Драки за Арктику не будет?

Драки за Арктику не будет

 

О роли Арктики в российской внешней политике, будущем трансарктических коммуникаций, защите арктической природы и о том, как понять, кто же на самом деле больше «любит» Северный полюс в интервью рассказал директор Российского государственного музея Арктики и Антарктики Виктор Боярский.

- Какое место занимает Арктика в современной российской политике?

- Не побоюсь сказать, что одно из главных. Притом это относится не только к современности. Я не открою никакого секрета, сказав, что Россия – это, в первую очередь, Север. Именно на севере у нас самая протяженная граница. Еще Ломоносов говорил, что Россия будет прирастать Сибирью и Северным океаном. По словам адмирала Степана Макарова, Россия – это здание, фасад которого обращен к Ледовитому океану. Потом надо помнить о периоде с 1920-х по 1980-е годы, когда хозяйственная деятельность в Арктике развивалась огромными темпами. Было открыто более 140 станций. Мы были активными участниками второго Международного полярного года в 1932 году. Был открыт для регулярной навигации Северный морской путь, по которому объем перевозок возрастал неуклонно и достиг апогея в 1980-е годы. Было очень много сделано, и ни у кого не возникало сомнений, что объявленный нами русский, затем советский, Север – действительно наш.

Говоря о современных территориальных притязаниях в Арктике, важно упомянуть об инициативе США, которые в 1945 году первыми заявили о расширении своей береговой территории за счет присоединения к ней континентального шельфа. Это шло в разрез с принятой международной практикой свободного моря. Первой и пока единственной попыткой формализовать процедур оформления территориальных притязаний стран, имеющих морские границы, стала Конвенция ООН по морскому праву принятая в 1982 году. По этой Конвенции территориальные воды составляют 12 морских миль, а исключительная экономическая зона 200 миль. В конце ноября 2013 года Россия подала соответствующую заявку в ООН с доказательствами принадлежности континентальному шельфу территорий за пределами исключительной экономической зоны. Первый раз мы подавали подобную заявку в 2001 году, но она была отправлена на доработку. И последние годы наша полярная наука активно работала, чтобы получить неоспоримые доказательства того, что мы имеем основания претендовать на этот шельф. И сегодня наши основные геополитический интересы в Арктике связаны с этим. По оценкам американцев, на шельфе находится до 25% мировых запасов углеводородов. Наиболее обширная зона шельфа прилегает к нашему государству. Безусловно, не только мы, но и остальные арктические государства сейчас проводят аналогичные работы и стремятся подать заявки. К примеру, буквально в начале декабря Канада заявила, что она на самом деле «любит» Северный Полюс больше, чем мы.

- А как вы в целом оцениваете стратегию других государств в Арктике? Ведь помимо заявлений Канады и Дании в этом году была обнародована и арктическая стратегия США, в которой, кстати, было уделено внимание и военным аспектам.

- Их позицию также можно назвать довольно взвешенной. Некий спусковой крючок нажал Артур Николаевич Чилингаров, погрузив в 2007 году на дно Северного Ледовитого океана в точке Северного полюса российский флаг. Это, естественно, вызвало возмущение у наших соседей. Они также как и мы проводят работы. Дания также лет семь назад заявила, что Северный полюс принадлежит ей. Заявлять-то можно все, что угодно. Но позвольте спросить, на чем уважаемые датчане доедут до полюса? Они придут к России и скажут: «Дайте нам атомный ледокол, который есть только у вас и ни у кого больше. Тогда мы приедем на вашем ледоколе, и посмотрим, чей это полюс». Это, конечно, будет интересно. Сегодня, даже у американцев пока нет своих атомных ледоколов, хотя они, без сомнения, могут их построить. Мы же сейчас заложили три ледокола нового поколения. Я считаю, что это важнейшим условием сохранения нашего присутствия в Арктике.

Я все же надеюсь, что драки по этому поводу не будет. Если, представим гипотетически, признают одинаковыми притязания России и Канады по хребту Ломоносова, то на дипломатическом уровне мы будем думать, где проводить линию: по медиане, или по секторам, или как-то еще. Это уже будут решать дипломаты, и я думаю, что это вполне решаемый вопрос.

И, конечно, надо быть совсем недальновидными людьми, если не обеспечить условий, когда мы сможем наши исследования и достижения в случае необходимости защитить. Речь идет о возвращении утраченных в 1990-е годы позиций в Арктике нашими доблестными вооруженными силами. Пока нас превосходят страны НАТО как в количестве судов, так и вооружений на Северном Ледовитом океане. Мы, к сожалению, утратили свое господство, когда был во многом уничтожен, в том числе и с помощью друзей-американцев, самый мощный в мире атомный подводный флот. Хотя сейчас уже вводят в строй новые лодки.

Так что наша позиция должна основываться на следующих принципах. Мы, безусловно, должны отстаивать свои права на этот шельф. При этом мы должны попытаться найти с нашими арктическими соседями общий язык. Надеюсь, мы получим подтверждение на нашу заявку. И подкрепим ее возвращением наших вооруженных сил хотя бы туда, откуда они были так недальновидно выведены в 90-е годы. Да, строить и возводить в Арктике крайне сложно и дорого, но это необходимо.

- Сегодня, в связи с потеплением климата, все чаще также стали говорить о большей доступности Северного морского пути и Северо-Западного прохода. А как вы считаете, возможно ли в ближайшее время более эффективное использование трансарктических коммуникаций?

- Вы знаете, все завит от потребности. Надо понимать, что конкурентом Суэцкому каналу Северный морской путь по определению не станет никогда. При всей нашей любви к глобальному потеплению, – сегодня оно есть, завтра его нет. И лед займет то место, которое он должен занимать. Даже сейчас, при потеплении, окно для прохода судов получается где-то три месяца. В этом году их прошло 58. А через Суэцкий канал в год проходит до 18 тысяч судов. Но Северный морской путь может быть дополнительным коротким маршрутом. В основном, это касается перевозки руды или жидких и газообразных углеводородов. Контейнерные перевозки здесь не имеют перспектив. Во-первых, контейнеры просто некому возить. Во-вторых, у нас в Арктике пока довольно слабо развита инфраструктура. Есть только несколько точек, где есть жизнь.

Сейчас ситуация позволяет проводит крупнотоннажные суда. Под эти цели сейчас строятся новые ледоколы. И пока есть такое послабление со льдом, трафик будет увеличиваться, но не скачкообразно. Но по ожиданиям наших ученых, очередной климатический цикл в итоге завершится победой льда, окно сузится. А вернее, станет более рискованным и неоправданным для того, чтобы проводить по Арктике крупнотоннажные суда, которые не имеют ледового класса, и любая встреча с льдиной неизбежно закончится экологической катастрофой. Но без увеличения трафика нам будет сложно восстановить ту инфраструктуру, которая там была.

- В настоящее время как мы, так и наши соседи расширяем свое присутствие в Арктике. Это, без сомнения, затрагивает крайне чувствительную экосистему региона. Какие в этих обстоятельствах нужно развивать механизмы для эффективной защиты чувствительной природы Арктики?

- Это безусловное условие для всех компаний, которые приходят в Арктику. Покамест действующих добывающих платформ в Арктике немного. Это не сравнить с тем, как эксплуатируется шельф в Норвежском море, где настоящий город из нефтяных вышек. Но любой проект, любое внедрение новой платформы предваряется очень мощной, детальной оценкой экологических рисков. В России есть накопленная десятилетиями огромная база данных по ледовому режиму, по течениям. Она дополняется новыми сведениями, ее необходимо использовать. Цель – максимально предотвратить возможные риски, связанные со льдом. Это главное отличие от разработок в теплых морях, где схемы экологической защиты более-менее схожи. Поэтому прежде, чем что-то строится, учитывается ледовая ситуация в том или ином районе.

В этом заинтересованы сами компании. Они же не для кого-то предпринимают эти защитные меры, в том числе и не для Гринписа. Это гарантия самосохранения. Каждый понимает, что это будут не просто миллиардные убытки и гибель компании. Это и гибель окружающей среды. Эпоха дикого капитализма уже прошла.

- Сочетание новых судоходных путей, миллиардов долларов, которые, вероятно, будут получены от разработки нефтяных и газовых ресурсов, в совокупности с множеством нерешенных правовых вопросов, является довольно взрывоопасной смесью, по оценку рада экспертов. На ваш взгляд, стоит ли опасаться того, что Арктика однажды может стать еще одной горячей точкой планеты?

- Нет. Я так не думаю. Здесь надо понимать, что ставить во главу угла. Как показали последние встречи и конференции, у арктических государств не так много противоречий. На самом деле, речь по многих вопросам идет о полном взаимопонимании. Здесь даже можно вспомнить символическое название «Арктика – территория диалога». Действительно, сейчас будет главенствовать дипломатический диалог. Конфликт там абсолютно никому не нужен. Когда еще мало что было известно про залежи углеводородов в Арктике, это был потенциальный театр военных действий. Северный Ледовитый океан – единственный океан в мире, где подводные лодки нельзя обнаружить со спутника, так как они ходят под людом. И в период «холодной» войны это могло превратиться в некий полигон.

Сейчас же речь идет о том, чтобы сохранить Арктику, чтобы, в том числе, получить потом долю в этом пироге. Даже США с их могучей экономикой не под силу в одиночку поднять реальную разработку месторождений, особенно если они пойдут на большой глубине. Это возможно только посредством объединенных усилий. А это предполагает диалог, а не войну.

Беседовала эксперт Фонда поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова Татьяна Хрулёва