Большой Европы». На итоговой фазе этого сотрудничество окончательно определилось различное понимание проекта «Большой Европы» на Западе и в России.

Под «Большой Европой» в российском руководстве понимается создание общего пространства между Европейским и будущим Евразийским союзами в экономическом, правовом, культурном, научном и даже военно-политическом плане. Но, в отличие от банального вступления России в европейские структуры в Кремле и на Смоленской площади планируют первоначальное укрепление евразийского сообщества для того, чтобы потом сотрудничать с Европой на равных. Концепция «Большой Европы» в последней российской версии исходит из того, что на «евразийском пространстве реализуется масштабный интеграционный проект, который изначально выстраивался с учетом возможностей его гармонизации с процессами интеграции в рамках ЕС». Т. е. в идеале речь идет о взаимодействии на континенте двух равноправных интеграционных структур — ЕС и Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Президент России Владимир Путин на последнем саммите Россия-ЕС в Брюсселе даже предложил изучить возможность формирования к 2020 году Зоны свободной торговли между Евросоюзом и ЕАЭС.

Официально в своих заявлениях поддерживая российские проекты региональной интеграции на пространстве СНГ, Европейский Союз не проявляет какого-либо интереса к выстраиванию отношений с Евразийским экономическим сообществом и Таможенным Союзом. Россия, в свою очередь, с самого начала подозрительно отнеслась к европейскому проекту «Восточное партнерство» с участием Азербайджана, Армении, Белоруссии, Грузии, Молдавии и Украины.

Понятие «общее пространство» «Большой Европы» в российском понимании предполагает присутствие на нем самостоятельных центров силы, занятых лишь гармонизацией законодательства и согласованием взаимной политики. Российским условием игры в «Единой Европе» является признание суверенного статуса РФ, поскольку де она не стремится (а ее и не приглашают) в Европейский Союз. В своей статье Лавров пишет, «что переход к принципиально новому, более высокому уровню партнерства может быть достигнут только на основе равноправия, взаимного уважения и взаимного учета интересов». Концепция равноправия и уважения суверенитета обосновывается тем, что «Россия не ставит перед собой цели вступления в Европейский Союз, и поэтому сотрудничество между этими двумя крупнейшими игроками на европейском пространстве может быть только равноправным». Между тем суверенное существование России вне ЕС и НАТО автоматически требует от нее собственного пути. И это обстоятельство прекрасно осознается в Вашингтоне и Берлине.

30 января 2014 года в обстановке кризиса на Украине т. н. специальной рабочей группой Российского совета по международным делам (РСМД) был опубликован проект под названием «Строительство Большой Европы: необходимые меры до 2030 года». В означенную рабочую группу входят следующие заметные деятели: бывший министр иностранных дел и президент РСМД Игорь Иванов, бывший министр обороны Великобритания Дес Браун, бывший министр иностранных дел и министр обороны Великобритании Малколм Рифкинд, бывший министр иностранных дел Польши Адам Даниэль Ротфельд, бывший министр иностранных дел Испании Ана Паласио, бывший министр обороны Франции Поль Килес, бывший министр по европейским делам и министр внешней торговли Франции Пьер Лелуш, бывший министр обороны Германии Фолькер Рюэ.

Означенная рабочая группа РСМД считает, что для «строительства Большой Европы» необходимо в приоритетном порядке сделать следующее:

1) предпринять шаги к достижению соглашения между США/НАТО и Россией в области ПРО;
2) продолжить диалог по дальнейшему сокращению ядерного оружия;
3) найти пути активизации обсуждения вопросов контроля над вооружениями в отношении обычных сил в Европе;
4) обсудить планы дальнейшего расширения НАТО.

Кроме того, как полагает рабочая группа РСМД, для взаимоотношений ЕС и России жизненно важное значение имеет достижение прогресса в урегулировании четырех «замороженных» этно-территориальных конфликтов, которые стали одним из главных препятствий на пути реализации концепции «Большой Европы». Во всех этих четырех конфликтных точках прямо затрагиваются геополитические интересы России.

Не трудно заметить, что все предложенные рабочей группой РСМД пункты затрагивают проблемы евроатлантической безопасности и, следовательно, не могут решаться без участия американцев. Собственно только в рамках двухсторонних отношений России и ЕС все перечисленные проблемы не могут быть решены. Между тем, не трудно заметить, что в рабочей группе РСМД эксперты от США уровня экс-министров вообще не присутствуют. В ней вообще нет американцев. Без конкретной адресации американцам предлагаемая программа РСМД по строительству «Большой Европы» приобретает свойство абстрактных пожеланий. Формирование принципиально новой системы евроатлантической безопасности — «неделимой и равной для всех» без принципиального решения американцев невозможно! Именно поэтому за прошедшие 20 лет после крушения Советского Союза новая система безопасности так и не была создана, а нормы и правила холодной войны остаются на Европейском континенте практическим руководством к действию. Именно подобная система евроатлантической безопасности по-американски является главным средством контроля США за их американскими союзниками. Очевидно, что здесь мы подошли к иному альтернативному видению Западом проблемы «Большой Европы». И здесь существенна именно геополитическая концепция «Большой Европы» в версии США.

Европа рассматривается американцами как геополитический плацдарм США на Евразийском континенте. Расширение Европы на восток связано вовсе не со стремлением поднять означенную периферию до собственного уровня, а как средство закрепления геополитического успеха начала 90-х годов в Евразии. Гарантии безопасности, предоставляемые США Европе в виде НАТО, означают, что «любое расширение пределов Европы автоматически становится также расширением границ прямого американского влияния» (Бжезинский). При этом Европа в одиночку не в состоянии справиться с расширением на пространство бывшего СССР. Процесс требует обязательного участия в нем США и доверительного сотрудничества Вашингтона и Берлина. Американцам и находящимся под их эгидой европейцам важно окончательно преодолеть «Европу Ялты» при том условии, что возвращение к «Европе Версаля» не состоится.

США в своей концепции «Большой Европы» допускают участие России, но только в качестве младшего партнера на пространстве Евразии. При этом на Западе полагают, что «имперская Россия» не может быть «демократической». Этот основной посыл затушевывается высокопарной риторикой о партнерстве. В рамках подобного видения программы «Большой Европы» России предлагается единственный геополитический выбор — это беспрекословно признавать любое расширение на пространство бывшего СССР именно «трансатлантической» Европы — военно-политической комбинации под эгидой США, ЕС и НАТО. По итогам подобного процесса расширения, России обещают возможность трансформации и модернизации ее общества. До последнего момента процесс выглядел, как расширение Европы, за которым во втором эшелоне шло НАТО. В комплексе это и следует именовать «трансатлантической Европой». Проект трансатлантической зоны свободной торговли, будь он запущен в 2015 году, является развитием проекта «трансатлантической Европы». После 1991 года России, вернее тому, что от нее осталось или еще останется в будущем, Запад предлагает стать в отношениях с Европой аналогом кемалистской Турции.

В украинский кризис Россия поставлена перед явной дилеммой: внятно отречься от своего имперского прошлого, со всеми вытекающими из этого последствиями и беспрекословно без какой-либо двусмысленности признать расширение на Восток «трансатлантической Европы». От России требуют признания «плюрализма» на просторах Евразии для геополитики Запада.

Запад, на самом деле, видит дилемму для Украины не в постановке вопроса «или-или», а в определении «самой Украиной» «желает» ли она расширения на свою территорию ЕС и НАТО. И, если Украина в действительности не желает, то она в трактовке Запада все равно этого «желает». Здесь надо уяснить, что, на самом деле, «трансатлантической Европе» не нужна на востоке интеграция. Ей нужна контролируемая периферия. Поэтому в случае с Украиной речь не идет о вступлении этой страны в Евросоюз. Опыт последних двадцати лет однозначно свидетельствует, что даже прием в ЕС не гарантирует, как свидетельствует Прибалтика, равноценной интеграции. На практике в последнем случае речь идет именно о формировании периферии и использовании центром ресурсов этой периферии, в частности, людских. Поэтому предлагаемое Россией объединение технологического, ресурсного и людского потенциалов ЕС и ЕАЭС изначально неинтересно евроатлантической Европе. От России ждут беспрекословного признания процесса расширения, как «собственного решения» «стать законной частью большой Европы». Для России — это предоставляемая США «дилемма единственной альтернативы».

Россия последнее десятилетие в рамках собственного понимания концепции «Большой Европы» продвигает программу безвизового режима краткосрочных поездок для граждан России и ЕС. Переход на безвизовый режим сулит Европе существенные выгоды, в том числе, материальные, означающие десятки миллиардов евро от российских граждан через сферу туризма. Однако это не является действенным стимулом для европейцев. Как продемонстрировал украинский кризис, именно визовый рычаг оказался первым озвученным возможным инструментом против строптивых представителей украинской элиты, отвергших политику продвижения интересов ЕС и евроатлантической Европы. В свете происшедшего в этой сфере в Киеве можно с большой уверенностью ожидать, что Европейская комиссия будет находить все новые и новые предлоги для оттягивания решения вопроса, вплоть до самых экзотичных. В частности, в последнем докладе ЕС о выполнении Россией перечня совместных шагов по переходу к безвизовому режиму отмечен факт наличия у России «дискриминационного законодательства», что, по мнению Европейской комиссии, создает угрозу безопасности передвижения по России лиц нетрадиционной сексуальной ориентации.

Ценностный аспект обязывает институты Евросоюза акцентировать внимание именно на ценностных расхождениях с Россией. «Ценности» важны для Европы как единственно возможное средство общеевропейской идентичности, скрепляющее национальные идентичности европейцев. Европа не может стать супернациональным государством. С другой стороны, именно «общие ценности» гарантируют тот самый американский контроль над европейцами, как средство противодействия местному соблазну суверенитета, национализма и политического экстремизма, известного в его крайних формах проявления в Европе ХХ века.

В проекте рабочей группы РСМД подчеркивается, что строительство «Большой Европы» должно проходить на основе углубления торговых и инвестиционных связей. Но при этом признается, что торговые отношения между РФ и ЕС остаются асимметричными. Одна сторона (Европа) имеет преимущества доступа к капиталу и технологиям. «Другие [т. е. Россия] нуждаются в технологическом обновлении и в массированных инвестициях в инфраструктуру, а в обмен могут предложить сырьевые товары, доступ к квалифицированной рабочей силе и потенциально крупному дополнительному рынку для европейских товаров и услуг». Здесь только заметим, что Европа не имеет ни малейшего интереса к «доступу к квалифицированной рабочей силе» России, каковой в их представлении не существует. Энергоносители являются основой товарооборота России с ЕС. Но Европа для «обеспечения национальной энергетической безопасности» на этом направлении заинтересована в снижении подобной зависимости от России. РСМД полагает, что для «строительства Большой Европы» «необходимы долгосрочные меры по расширению экономического взаимодействия ЕС и России. Они должны быть направлены на снижение зависимости России от доходов от экспорта энергоресурсов и диверсификацию поставок энергоносителей в ЕС для снижения его зависимости от российских поставок. Эти меры будут способствовать развитию более стабильных и деполитизированных отношений». Однако осуществление подобного рода мер, на практике означающий разворот части российского потока энергоносителей на производства импортозамещающей продукции, будет способствовать не сближению рынков ЕС и ЕАЭС, а их дистанцированию друг от друга. Вместе с тем, снижение энергетической зависимости от России может быть достигнуто Европой другим более эффективным методом — «демократической трансформацией» самой России, которая приведет к полному контролю ТНК Запада над добычей и транспортировкой этих энергоресурсов. Подобное решение и означает осуществление в экономической области проекта «Большой Европы» по-американски.

Проект «Большой Европы» по-российский был хорош для периода лавирования в отношениях с Западом. Но он никуда не годится в случае прямой конфронтации с трансатлантической Европой, поскольку легко может быть трансформирован идеологически в проект «Большой Европы» по-американски.

ИА REGNUM