Цивилизационная миссия России и перспективы постсоветской интеграции

От редакции "РН": Выступление Вардана Эрнестовича Багдасаряна на экспертном заседании Центра консервативных исследований социологического факультета МГУ им.М.В.Ломоносова "Интеграционные процессы на постсоветском пространстве: новые форматы" 15 октября 2009 года.

***

"Содружество Независимых государств"... — вдумаемся в само название. Его смысловое содержание сущностно абсурдно. Обычно в наименовании союза указываются интеграционные принципы осуществляемого объединения. В случае с СНГ — все наоборот. Подчеркивается независимость союзных субъектов друг от друга. Прежде всего, подразумевается независимый статус по отношению к России. Зачем же, при наличии такого рода опасений, было вообще объединяться? Понятно, что какой бы то ни было внятной идеологии у этого объединения не существует.

Генезис феномена снгэшшных государств следует контекстуализировать с общими трендами государствообразования в современном мире. Сегодня на фоне роста этнического сепаратизма становится очевидным провал проекта "гражданской нации". Соответственно, вместе с ней оказался политически провален и концепт "национального государства". Традиционный тип государственности выстраивался не вокруг нации, а вокруг цивилизации. Типичной формой государства-цивилизации являлась империя.

Идея государства-нации вызревала на почве специфического территориально — племенного дробления раннесредневековой Европы. Имманентная связь ее с западническим цивилизационным контекстом очевидна. Исторически речь шла о высвобождении от имперских проектов гвельфов и гиббелинов. Вестфальский мир подытоживал борьбу по упразднению католической папацезаристской модели европейской империи. Французская революция и наполеоновские войны нанесли окончательный удар по империи гиббелинов. Окончательно Священная Римская империя германской нации была ликвидирована только Наполеоном. Но сам же он, приняв императорский титул, инициировал проект новой, основанной на секулярной парадигме европейской империи.

Доктрина национальной государственности имела для Запада интеграционные значения. В Западной Европе посредством ее уничтожались феодальные пережитки культурного автономизма. Вместо бретонцев, гасконцев, бургунцев, провансальцев и прочих этноплеменных идентификаторов утвердилась единая национальная идентичность — французы. В Северной Америке из пестрого этнического котла иммигрантов была сконструирована новая национально-государственническая общность — американцы. На настоящее время цивилизация Запада представлена двумя интегрированными образованиями — североамериканским и европейским.

Прямо противоположное — дезинтегрированное значение имело использование идеологемы политического самоопределения наций по отношению к иным типам цивилизаций.

Восток исторически вырабатывал систему цивилизационной государственности. Границы великих империй прошлого соотносились по существу с ареальным масштабом соответствующих цивилизаций. Вброс идеи национального самоопределения имел для общностей данного типа последствия энтропии.

Государство-нация на Востоке противопоставлялась реально существующей системе государства-цивилизации. Был включен механизм цивилизационной дисперсии. В итоге Запад сегодня политически интегрирован, Восток же находится в фазе государственнического распада.

Геополитическая подоплека происходящих процессов очевидна. Идущая с Запада целенаправленная поддержка движений за национальную суверенизацию на настоящее время даже не подлежит сокрытию. Легитимным прикрытием для нее выступает пресловутая формула о "праве наций на самоопределение".

Сейчас после очевидного провала проекта национальной государственности многие эксперты вновь обратились к теме отмирания института государства. В действительности, обнаружилась несостоятельность определенного его типа. Существуют тенденции восстановления империй — государств-цивилизаций. Они, естественно, отличаются от империй традиционного типа, но сущностное цивилизационнообразующее ядро их формирования эти отличия не отменяют. Большинство номинированных государств современного мира лишено сегодня геополитической субъектности. Они представляют собой структурируемую вокруг неоимперского ядра цивилизационную периферию.

Вопреки интеграционной логике нового имперского строительства, бывшее пространство СССР оказалось цивилизационно дезинтегрировано. Обнаруживается, таким образом, явный диссонанс с мировыми процессами. Это означает перекройку евразийского цивилизационного пространства, включение в раздел его инородных геополитических сил.

Все без исключения бывшие республики СССР взяли на вооружение сегодня концепт государства-нации. Используется, таким образом, с внешней подачи не только устаревший, но и сущностно деструктивный идеологический инструментарий. Даже применительно к Российской Федерации все более акцентировано внедряется концепт гражданской нации.

Перспективы формирования государства-цивилизации на постсоветском пространстве могут быть связываемы только с Россией. Все остальные субъекты СНГ — это цивилизационный буфер. Их самоидентификация — это по существу вопрос периферией какой цивилизации они могут стать.

Цели осуществляемой деконструкции — очевидны. Реализуется старая стратегия создания вокруг России пояса санитарного кордона. Решается задача создания петли российского геополитического удушения. Главное — лишить Россию каких бы то ни было перспектив для новой интеграции.

Характерно, что наиболее конфронтационные отношения сложились у России в последние годы со странами православного цивилизационного ареала — Грузией, Украиной, Молдавией (едва не случилось нечто подобное в отношениях с Белоруссией). В итоге же — интеграция на основе фактора православия теперь едва ли возможна.

Россия периодически попадает в специально расставленные для нее стратегические ловушки, будь то газовые войны или южноосетинский конфликт. Сегодня конфликт в Южной Осетии преподносится как "великая победа". Однако позитивность для России его стратегических, да и военных результатов — весьма сомнительна. Сейчас в Южной Осетии подконтрольный режим. Но будет ли так всегда? Не возникнет ли при смене политической конъюнктуры вопроса о едином осетинском государстве? А что это может быть по отношению к российскому Северному Кавказу в специальном объяснении, думаю, не нуждается.

Каким образом Россия могла бы восстановить свой контроль над дезинтегрированным сегодня постсоветским пространством. Выскажусь цинично. Но и политика, как известно, всегда довольно циничное дело. Ее содержание было блестяще охарактеризовано в свое время американским режиссером Стенли Кубриком: "Большие страны ведут себя как бандиты, маленькие страны — как проститутки". Политика России в 1990-е гг. соответствовала в большей степени статусу "маленького государства". Способна ли она сегодня стать значимым геополитическим игроком?

Исторически весьма редко крупные территориальные присоединения осуществлялись в формате прямого дуального противостояния. Чаще всего они осуществлялись в режиме разделов, с участием двух или более геополитических субъектов. Раздел Украины осуществлялся в свое время совместно с Польшей, раздел Польши — сначала с Пруссией и Австрией, затем — с Германией, раздел Закавказья — с Турцией, раздел Средней Азии — с Англией.

Дело происходило так, что к России, как к более мягкому варианту интеграции, обращались сами присоединяемые народы. Надо отдавать себе отчет, что вернуть "все и сразу" современная Российская Федерация не в состоянии. Речь соответственно может идти сегодня только о разделах цивилизационного буфера. Нужен следовательно дипломатический пояс геополитических интересантов этих разделов.

Другое дело, что одной силы для осуществления проекта интеграции недостаточно. Достаточно напомнить адресованное Наполеону высказывание Ш.Талейрана о том, что с помощью штыков можно сделать что угодно, на них только нельзя сидеть. Претендуя на роль цивилизационного интегратора, Россия должна каким-то образом подкрепить такого рода претензии. Надо ответить на вопрос — а что собственно готова и может дать сегодня Российская Федерация для стран постсоветского пространства? Пока, впечатление такое — ничего.

Сегодня часто на государственном уровне в РФ оперируют понятием "национальные интересы". Сам указанный понятийный конструкт был перенесен, как известно, из англо-амнриканского политического контекста. Но одной политики национальных интересов для великой державы недостаточно. Великая держава должна реализовывать прежде всего цивилизационную миссию. Именно через эту миссию, а вовсе не своекорыстный национальный интерес, лежит путь больших интеграций.

Россию саму по себе в ближнем зарубежье не полюбят. Могут полюбить то, что она предложит. Ранее она несла особую поднимающую статусность принявших ее народов идеологию. Сегодня такой идеологии нет. Ранее как Российская империя, так и Советский Союз выступали также транслятором технологии индустриализма. Образ русского ассоциировался в национальной периферии с распространением передовой науки и образования. Это позиционирование сегодня также утеряно. Остается военная защита. Но и здесь позиции России достаточно зыбкие. Иллюзии о том, что Российская Федерация готова ради защиты своих номинальных союзников пойти на конфликт с сильным противником (речь не идет о Грузии) ни у кого нет.

Для интеграции от интегрирующей стороны нужна великая жертва. Должна быть готовность пожертвовать собой ради осуществляемой миссии. Такую готовность демонстрировала, к примеру, Российская империя, вступившая, будучи не готовой, в первую мировую войну во имя своего долга перед православной Сербией.

Советский Союз даже предложил уникальную модель жертвенного по отношению к своим национальным интересам модель федеративного устройства. Без контекста адресуемого им миром призыва к мировой революции, а соответственно приглашения к вступлению народов в советскую федерацию — ее адекватно не понять.

Современная Россия не готова жертвовать даже газом. О каких интеграционных амбициях может, в таком случае, идти речь?

А желает ли российская политическая элита этой интеграции? Существует ли у нее само намерение интегрировать постсоветское пространство? Большие сомнения. Для страны интегратора необходимо соответствующее позиционирование. Этого-то и нет. Российская политическая элита сама готова интегрироваться с Западом. Россия в ее видение — это не субъект, а объект интеграции. Без формирования цивилизационно-имперской интеграционнориентированной элиты ни о каких перспективах постсоветского интегрализма не может быть и речи.