Что нашему консерватизму стоит взять у американского

…Тут не так давно одно знаковое событие произошло: нашего президента приняли «за своего» те, от кого подобного рода «предательства» уж точно не ждали ни наши, ни тем более западные либералы. Символично выбрав предрождественскую неделю, опубликовал свою статью «Is Putin One of Us?» («Путин — один из нас?») не кто иной, как Патрик Джозеф «Пэт» Бьюкенен, американский ультраконсерватор: помощник Никсона и советник Форда, сподвижник Рейгана, экс-кандидат в президенты США (1992 и 1996) от Республиканской партии.

Ну, в последнее время — уже с точки зрения вашингтонского истеблишмента — немного клоун, оно конечно. Только вот в политике, знаете ли, «клоун» — это не всегда обидно. Иногда — это просто амплуа, как у кого-то «альфа-самец», а у кого-то «герой-любовник». Публичная политика, знаете ли, — она всегда немного своего рода театр. И попробуйте мне только сказать, что амплуа «злобного клоуна» хоть сколько-то помешало Владимиру Вольфовичу Жириновскому: над ним можно сколько угодно смеяться, но это — реальный политик, и с ним — считаются. Хотя бы потому, что за его эскападами — всё равно «проходной процент» в Госдуму, чем, к примеру, уже много лет не могут похвастаться наши, что «системные», что «внесистемные» либералы, даже и собрав в свои ряды всех: от нациков до гомосеков.

Поэтому Бьюкенен — это достаточно серьёзно.

Потому как это та часть традиционалистской, консервативной Америки, которую сейчас меньше всего имеет смысл трогать любому вашингтонскому истеблишменту или, допустим, «гей-активистам» Нью-Йорка. Это — элементарно опасно. Хотя бы потому, что, во-первых, у этих людей на руках такое количество стрелкового оружия, которого хватит на вооружение всего блока НАТО, а во-вторых, они очень не любят, когда кто-то лезет в их дела. И это не шутки. Одна из самых великих и культовых фигур «культурной Америки», «консервативный фрик» Хантер С. Томпсон, — был готов пустить (а возможно — оттого в итоге и пустил) себе пулю в лоб только оттого, что кто-то (!), пусть даже и «из полиции», смеет считать себя вправе ворваться в его дом и помешать там ему спокойно курить марихуану. Тут дело не в марихуане, разумеется. Просто, ну реально, «его дом — его крепость». Это тот внутренний императив готового стрелять во всех без спросу ступивших на порог его жилища переселенца, который не залакируешь никакими десятилетиями толерантности. Это просто та черта, за которую не рекомендуется переступать. И к которой, вот есть у меня такое ощущение, «глобальные власти Америки» в очередной раз очень опасно подошли.

Но это — их дела, нам не сильно в данном случае интересные: на каждый чих из-за океана не накрестишься. Нам гораздо интереснее, как надо вообще понимать и оценивать вот этот вот столь нежданно оказавшийся внезапно идеологически близким «консерватизм».

И, что самое главное, сумеет ли прижиться этот, по большому счёту, «дичок» на наших скудных почвах?

Ответа на этом вопрос у меня, кстати, нет: хотя само по себе очень многое в нём и нравится.

Хотя, и, разумеется, не всё.

Но — по порядку.

Итак, сам по себе «консерватизм» предельно прост: это идеология группы свободных и вооружённых мужчин (это важно!), которая понимает, что в некоторых вопросах, для того, чтобы элементарно выжить, им надо солидаризоваться. И более того — пожертвовать частью своей свободы, делегировав часть своих «прав» «власти»: тут даже «выборность» этой самой власти не так важна, как само понятие «делегирования».

Сами дали — сами можем и отобрать.

Вот потому-то дома и винтовка, а не травматический пугач, которого вполне достаточно, чтобы от хулиганов отбиваться. Потому как «шериф» (а в некоторых штатах это до сих пор выборная должность, фактически — официальная «крыша»), он, конечно, может быть и прав, но винтовка — элементарно надёжнее.

Именно отсюда и идут «главные заповеди»: неприкосновенность дома и жилища (эй, «ювенальная юстиция», ау!), фундаментальность понятия «семьи», которая имеет абсолютное и священное право жить по своим, внутренним законам. Отсюда же радостно толкуемое «либералами» (и ими же многажды нарушенное) правило о «невмешательстве государства в экономику»:

Тут ведь всё — очень просто.

Я тебе налоги плачу?!

Плачу!

Умирать за тебя, если будет надо, — пойду?!

Пойду.

Ну так и отстань.

…Отсюда же, кстати, и нетерпимая для нас с вами толерантность к разного рода сектантству: у нас, кстати, среди сибирского казачества и крестьянства она тоже наблюдалась, что только говорит о схожести процессов формирования менталитетов при заселении диких земель: там фразы «человек человеку — волк», и «закон — тайга, прокурор — медведь» принято, извините, толковать самым дословным образом.

Ну вот так оно всё и есть: и «волки», и «тайга».

Другое дело, что для оставшейся части населения России, исторически проживающей на цивилизовавшихся совсем иным образом «срединных равнинах», этот крайний индивидуализм и «солидарность фронтира», скорее всего, покажутся несколько диковатыми. Мы всё-таки довольно древний народ, сумевший выработать в своей истории и иные, куда более сложные «поведенческие модели», в частности — и модель «социального государства», которую нынешние российские власти и имеют, извините, избирательный мандат реализовать. Ибо именно за неё, если отталкиваться от путинских предвыборных статей, российские избиратели и голосовали.

Хотя вот некоторые вещи (как, в частности, неукротимое отвращение к любым вмешательствам в частную жизнь или фундаментальное отношение именно к семье как к границе между тем, куда «общество» имеет право вмешиваться, и тем, где исключительно «приватная территория») — я бы у американских консерваторов, честно говоря, позаимствовал. Правильные это вещи, мне отчего-то кажется.

А правильную вещь добрый хозяин завсегда куда приспособить найдёт.

Вот.

Как-то так.

И с наступающим вас Рождеством.