Живые души (14 глава)

 Новая глава книги, не вошедшая в вариант, который бродит по интернету. У вас есть уникальная возможность прочитать ее тут.

"Надобно сказать, что взявшись за продолжение повести, автор готов признаться в своей тревоге, не замешался ли он тем самым в дело тёмное и неразумное. Ведь, посудите сами: те сведения, которые далее получит Владислав Евгеньевич от своих респондентов, ты, драгоценнейший читатель, ни коим образом не сможешь ни подтвердить, ни опровергнуть. Не говоря уже об официальных средствах массовой информации, с которыми эти сведения будут всё более и более расходиться, даже та информация, которую ты можешь почерпнуть во всемирной паутине, и без того противоречивая настолько, насколько это возможно только представить, не прояснит ситуацию. Тем самым автор ставит себя в весьма неловкое положение, в котором ему легко будет вменить множество обвинений, начиная от того, что он отъявленный выдумщик и провокатор, и кончая тем, что он является проплаченным агентом госдепа. Много ли наберётся читателей, сохранивших доверие к тому, что повесть сия от начала и до конца её пишется от чистого сердца и не является заказом никакой социальной или политической структуры? Однако же, даже сознавая двусмысленность своего положения, автор не в силах уже остановиться, а стало быть, махнув рукою на людскую молву, окунается с головою в продолжение повествования".

Еще немного о власти.

Робея, Владислав Евгеньевич произнёс: «Человек, с которым я имел честь общаться час назад, подтвердил мои опасения касаемо того, что мы живём в ситуации, как бы это мягче выразиться, оккупации. Будто бы Россия продана с потрохами неким «новым хозяевам», и та власть, которую мы якобы избираем, и чьи указы слышим и читаем в средствах массовой информации, можно сравнить.... ммм... образно говоря, с полицаем или старостой, которого во время Великой Отечественной Войны гитлеровцы ставили в оккупированных ими городках и сёлах. Эээ, возможно, я несколько туманно выражаюсь, но...», - Вадим Юлианович легко перехватил нить беседы: «Я понял ваш вопрос и, так как дело обстоит не столь прямолинейно и однозначно, как это в нём прозвучало, ответ мой будет  длительным и насколько возможно подробным».

При этих словах Хомяков откинулся на спинку кресла, соединил пальцы рук и начал: «Видите ли, если мы обратимся к самому понятию «власть», то мы рискуем долго и, в общем-то, безрезультатно блуждать среди разного рода философических построений; вас же, как я понимаю, интересует практическая сторона вопроса. Поэтому, мы будем говорить о том понятии власти, к которому все привыкли, о власти, которая стремится сохранить свою стабильность, для чего располагает определённым репертуаром проблем, умело распространяемых ею среди масс, которые собственно и позволяют власти существовать».

«Вот как?!», - встрял Лебедько: «Вы хотите сказать, что в наше время власть существует благодаря тому, что создаёт массам некие управляемые ею проблемы?», - «Безусловно, хотя это лишь одна сторона медали. Власть, как инструмент управления — это определённая иерархия, структурирующая различные элементы инфраструктуры общества, причём заметьте, что власть как функция, присутствует на всех уровнях общества, например, в семье, образовательных учреждениях и тому подобное. То есть, это функция, существующая в сознании отдельно взятых людей, а посему очень трудно провести внятную границу, разделяющую общество на «них» и «нас». Чуть конкретнее можно говорить о власти, которая служит уже конкретно для управления инфраструктурой. В духе наших СМИ мы могли бы развлечься лозунгами по поводу служения народу, но служит она, конечно же, не народу, а хозяину этого народа. Например, как вы изволили отметить, немцы во время войны комплектовали полицейские службы из местного населения. Получается любопытная картина — власть как инструмент принадлежит хозяину, но при этом хозяин может быть как внутренним, то есть своим, так и внешним, то бишь, оккупационным. Иными словами, власть — это звено, которое стабильно присутствует между народом и хозяином, являясь, при том, далеко не вершиной пирамиды».

О протесте.

Владислав Евгеньевич откашлялся, дабы прервать речь Хомякова: «Так всё-таки здесь и сейчас в России - является ли хозяин внутренним, или же он всё-таки внешний?» Вадим Юлианович обаятельно улыбнулся: «Вы забегаете вперёд. Хорошо, давайте, представим себе, что наша страна пребывает в оккупации. Это предположение имеет под собой серьёзное основание, например, мы как страна и народ, не имеем продовольственной независимости, это значит, что мы едим, пока нас кормят, ну, а в каком состоянии находится наше сельское хозяйство, говорить не нужно. То же и о промышленности. Технически грамотная кадровая база находится там же, где и значительная часть населения — на кладбище или по пути к нему. Финансы, как инструмент управления экономикой, подчинены иностранной валюте, то есть, нашей якобы экономикой, управляет не наш капитал, а, следовательно, и называть эту экономику «нашей» некорректно. Если смотреть, исходя из этого угла зрения, то выходит, что, как вы изящно выразились, мы живём в оккупированной стране. Мы сырьевой придаток к производящим экономикам, и между нами и реальными хозяевами земли русской существует буфер в виде власти, которая состоит из нас самих, и для самооправдания нам и самой себе создаёт проблемы, решая которые, производит видимость некого более или менее эффективного управления. Теперь несколько слов о том, что менее очевидно. Двадцать с лишним лет назад мы жили в стране, где у нас было сельское хозяйство, развитая промышленность, и наши деньги были нашими деньгами, но извольте заметить — роль народных масс в этом театре была такой же, как и нынче. У них было столько, сколько им давали, и они точно также ничего не решали на «своей» земле. То есть, для рядового гражданина технической разницы между свободой и оккупацией нет никакой, а вот идеологически разница есть и, смею заметить, огромная, ибо именно идеология формирует гражданина по своему образу и подобию, и она же тонко провоцирует как бы извне реакцию человека на саму себя, вызывая то лояльность, то раздражение. Индивид, таким образом, намертво запечатан в идеологический дискурс и решительно не способен даже выглянуть вовне, дабы различить, что или кто управляет его судьбой. Попробуйте себе представить, что должно произойти, чтобы у рядового гражданина появились рычаги влияния на всю эту невероятную машину. Его индивидуальное самовыражение выглядит смешно, поэтому ему полагается объединиться в массу, а массу должен кто-то возглавлять и направлять. Если рассматривать некие протестные движения, то корректно рассматривать его только при наличии у него головы, поелику существующие в массах протестные чувства, если и являются движением, то, увы, броуновским. Когда же к протестным настроениям масс приделывается некая идеология, тогда оно становится Движением. Очевидно, что тот, кто эту идеологию к массам приделал, и есть её голова, однако, менее очевидно, что и голову эту тоже кто-то приделал. Массы при этом как были чем-то безголовым, так и остались. Масса всегда недовольна. И вот, что любопытно — для осуществления любого направленного движения масса и должна быть недовольна. Любая голова, вырастающая на теле массы, ведёт её, а заодно и себя, к разрядке накопленных внутренних напряжений, одновременно создавая напряжения и фундамент для следующей головы, которая возглавит движение безмозглой туши к тому, чтобы отрезать себе старую голову, ну, и так далее. Любопытно, что решение о более или менее кровопролитной смене головы масса не генерирует, она это решение принимает извне, ей сообщается о том, что это решение надо принять - из головы, ну, а далее следует некий виртуальный спектакль со сменой головы, а массы при этом проливают вполне реальную свою собственную кровь».

Оппозиционеры?

Хомяков говорил долго и со вкусом, и чем дольше он говорил, тем большее беспокойство овладевало Лебедько. На совести у него делалось всё более неловко. Он вдруг почувствовал, что услышав подобные речи из уст, можно сказать, самой власти, он, тем самым, натурально сделался ее сообщником. Душа изнывала от досады, однако, отступать было уже некуда. Решив загладить внутреннюю неловкость хотя бы каким-то вопросом, он прервал струение речи Вадима Юлиановича: «Позвольте, но разве оппозиция не возникает стихийно? Я имею в виду, не системную, а народную оппозицию». Лицо Хомякова вновь усластила улыбка: «Увы, и системную, и не системную оппозицию создаёт сама власть. Когда вдруг возникает персонаж, который заявляет, что он и есть настоящий оппозиционер, то обыватель узнаёт об этом либо из «ящика», либо из Интернета, и ему - обывателю — это если и интересно, то только с позиции, «а чем ты лучше?» Тут персонаж заявляет, что он, дескать, легитимен, а его оппоненты ничуть, потому что они занимают своё место не легитимно, обманув население. И, дескать, легитимную конституцию никто не отменял, и, по словам нашего оппозиционера, получается, что мы живём на оккупированной территории. Теперь зададим себе вопрос, какой же путь во власть мы считаем легитимным? Например, большевики устранили царя, устроили гражданскую войну с морем крови, затем разобрались друг с другом посредством ими же созданных спецслужб, а уцелевшие написали «легитимную» конституцию, в которую мы и веруем. Чувствуете, куда я клоню? Получается, что мы можем говорить о перманентной оккупации. Меняются только внешние формы оккупации.  И либералы-рыночники, и коммунисты не более и не менее легитимны, чем кто угодно, поскольку являются лишь только видимостью, базирующейся на конституции, которая является ничем иным, как симулякром, как это называет современная философия. А вот настоящий оккупант, с точки зрения обывателя, вообще не различим. А на сегодняшнем информационном рынке тема оккупации развёрнута достаточно обширно и собирает немало потребителей, которые свои протестные чувства с удовольствием упакуют в лозунг борьбы с оккупацией. В виртуальном пространстве Интернета появляются сплочённые ряды тех, кто сбрасывает оковы оккупации, вот только сплотились они возле монитора и смотрят, как симулякр их пассионарности берёт штурмом симулякр их власти. На время напряжение сбрасывается, и всем хорошо. Власть за этой ширмой делает то, что хочет, точнее, то, чего хочет хозяин, а народ за этой же ширмой прячется от власти»... Владислав Евгеньевич подивился: «Ловок, чертяка! С одной стороны всех поголовно сдал, а с другой — не придерёшься, дескать, оккупация, она в любом случае оккупация», - однако, голова его шла кругом от услышанного: «Неужто, мы настолько съехали в виртуальность, что даже перестали это осознавать?»

«К сожалению, это так. Положение вещей сейчас очень сильно отличается от того, что было двадцать лет назад, и тем более, от того, что было сто лет назад. Те, кто имеют большие деньги, дабы сохранить их и приумножить, вынуждены разыгрывать не только перед своим народом, но и перед всем миром грандиозные виртуальные спектакли. Вы, наверное, догадываетесь, что, например, таких войн, какие были раньше, в наше время уже не существует и в принципе уже не может существовать. Потому что существует сообщество тех, кто имеет большие деньги, рынок практически поделен, и никто из них, по крайней мере, посредством средств массового поражения ликвидировать друг друга не собирается. А вот сократить численность претендентов на такое же тёплое место под солнцем — их святая обязанность. Война идёт и война единственная — это постепенное и планомерное уничтожение той части населения, которое и называется «массой». Для этого используется отнюдь не вооружение в привычном понимании этого слова, а индустрия, и прежде всего медицина, фармакология, психология, педагогика и в первую голову средства массовой информации и журналистика».

«Я что-то не понимаю! Как же те реальные войны, которые мы уже несколько лет наблюдаем на Ближнем Востоке? А Ливия? А Сирия, наконец?»

«О!», - усмехнулся Хомяков: «Это, действительно, интересный вопрос. Вы уверены, что вы их действительно наблюдаете?». Он потянулся к дипломату, который прежде поставил подле кресла, открыл его и достал планшет: «Давайте-ка мы посмотрим то, как делаются подобные «войны», и как мастерски правительства стран, в эти «войны» втянутые, исполняют свои актёрские роли в грандиозном виртуальном спектакле. Полюбопытствуйте-ка. Вот кадры, которые вы, вероятно, и наблюдали по телевидению и в Интернете. Это съёмки боевых действий. Практически все они делаются на съёмочной стройке под Дамаском. Реальны там только мёртвые».

Вадим Юлианович пролистал несколько кадров, на которых были засняты полуразрушенные дома и военные, изображающие стрельбу. Затем на планшете появилось фото площадки, усеянной трупами. Некоторые из трупов были обезображены и даже разорваны на части. Хомяков внимательно посмотрел на Лебедько, затем ткнул пальцем в фотографию: «Обратите внимание, не находите ли вы странным тот факт, что мы не видим здесь даже и следов крови? При таких ранениях и расчленениях её должно было много, очень много. Где же она? А?» Владислав Евгеньевич, право, был обескуражен, а посему не нашёлся, что ответить и только неловко боднул головой. Вадим Юлианович остался доволен произведённым впечатлением: «Здесь идёт такая же бойня под прикрытием липовых «боёв» липовых «армий», как и в Ливии между так называемыми «туарегами», «повстанцами» и «каддафистами». Кстати, в Ливии так называемой войной прикрыто более ста тысяч обескровленных людей, похороненных в общих могилах».

«Постойте! Погодите! Зачем же обескровленных?», - «А вы представьте себе масштабы добываемой крови и плазмы. Официально, кроме переливания, трупная плазма идёт на изготовление препаратов, известных, как группа «феронов», каковые являются крайне дорогими и востребованными. Помните, в своё время по мировым новостям проходила информация об обнаружении в Израильском аэропорту донорской крови в багаже Папы Римского? Факт, безусловно, был, но как понимать широкую его рекламу мировыми СМИ?»

«К-к-как?», - вопрошал наш герой, у которого всё озвученное попросту не умещалось в мозгах. «Отвечу, несомненно, отвечу», - Хомяков обворожительно улыбнулся, обнажив белоснежные зубы: «Это всё та же системная программа, за которой, с одной стороны, стоит задача обезлюживания матушки-Земли — даже фашистам с их системой концлагерей не снились современные масштабы уничтожения людей второго сорта, кровь которых, заодно, идёт на производство огромного количества генного материала, о назначении которого даже я, к сожалению, не информирован. Давайте же вернёмся к нашим баранам, в смысле, к Папе Римскому. Мировой центр упыризма заинтересован в глобальной программе столкновения Евразии с Западом, а случай с Римским Папой — это попросту начало ее персонификации. Необходимо персонифицировать мировой центр упыризма, когда он, таки, будет обнаружен, а скрывать эту мерзость, происходящую на всех широтах, на всех континентах ещё через некоторое время будет практически невозможно. Посему, крайними в этих бесчинствах уже назначены Ватикан с Папой Римским, «Мировой клуб» с Ротшильдами, Америка с её воинствующими президентами... Согласитесь, можно сказать, очень тонкая и изящная игра! И уже как следствие второго и даже третьего порядка этой игры, выступает грандиозный мировой спектакль с «надувными войнами». В свою очередь, фигурам помельче, типа глав стран и правительств, в этом спектакле предназначены свои роли, кому-то агрессора, кому-то — миротворца, каждый из них найдёт, как обернуть это в деле повышения своего рейтинга».

Владислав Евгеньевич сидел несколько времени молча, силясь выдавить из себя хоть одну осмысленную фразу. Неимоверные усилия привели к тому, что ему это даже удалось: «А как же убийство Каддафи?», - «Не извольте беспокоиться, Каддафи вовсе не был убит в уличной бойне, как об этом трубили средства массовой информации, но... обезврежен, ежели так можно выразиться, он всё же был, причём несколько иным путём, и вовсе не в ходе войны, а только потому, что дерзнул нарушить правила игры, за которые ему выходить не следовало бы».

«Кто же?! Кто же, чёрт возьми, те люди, или точнее было бы назвать их нелюдями, для которых не то, что президенты стран, но даже Папа Римский и Ротшильды — всего лишь дурилки картонные?», - вскричал Лебедько, багровея и сжимая кулаки. «Полноте! Зачем так беспокоиться и портить себе нервы? С вас же пока кровь не скачивают, а об этих людях, или как вы изволили их остроумно назвать - «нелюдях», боюсь, вам не сможет внятно рассказать, даже если бы и захотел, и тот, кто вызвал нас с вами в этот кабинет. Однако, что это мы с вами всё о грустном? Я-то вам хотел, было, показать весьма жизнеутверждающие фотографии, сделанные несколько дней назад в Сирии. Гляньте-ка сюда — какие радостные и беззаботные лица сирийских студентов и аспирантов университетов Дамаска и Аллеппо. А вот перед вами город Хомс, абсолютно целый и невредимый, тот самый Хомс, который в новостях уже раз пять, как снесли с лица земли в ходе «военных действий». Ну, а ежели вы не верите этим фотографиям, давайте откроем Фейсбук, кликнем кнопку «Найти друзей», теперь в поле «Город» набираем — «Хомс», и что мы видим? А видим мы более семидесяти тысяч лайков — видимо, столько пользователей социальной сети в Хомсе, а далее мы можем долгое время перелистывать имена и фотографии людей живущих и благополучно заходящих в сеть в этом, так сказать «стёртом с лица земли» городе. Ну, как — убедительно?» «Здесь есть туалет?», - пролепетал Владислав Евгеньевич. «Безусловно. Отодвиньте шторку и поверните ручку вниз».

На подступах к вопросу.

"Автор, признаться, вначале был не на шутку обеспокоен психическим состоянием своего героя. То, что было только что услышано им, противоречит не только пресловутому здравому смыслу, но и вообще может в корне пошатнуть мировоззрение, ибо даже человек, прилежно штудирующий затронутую Хомяковым тему на просторах Интернета, сталкивается со сколько-нибудь да укладывающейся в черепную коробку информацией, здесь же Владислав Евгеньевич с размаху угодил в мир решительно инфернальной фантастики. И что прикажете ему делать? Можно, конечно, пофантазировать на предмет того, что Хомяков разыгрывал для него некое душераздирающее представление, но что он за птица, перед которой не какой-нибудь молоденький блогер, а сам Вадим Юлианович Хомяков тратил бы своё драгоценнейшее время только для того, чтобы покуражиться над ним? Исключено. И вот стоит наш Лебедько в туалетной комнате, да периодически зачерпнув воды из-под крану, окатывает ею своё лицо и шею, дабы хоть как-то привести себя в чувство. Признаться, автор, все-таки, удовлетворён поведением своего героя и не боится уже за его рассудок, ибо выучку последний прошёл более, чем основательную. Минут через пять он найдёт в себе силы к продолжению разговора. Оставим же его полоскаться водичкой и вернёмся к Вадиму Юлиановичу. Хомяков пребывал в задумчивости. Его преследовала мысль о том, как бы, якобы, невзначай слить в уши нашего героя ещё одну информацию для распространения путём, так сказать, краудсорсинга.

Между различными кремлёвскими кланами давно уже шла война за выживание. Поэтому любая даже незначительная, как в данном случае, утечка определённой информации лишней не будет никогда. Много раз он использовал этот приём, и по опыту своему убедился, что наилучшим образом он срабатывает именно через случайных людей, таких как этот самый Лебедько. Задача Хомякова, собственно, состояла в том, чтобы принудить Владислава Евгеньевича задать нужный вопрос. Что, впрочем, после разогрева на тему Сирии может оказаться не сложным.

Тем временем наш герой возвернулся в состояние более или менее внятного мышления, и пришёл к выводу, что в том, что он только что имел неудовольствие услышать, несомненно была хоть какая-то доля правды. А может быть, Вадим Юлианович и вовсе был искренен как на исповеди? Мозг нашего героя по-прежнему был не в состоянии сложить всё услышанное в сколько-нибудь упорядоченную картину, тем не менее, Владислав Евгеньевич решил положиться на мудрость своей психики, которая со временем должна таки вновь обрести хотя бы некоторую цельность, тем более, что от многочисленных учителей своих он уже уразумел, что окончательной целостности добиться и вовсе невозможно. Разве что в структуре Воображаемого. Но возвращаться под его уютную сень начинающий авантюрист уже не желал ни в коем разе. Всё большую и отчётливую силу набирал в нём голос Игрока. Вытерши физиономию свою изрядной пачкой бумажных полотенец, он откашлялся и, постаравшись придать себе насколько это возможно было в данной ситуации невозмутимый вид, воротился в комнату и сел в кресло подле Хомякова.

Последний вновь одарил его своей обаятельнейшей улыбкой и произнёс: «В моём расположении ещё десять-пятнадцать свободных минут, готов удовлетворить ваше любопытство по любому интересующему вас вопросу. Кстати... ммм... могу позабавить вас одной действительно жизнеутверждающей фотографией, так сказать из первых рук». С этими словами он ткнул пальцем в иконку на планшете, и перед взорами Владислава Евгеньевича предстала действительно забавная картинка. Первое лицо государства, одетое в широкополую шляпу и заправские рыбачьи ботфорты, улыбаясь, держало в царственных руках своих весьма приличного размера щуку, килограмм эдак на тридцать.

«Ого!», - присвистнул Лебедько: «Он, оказывается, ещё и заправский рыбак?» Хомяков молчал, внимательно взирая на нашего героя и, в свою очередь, ожидая клёва уже с его стороны. Уже упомянутый выше Игрок, пробуждающийся во Владиславе Евгеньевиче, казалось, понял, чего тот ждёт: «Вы знаете, а меня это, всё же, несколько беспокоит, право какие-то детские шалости, то амфора со дна морского, то полёт на дельтаплане во главе стаи стерхов, теперь вот эта щука… Я, конечно, понимаю, что всяк развлекается, как может, и тем более настолько, насколько позволяют средства, но зачем же раздувать всё это в средствах массовой информации? Признаться, имел удовольствие прочесть небольшую статейку одного уже достаточно пожилого психотерапевта, который объяснял подобные явления комплексом неполноценности. Дескать, серая непримечательная молодость, длительный этап работы на исполнительных должностях, и вот теперь мы имеем раздувшийся донельзя нарциссцизм»".

Вопрос.

"Вадим Юлианович удовлетворённо погасил планшет и уложил его в дипломат. Рыба заглотила наживку: «О, нет, уважаемый Владислав Евгеньевич, объяснить всё подростковыми комплексами, как это проинтерпретировал ваш психотерапевт, и как, впрочем, не трудно интерпретировать даже обывателю, это значит полностью обесценить тот колоссальный стратегический ход, который готовят для обывателей имиджмейкеры и, соответственно, те, кто за ними стоит. Вы, как я понимаю, психолог, а стало быть, прекрасно понимаете, что в нашей психике существует так называемый архаический слой, и сформированные в определённой комбинации образы, способны воздействовать на этот слой необычайно сильно. Говоря проще, амфора, стерхи, щука и то, что планируется далее, будет так организовано и подано для архаического слоя психики масс, что на уровне глубинного мифологического сознания восприниматься это будет примерно так же, как древними греками воспринимались, скажем, десять подвигов Геракла, или же так, как древними египтянами воспринимались деяния фараонов. Причём на сознательном уровне обыватель может даже посмеиваться над подобными «подвигами», подвергать их критике, обсуждать на форумах с определённой толикой ехидства и так далее, но, уж, поверьте мне, как опытному политтехнологу, на глубинном уровне, а значит, на уровне определяющем, подлинное отношение к фигуре будет именно как к фараону, имеющему божественную и непререкаемую власть. Имейте это в виду на всякий случай».

«Вадим Юлианович, а что если я по материалам нашей с вами беседы напишу статью, а то и вовсе книгу? И в качестве источника информации укажу вас?», - «Пишите, конечно, кто же вам мешает? Даже обязательно напишите, только я тут совершенно не причём, я вас никогда не видел, мы не знакомы, нет никаких свидетелей нашей беседы, да и вообще с какой стати мне всё это рассказывать именно вам? Даже если какой-нибудь журналист из жёлтой газетёнки осмелится задать мне на эту тему какой-нибудь вопрос, я попросту проигнорирую его. Но вы... вы всё-таки напишите, многие вам не поверят, у иных сложится какое-то своё мнение, третьи примут вашу гипотезу за сенсацию... Впрочем, прошу прощения, меня ждут неотложные дела, прощайте». Изящное рукопожатие, и буквально через минуту Хомяков растворился за дверью, как будто его здесь и не было. Ещё минут через десять дверь вновь отворилась, и давешний водитель, доставивший Владислава Евгеньевича в сии апартаменты, также вежливо предложил ему следовать за ним. Спустя полчаса с небольшим, наш герой вновь оказался в квартире Муромцева, где ему и предложено было остаться до завтра, в ожидании следующей встречи с Кукловодом. "