Идеология и национальная идея: конституционно-ценностный подход

От редакции "РН": Статья Владимира Ивановича Якунина "Государственная идеология и национальная идея: конституционно-ценностный подход" опубликована в журнале Власть. 2007. №3. Ниже приводится с незначительными сокращениями (ссылочного аппарата).

***

Как человек не является человеком в небиологическом смысле без идеи, смысла жизни, социализированной ценностно-целевой нагрузки, так и нация не может быть успешной и исторически устойчивой без национальной идеи. Россия эту мысль в своей истории подтверждает и в положительных примерах ("Православие, самодержавие, народность" как идея тысячелетней скрепы), так и в отрицательных (90-е годы смуты и вымирания, при том, что властвующий тогда президент возглашал — нужна национальная идея). Редко кто и сейчас сможет указать, в чем состоит национальная идея в современной России. Почему ее нет и так трудно ее сформировать? Парадоксально, но она запрещена Конституцией России.

***

КОНСТИТУЦИЯ РФ 1993 ГОДА КАК ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН

Необходимость обращения к содержанию Конституции РФ определяется особенностями ее принятия в декабре 1993 г., явившегося не столько результатом общественного консенсуса, сколько разрешившегося силой противостояния исполнительной и законодательной ветвей власти.

Но сначала необходим небольшой лингвистический экскурс. Поскольку в 90-е годы многие российские государственные документы от указов президента и законов до самой Конституции появлялись в переводе с английского [См.: С.С.Сулакшин. Измена. М., ФРПЦ, 1998], некоторые понятия при переводе смешались в своих глубинных смыслах. Читаем ст. 13 п. 2 Конституции РФ: "Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной..." При очевидной синонимичности категорий идеи и идеологии в конкретно обсуждаемом нами контексте сие означает, что российскому государству запрещено иметь государственную идею. "Государственный" по Оксфордскому словарю переводится как "national". "Идея" звучит аналогично и по-английски — "idea".

Реконструкция англоязычного смысла, заложенного в ст. 13, означает, что российскому государству запрещена "национальная идея". Что такое национальная идея, русскому человеку, каждому российскому гражданину не надо растолковывать. Это смысл жизни российского общества и государства, тот самый смысл, без которого ни общество, ни государство исторически нежизнеспособны.

Получается, что простая односложная фраза в Конституции приобретает значение смертельной мины замедленного действия, заложенной под жизнеспособностью российского государства.

Быстрое, безальтернативное осуществление конституционной реформы в 1993 г. привело в Основном законе и к иным противоречиям. С одной стороны — в ней сохранился ряд дефиниций, имеющих смысловую нагрузку лишь в рамках советского идеологического лексикона и не отражающих таким образом реалий современной России. С другой — Конституция содержит положения неолиберального свойства, таящие в себе потенциальную угрозу государственной целостности и национальной идентичности России. Компилированный посредством обращения к западной конституционной традиции Основной закон России не отразил в должной мере ее цивилизационной и культурно-исторической специфики. При купировании названия Россия такой документ может быть отнесен к любому государству. В Конституции игнорированы аспекты духовной и национальной ориентированности государства, которые играют важнейшую роль в консолидации сил общества.

***

ИДЕОЛОГИЯ И НАУКА

Последнее время в российских научных кругах получил распространение взгляд, противопоставляющий категории "науки" и "идеологии". Такой подход представляется весьма спорным в методологическом отношении. Согласно, например, словарю Ф.Брокгауза и И.Ефрона идеология может определяться как "теория какого-либо социального, экономического или политического явления". Но в том, чтобы формулировать теории и заключается основное призвание науки. Общественные науки по самой своей природе идеологичны. Чем выше уровень научно-теоретического обобщения, тем значимее идеологический компонент. Распространенная в западной философии в 1950–1960-е годы теория "деиделогизации" сформировалась в контексте "холодной войны" и критики противоборствующей советской системы. В этом смысле она сама являлась идеологией. В 1970-е годы ей на смену пришла философия "реиделогизации". В настоящее время теория "деиделогизации" представляет собой скорее научный архаизм и апелляция к ее доводам довольно сомнительна.

Имманентная необходимость укрепления государственной власти на территории государства порождает проблему обнаружения ценностных оснований проживающего на ней населения. Поэтому идеология (национальная идея) выполняет функцию интеграции общества на основе единых ценностей и норм, обосновывает их как оптимальные. В идеологии рационализируются материально-технологические условия жизни конкретного общества и на их базе определяются социально значимые образцы поведения и нормы, которые требуется поддерживать и которые воспроизводят общность в исторических поколениях.

Под идеологией (национальной идеей) понимается базовая общественная идея, принимаемая всеми слоями социума, проявляющаяся в открытой или латентной форме во всех сферах социального функционирования (экономике, политике, социальной изменчивости). "Базовая идея как идеологический институт отражает и постоянно воспроизводит осознание членами общества его внутренней природы и определяет поведение людей в экономической и политической сферах.

В экономической сфере базовая идея и основанная на ней идеология служат естественным критерием принятия решений о направлениях использования общественного продукта, создаваемого населением страны. В политической сфере доминирующая общественная идея является критерием справедливости того или иного государственного порядка и складывающейся системы властных отношений". Базовая социальная идея выражает укоренившиеся в конкретном обществе представления о том, какие формы и цели действий должны быть доминирующими для обеспечения выживания и развития общества.

Поддержание единого смыслового (идеологического) пространства — задача не менее сложная и важная, чем достижение правовой гомогенности или сохранение сувереном монополии на право чеканить монету. История российского государства и права началась задолго до 1993 г. — времени принятия действующей версии Конституции.

В более ранних законодательных текстах неизменно присутствовали идеологические компоненты. Преамбула последней советской Конституции 1977 г. начиналась со слов о всемирно-исторической миссии Великой Октябрьской социалистической революции, обозначившей переход человечества от социализма к капитализму. При всем утопизме и доктринерстве выдвигаемой задачи необходимо отметить сам факт идеологического целеполагания, напрочь отсутствующий в современной российской государственно-управленческой практике.

Тезисы мировоззренческого порядка обнаруживаются и в российском дореволюционном законодательстве. В Основных законах Российской империи определялся вероисповедальный принцип русских монархов. Сорок вторая статья гласила: "Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель Правоверия и всякого в Церкви Святой благочестия". Неправославный император был бы попросту незаконен [Свод законов Российской империи. Т.1, ч.1. СПб., 1906]. Несмотря на присутствие данного положения в Основном законе, это не приводило к какой бы то ни было дискриминации инородцев. Вероисповедальное определение монаршей власти присутствует и в законодательстве современных европейских королевств. Важно, что наличие такого рода идеологических компонентов не дает никаких оснований для отрицания принципа прав человека.

***

ВЫСШИЕ ЦЕННОСТИ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

Принятие положения о деидеологизации государства объясняется контекстом борьбы с коммунистической идеологией. В действительности же неидеологических государств не существует. Парадоксально, но ряд компилированных идеологем присутствует и в современной Конституции РФ. Они, как выясняется, российскому государству не противопоказаны, несмотря на ст. 13. К таковым, например, относится провозглашение человека высшей государственной ценностью (ст. 2). И это совершенно справедливо, но в контексте отсутствуют иные ценности, например, самой России как государственности. А такое построение конституционной нормы порождает снятие ценностного содержания принудительно укороченного ценностного ряда. Или определение Российской Федерации в качестве только социального и светского государства (ст. 7). Здесь также укорачивающая ряд идеологизация, парадоксально тождественная в силу этого деидеологизации государства, приводит на практике к утрате им и обществом духовных (и в светском, и в религиозно-мировоззренческом смысле) ценностных ориентиров, консолидирующей национальной идеи.

В Конституции Российской Федерации, кроме заключенных в ней основ конституционного строя, провозглашения формы правления, системы государственной власти и системы местного самоуправления, немаловажное место занимает институт, нормы которого закрепляют основы правового статуса личности. По Конституции РФ: "Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и зашита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства" (ст. 2). Данная формулировка есть нечто иное, как идеологема. Теория прав человека тесно связана с вполне определенной идеологической позицией. Но свобода без нравственности, без ее социализированной одухотворенности вряд ли может рассматриваться как абсолютная, конституционного масштаба, тем более высшая ценность. Свобода на растление, порнографию, мордобой и убийство, в том числе зарождающейся в материнском чреве человеческой личности, трудно признать за высшую ценность.

Наблюдается, таким образом, противоречие между запретом на наличие государственной идеологии (национальной идеи) в одной статье Конституции, но ее фактическом предложении в других статьях. Очевидно, что при использовании этого приема табуизация идеологий осуществляется избирательно. На одни из ценностных конструктов распространяются идеологическая квалификация и запрет, на другие — нет.

Система двойных стандартов, во всяком случае на уровне Конституции РФ, должна быть переосмыслена. Речь, естественно, не идет об отрицании принципа прав человека в качестве высшей ценности. Но данная идеологема, являющаяся универсальной для большинства стран мирового сообщества, должна быть дополнена и другими, связанными с национальной, исторически сформировавшейся спецификой России.

Статья 2 Конституции предлагает неолиберальную трактовку высших государственных ценностей. В предлагаемом ценностном ряду "человек, его права и свободы", как отмечено выше, не нашлось места для самой России. Безусловным является, что ее независимость должна быть также отнесена к базовым конституционным ценностям, причем приоритетным по отношению к прочим. В периоды великих войн, угроз физическому существованию страны государство и народ шли на сознательное ограничение прав и свобод человека, признавая тем самым более высокий статус ценности независимости России. Не нашли отражения в высшем аксиологическом ряду и ценности традиционных религий России. В принятой формулировке более чем очевидно обнаруживается атеистический парадигмальный подход. Отсюда можно видеть иное звучание данной конституционной конструкции: "Высшими ценностями российского государства являются государственная суверенность России, накопленные ею в веках и поколениях ценности культуры, религий, традиций, духовное достоинство, права и свободы человека. Запрещается реализация одних высших ценностей российского государства в ущерб другим. Признание, соблюдение и защита высших ценностей российского государства — обязанность государства".

Нуждается в некоторой корректировке как политически конъюнктурное положение Преамбулы о возрождении суверенной государственности России. Данное положение противоречит идее политического преемства Российской Федерации от Советского Союза и непрерывности потока национальной истории. С изгнанием в 1612 г. поляков из Москвы Россия более не утрачивала государственного суверенитета. Менялись лишь ее официальные названия. Суверенность России сохранялась и в советском периоде ее истории. С этой точки зрения корректнее говорить не о возрождении суверенной государственности России, а об установлении нового формата российской государственности — Российской Федерации

***

ИДЕОЛОГИЯ И ПРОБЛЕМА НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Несмотря на декларируемую деиделогизацию, в Конституции РФ содержатся также некоторые идеологические компоненты прежней советской конституционной традиции. Так, взятая за основу субъектоопределения суверена власти дефиниция "многонациональный народ" представляет собой своеобразный парадокс, смысловую мешанину. Народ не может быть многонациональным. Нация — да, так как она есть более широкая по отношению к народу категория и соотносится с государством в целом. Если народ культурологичен и этничен, то нация может быть многонародной, многонациональной. Категория же многонационального народа является доморощенным изобретением. Ни в одной конституции стран мира нет такого понятия. Данная понятийная конструкция ведет происхождение из советского идеологического лексикона. Она представляет собой не более чем воспроизводство идеологемы "новая историческая общность — советский многонациональный народ". Вне определяемого коммунистической идеологией специфического советского контекста это понятие не имеет смысла. Коммунистические идеологи говорили о советском народе как о новой исторической общности, то есть феномене, принципиально отличном в этнополитическом плане от прежнего понимания природы наций. Однако спустя период времени, меньший даже одного поколения, с советским народом, по социологическим данным [ВЦИОМ, опрос от 18–19 ноября 2006] , отождествляют себя всего 3% населения, и понятно, что это пожилые люди, еще подверженные воздействию коммунистической идеологии. Объективно же существующие как явление "исторические общности" или институты так быстро не исчезают.

Следует также напомнить, что советский многонациональный народ рассматривался как переходная фаза к безнациональному коммунистическому обществу [См.: Вдовин А.И. Русские в XX веке. М., "Олма-Пресс", 2004, стр. 241–249].

Кроме того, само положение о полиэтничности государства есть не более чем экстраполяции советской этнополитической модели. Действительно, в СССР численно преобладающий русский народ составлял лишь около 50% населения. В Российской Федерации картина этнического представительства принципиально иная. Доля русских в населении РФ — более 80%, что соответствует показателям представленности титульных народов в национальных европейских государствах, и этот мировой канон позволяет классифицировать современную Россию в качестве моноэтнического государства, вводя тем самым правовой институт национальности, национального меньшинства и принципиальной функции национального права и государственной власти по защите от дискриминации по национальному признаку. Если нет правового понятия национальности (например, не упоминается в паспорте), то принципиально невозможно построить правовую систему защиты человека от дискриминации по национальному или расовому признаку. Ключевая норма Конституции превращается в ничтожную и современная зачастую трагическая практика России об этом свидетельствует. Преодоление этого стало бы возможным при другой законодательной схеме. В этой связи заслуживает внимания и анализа предложение вместо слов "Мы, многонациональный народ Российской Федерации" использовать другое субъектообозначающее определение "Мы, русский народ и все народы России, составляющие в совокупности российскую гражданскую нацию..." Аналог такой формулы содержится, например, в Конституции Испании — "Мы, испанский народ и другие народы Испании". Характерно, что доля испанцев в населении Испании — 70%, что ниже процентного представительства этнических русских в РФ.

Проблема кажущейся этнической несимметрии снимается введением правового понятия гражданской нации как категории, выравнивающей все права и свободы гражданина, независимо от его этничности, веры и т.д. Кроме этого, как показано выше, принципиально решается проблема защиты прав человека независимо от его этничности (национальности).

Следствием отсутствия государственной идеологии является и отсутствие закрепленной на конституционном уровне коллективной самоидентификации российского населения. Беспрецедентным фактом для конституций мира является полное игнорирование проблемы национальной идентичности преобладающей общности. Русский народ, составляющий 81,3% населения РФ, вообще не упоминается ни в одной из статей Основного закона.

Слово "русский" фигурирует лишь однажды в связи с определением в ст.68 п.1 государственного языка Российской Федерации. Вопрос цивилизационной идентичности российской государственности в настоящее время является предметом достаточно оживленной общественной дискуссии, носящей, однако, в лучшем случае публицистический, а по большей части радикально скандализированный характер. Очевидно одно — проблема цивилизационной российской идентичности должна быть отражена на уровне Основного закона РФ, будучи раскрыта в контексте осмысления многовековых и многопоколенческих ценностных накоплений, аккумулированных нашим обществом, русским народом.

Здесь также полезен еще один лингвистический экскурс. В мире не различают категорий "русский" и "российский". И это понятно, так как русский в этом контексте является больше цивилизационным маркером, чем этническим. Russia и russian в мире означают Россия и россиянин, но одновременно, не различая, и "русский" тоже. Это только в родном русскоязычном отечестве кому-то все время хочется вбивать различие между русским человеком и неведомым представителем неведомой возрождающейся мифологемы "новая историческая общность — советский многонациональный народ". Угроза воспроизведения исторического исчезновения "советского многонационального" народа для "российского многонационального" народа да и самой российской государственности вслед за советской слишком очевидна. Упомянутые выше "мины замедленного действия", как и любые мины, закладываются именно для того, чтобы рано или поздно взорваться.

В третьем тысячелетии проблема ведущей в государстве "национальности" продолжает существовать, хотя и приобретает новые аспекты. Как национальные позиционируют себя, к примеру, крупнейшие европейские демократии. Более того, термин "американская нация" встречается и в отношении такого полиэтничного государства, как США. Вместе с тем сложился стереотип классификации Российской Федерации в качестве многонационального государства. На его многонациональный характер указывает ст.3 Конституции РФ. Но может ли считаться полиструктурой система, в которой один из компонентов занимает свыше 80%, а следующий по размеру элемент составлеет менее 4%? [Основные итоги Всероссийской переписи населения 2002 года. М., 2002]

Очевидно, применение двойных методологических конституционно-правовых стандартов для характеристики российской и западной моделей государственности. Строго говоря, в современном мире ни одного моноэтнического государства не существует. Если, например, считать подобными государства, в которых представители титульного этноса составляют более 95%, то количество таковых (да и то, не считая не получивших гражданский статус иммигрантов) в мире не так уж много. Япония, Исландия, Норвегия, Португалия, Албания, Мальта, Ямайка, Йемен, Венгрия. Но почему следует брать 95%, а, к примеру, не 80% — никаким образом не обосновывается [Шабаев Ю.П., Садохин А.П. Этнополитология. М., 2005, стр. 54].

Национальными классифицируются многие европейские государства, в которых численное представительство титульного народа к общей структуре гражданского населения меньше, чем русских в России. Это Бельгия, Испания, Италия, Нидерланды, Франция. Даже прибалтийские республики числятся в ряду национальных государств. Различая "российскую многонациональность" и "европейскую многонациональность", зачастую спекулятивно подменяют понятие "гражданская нация", относя его исключительно к европейцам, и понятие "этничность", применяя его к России.

К сожалению, сегодня не реализуются даже те возможности осуществления гражданином своего права на проявление общественной сопричастности, которые закреплены в действующей Конституции.

Ст.26 п.1 Конституции РФ декларирует, что "каждый вправе определять и указывать свою национальную принадлежность". Современные российские паспорта подобной графы не содержат. Государство должно защищать право человека на национальную идентичность, предоставляя, в частности, такую самоидентификационную возможность при паспортизации. Вместе с тем та же статья Конституции запрещает принуждение к определению и указанию своей национальной принадлежности. Поэтому заполнение восстанавливаемой в паспорте графы национальность должно осуществляться на добровольной основе. Человек, затрудняющийся или не желающий по каким-то причинам декларировать о своем национальном происхождении, должен иметь право оставить соответствующую графу в паспорте незаполненной.

В дореволюционной России вместо национальной принадлежности фиксировалась конфессиональная идентичность [Исупов В.А. Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века: Историкодемографические очерки. Новосибирск, 2000, стр. 18].

Обращение к этому историческому опыту могло бы носить похожий смысловой характер, как и в случае с национальностью, поскольку вероисповедание также относится к коренным факторам идентичности личности, а в совокупности идентичности общества. Очевидно, что запись о религиозной принадлежности не может и не должна носить обязательного характера. Кроме того, очевидно, что конституционная российская норма в этой области в ст.14 никоим образом не входит в противоречие с подобным добровольным волеизъявлением гражданина.

Такая модификация паспорта не только послужила бы усилению национального самосознания, но и обеспечила реальное право российского человека, как указано выше, правовым образом защитить свои гражданские права и достоинство.

***

ИДЕОЛОГИЯ И ПРОБЛЕМА РЕЛИГИОЗНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Идеология государств зачастую раскрывается через их религиозную идентификацию. Конституционное право зарубежных стран знает многообразные формы взаимоотношений государства и религиозных объединений. Анализ проблемы религии и Церкви в 68 конституциях стран Европы, Азии, Северной и Южной Америки позволил обнаружить следующую картину.

Полное умолчание — три случая (Босния и Герцеговина, Венгрия, Венесуэла).

Отделение от государства — 13 (Азербайджан, Болгария, Гондурас, Латвия, Македония, Молдавия, Португалия, Словения, Туркменистан, Узбекистан, Украина, Хорватия, Югославия). При этом в 10 странах употребляется формула "Церковь (религиозные организации, учреждения или общины) отделена от государства" (Болгария, Гондурас, Латвия, Македония, Португалия, Туркменистан, Узбекистан, Украина, Хорватия, Югославия), в 2 конституциях — "религия (или религиозные культы) отделена от государства" (Азербайджан, Молдавия) и в 1-й — "государство и Церковь отделены друг от друга" (Словения).

Господствующая религия — 1 (Греция).

Официальная (государственная) религия — 7 (Великобритания, Дания, Коста-Рика, Лихтенштейн, Мальта, Монако, Норвегия).

Традиционная религия — 5 (Андорра, Болгария, Грузия, Индия, Литва).

Особая поддержка одной Церкви — 9 (Аргентина, Боливия, Гаити, Испания, Италия, Кипр, Колумбия, Македония, Польша).

Запрет на официальность или доминирование какой-либо религии — 13 (Албания, Беларусь, Гватемала, Ирландия, Испания, Литва, Никарагуа, Словакия, США, Таджикистан, Украина, Эстония, Япония).

Декларирование светского характера государства — 2 (Турция, Франция).

Из приведенного перечня под дефиницию идеологии подходят такие идентификационные категории, как господствующая религия, официальная (государственная) религия, традиционная религия, отчасти также особая поддержка одной Церкви.

Юридическое положение церковных организаций в конституциях стран мира отражено восемью "форматами". При этом только в Конституции Колумбии есть специальный раздел "Религия и отношения между Церковью и государством".

1) Церковь является юридическим лицом или обладает правами юридического лица — 6 случаев (Албания, Андорра, Бразилия, Гватемала, Италия, Литва).

2) Церковь подчинена общим законам государства (или общему порядку) — 6 (Австрия, Андорра, Бразилия, Индия, Молдавия, Хорватия).

3) Отношения между государством и Церковью регулируются специальным законодательством — 6 (Албания, Белоруссия, Италия, Колумбия, Люксембург, Польша).

4) Государство не вмешивается в деятельность религиозных объединений (или независимость церковных организаций от государства) — 3 (Словакия, Чехия Узбекистан).

5) Церковные организации в своей деятельности пользуются защитой и помощью государства — 1 (Хорватия).

6) Служители всех религий находятся под надзором государства и несут перед ним обязательства — 1 (Греция).

7) Закреплено только право Церкви на движимую и недвижимую собственность — 7 (Австрия, Боливия, Индия, Ирландия, Кипр, Лихтенштейн, Польша).

8) Указание, что собственность Церкви принадлежит государству — 1 (Мексика).

Свобода совести декларирована в 61 конституции. Ограничения свободы совести и другие конфессиональные ограничения содержатся в конституциях 42 стран.

Современное российское государство, создав для Церкви законодательные основы функционирования в системе формирующегося демократического правового государства в виде законов "О свободе совести и о религиозных организациях" и "О некоммерческих организациях", посчитало свою миссию в данной сфере законченной. Между тем Православная Церковь, равно как и (см. выше) русский народ, вообще на конституционном уровне ни разу не упомянута.

Вопрос о религии — один из наиболее слабо представленных компонентов Конституции РФ. Термины Церковь, конфессия, религиозный культ и т.п. не упоминаются в Основном законе. Показательно, что при акцентировке внимания на многонациональности России игнорируется ее конфессиональная неоднородность. Закрепленное в ст.14 понятие светского государства не поясняется ни в одном из действующих законодательных положений.

На практике под ним зачастую подразумевается атеистическая государственность. Очевидна также некорректность и недостаточность формулировки отделения религиозных объединений от государства. Это выглядит как своеобразное отлучение Церкви, но, например, светская миссия Церкви более чем важна для общества и государства. Более корректно было бы говорить об отделении религиозных объединений от институтов государственной власти. Недостаточна норма о равенстве религиозных объединений перед законом. Как интерпретировать эту норму применительно к человеконенавистническим, тоталитарным, сатанинским религиозным группам и сектам? Эта тема существенно сложна, требует специального анализа и детального законодательного регулирования, на сегодня отсутствующего в действующем российском законодательстве.

***

МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ОСНОВНЫХ ЗАКОНОВ

Выбор государственных целей, как известно, осуществляется на уровне идеологической самоидентификации. Инициирование в России в 90-е годы процесса деидеологизации привело к выхолащиванию заодно с базовыми советскими идеологемами и ценностно-целевых установок самой государственности как таковой. Конституция Российской Федерации, декларируя запрет какой-либо государственной идеологии, провозглашает тем самым и отказ от целеполагания.

Между тем вполне осознанную цель имела в свое время православная Россия, обнаруживая ее в представленном в рамках концепта о Третьем Риме неком мессианском царствии. Целевая установка советского государства соотносилась с эсхатологией коммунизма. Ту или иную систему высшего целеполагания имеет значительная часть государств современного мира. Для США выбор цели осуществляется в контексте некоего мирового либерального проекта и идеи "Pax Americana", в Израиле — этнополитического, в Турции — пантюркистского, в Иране — экспорта ценностей ислама.

Многие государства западного культурного ареала, не претендуя на выдвижение собственного ценностно-целевого ряда, идентифицируют свой выбор с американской моделью целеполагания. Иные ставят себе цели геополитической гегемонии на определенной пространственной протяженности. Только для России целевой идеологический выбор есть эклектическая неопределенность [Полосин В.С. Миф. Религия. Государство. М., 1999].

Культурная вариативность уникальной национальной законности у стран мира весьма высока, выходя, естественно, за рамки только западной цивилизации. Вне неолиберальной парадигмы существует весьма эффективная шариатская законность, распространявшаяся, в том числе, и на светских властителей (эмиров). Еще в IV в. до н. э. в рамках конфуцианской традиции философии права Китая Мэн-цзы написал трактат, инструктивно описывавший все случаи легитимного низвержения народом монарха. Власть императора оказывалась ниже власти закона. Характерно, что под наименованием "законников" ("легистов") в древнем Китае выступали адепты жесткого репрессивного режима. Законность понималась ими, естественно, совершенно отлично от ее версии в либеральном праве [Переломов Л.С. Конфуцианство и легизм в политической истории Китая. М., 1981].

Приоритет закона обнаруживается и в правовой традиции народов номадной центральноазиатской цивилизации. "Все может великий хан, но он не может отменить "Ясы" Чингисхана", — так звучала основная формула правосознания монголов [Бестужев-Рюмин Н. К. Русская история. СПб., 1872. Т. 1, стр. 280].

Закон в правовом контексте иудейской культуры идентифицировался с Торой. По сей день в Израиле отсутствует Конституция, ибо согласно представлениям ортодоксальных иудеев Основной закон уже был дан евреям в виде заповедей Божиих Моисею. Под законниками в библейском лексиконе фигурировали саддукеи. Данные

примеры различных исторических форм выражения закона показывают величину амплитуды вариаций их идеологической парадигмы. Мировоззренческо-ценностные аспекты существования государства устойчиво обнаруживаются в большинстве конституций или других высших законодательных актов стран современного мира. Посмотрим на обосновывающий данный тезис страновый экскурс.

Конституция Албании (принята 22 ноября 1998 г.) В преамбуле "с верой в Бога и (или) другие всеобъемлющие ценности..." обращает на себя внимание понятие "всеобъемлющие ценности", различаемые с ценностями "общечеловеческими".

Конституция Андорры (принята 14 марта 1993 г.) в ст. 26 при рассмотрении вопроса взаимоотношения Католической Церкви и государства указывается на действие особой андоррской традиции.

Конституция Аргентины (пересмотрена в августе 1994 г.). Преамбула: "Уповая на милость Господа, источника всеобщего разума и справедливости". Ст. 2: "Федерация исповедует римско-католическую религию". Ст. 19: "Любая частная деятельность, не представляющая собой оскорбление воли Божией и общественной морали и не наносящая вреда третьим лицам, подлежит лишь суду Божиему и не рассматривается судебными властями". "Суд Божий" и "воля Божия" фигурируют как данность.

Конституция Бразилии (принята 5 октября 1988 г.). Преамбула: "В качестве высших ценностей объективно братского, плюралистического общества, основанного на социальной гармонии и уважении внутреннего и международного правопорядка с разрешением разногласий мирными средствами промульгируем под покровительством Бога настоящую Конституцию Федеративной Республики Бразилия".

Великобритания (Акт о соединении с Шотландией 1707 г.). Ст. 25.2: "Все и каждый... навсегда свободны от какой-либо клятвы, присяги или подписки в пределах этого королевства, противоречащих или не соответствующих... истинной протестантской религии и пресвитерианскому церковному управлению, религии и благочинию... и что перечисленное выше никогда не может быть возложено или потребовано в пределах границ этих церквей или государства от подданных в каком-либо виде; и наконец, что после смерти царствующего в настоящее время Ее Величества (да сохранит ее Бог на долгое время) государь, наследующий ей на королевском престоле Великобритании, должен на все последующие времена при его или ее восшествии на престол дать клятву и письменное обязательство, что он будет ненарушимо поддерживать и охранять изложенное выше установление истинной протестантской религии и порядок управления, богослужения, благочиния, правами и привилегиями этой Церкви..."

Конституция Германии (принята 23 мая 1949 г.) Преамбула: "Сознавая свою ответственность перед Богом и людьми..." 

Конституция Греции (исправлена в апреле 2001 г.) Преамбула: "Во имя Святой, Единосущной и Нераздельной Троицы". Ст. 3.1: "Господствующей в Греции религией является религия восточно-православной Церкви Христовой". Ст. 3.2: Текст Священного Писания сохраняется неизменным. Официальный его перевод на какой-либо другой язык без разрешения Автокефальной Церкви Греции и Великой константинопольской Церкви Христовой запрещается.

Конституция Индии (принята 26 января 1950 г.). Ст. 26, пояснение 2: "Название "индусы" должно толковаться как включающее и лиц (помимо индуистов), исповедующих сикхскую, джайнистскую и буддийскую религию..." Общность "индусы" ограничивается, таким образом, традиционными религиями Индии, не распостраняясь на представителей иных религиозно-культурных традиций, например, на широкую группу индийских мусульман.

Конституция Ирландии (последние изменения внесены в 1999 г.). Преамбула: "Во имя Пресвятой Троицы, от которой исходят все власти и к которой как к нашей последней надежде должны быть направлены все действия человека и государства, мы, народ Эйре, смиренно признавая все наши обязанности перед нашим Священным Господином Иисусом Христом, который поддерживал наших отцов в столетиях испытаний..."

Конституция Мальты (изменена 1987 г.). Ст. 2: "1). Религией Мальты является римская католическая апостольская религия. 2). Органы Римской Католической Апостольской Церкви обязаны и имеют право учить, какие принципы справедливы и какие ошибочны. 3). Религиозное учение Римской Католической Апостольской Церкви должно преподаваться во всех государственных школах как часть обязательного образования".

Конституция Норвегии (поправки внесены в 1884 г.) Ст. 2: "Евангелическолютеранская религия является официальной государственной религией. Исповедующие ее жители обязаны воспитывать в ней своих детей".

Конституция Польши (принята 23 мая 1997 г.) Преамбула: "Как верующие в Бога — источник правды, справедливости, добра и красоты, так и не разделяющие этой веры, а выводящие эти универсальные ценности из других источников..."

Конституция Словакии (последние поправки внесены в феврале 2001 г.). Преамбула: "В смысле духовного наследия Кирилла и Мефодия и исторического завета Великой Моравии..."

Конституция Турции (принята 7 ноября 1982 г.). Преамбула: "В соответствии с концепцией национализма, а также формами и принципами, провозглашенными основателем Республики Турции, бессмертным лидером и непревзойденным героем Ататюрком, настоящая Конституция, которая утверждает вечное существование Турецкой нации и Родины, а также неделимое единство Турецкого государства, воплощает: ...признание того, что никакие взгляды и убеждения не должны противопоставляться национальным интересам Турции, принципу неразрывного единства турецких граждан со свой страной и территорией, историческим и духовным ценностям Турции или национализма, принципам, реформам и преобразованиям Ататюрка..."

Конституция Швейцарии (принята 18 апреля 1999 г.) Преамбула: "Во имя Всемогущего Бога! Швейцарский народ и кантоны, чувствуя ответственность перед Творением..."

Столь пространный перечень примеров отражает принципиальную значимость опыта государств мира, подтверждающего связь высших ценностей, к которым относится и религия, в том числе для атеиста, как минимум выполняющая культурологическую, традиционалистскую и цивилизационную роль государственной скрепы, и устойчивости, жизненной силы общества и государственности. Для вымирающей России этот опыт сверхзначим.

Можно констатировать, что тезисы мировоззренческого свойства довольно широко представлены в конституциях мира. Причем наличие идеологических компонентов не есть свидетельство законодательной архаики — многие из вышеперечисленных документов приняты на современном историческом этапе.

Запрет на конституционную идеологию не соотносится, таким образом, с мировой конституционной практикой. Установка на запрет идеологии характеризует главным образом конституции государств бывшего советского блока и не прослеживается применительно к "старым демократиям".

Конституционный опыт мира подчеркивает, что в России проблемы государственной идеологии и национальной идеи покрывают и пространство конституционного правового строительства, и сферу реальной практики, которая пока для обновленной России не слишком устойчива и ценностно обустроена. Как показано в настоящей работе, эти проблемы вполне познаваемы и разрешимы.