В компании «Кринум», базирующейся в Западной Сибири в поселке Барсово, есть много странностей и нестыковок.

Во-первых, согласно регистрационным документам, она занимается уборкой территории, удалением отходов и сточных вод. Вторая странность — это ее адрес в каталоге компаний, который приведет вас на промышленную территорию на склад фирмы «Сургут мебель». В журнале у охранника такая компания не значится.

Далее, возникает вопрос по поводу баланса. Согласно цифрам, которые компания обязана ежегодно предоставлять российскому государственному статистическому агентству, по состоянию на 31 декабря 2012 года объем долгосрочных активов у «Кринум» составлял 35 миллиардов рублей, или 1,1 миллиарда долларов. Неплохо для компании по уборке помещений и территорий, которая физически просто не существует.

Другой кусочек этой головоломки приближает нас к разгадке истинного предназначения «Кринума». У ее генерального директора Ольги Пустоваловой такое же имя и фамилия, как у главного бухгалтера «Сургутнефтегаза» — нефтяной компании со штаб-квартирой в городе Сургуте, что в получасе езды от Барсово. Пустовалова по телефону подтвердила, что является директором «Кринума», но на дальнейшие вопросы отвечать отказалась.

«Кринум» и еще более 20 аналогичных предприятий, компаний и организаций, разбросанных по Сургуту и его окрестностям, это и есть ключ к разгадке той головоломки, которая озадачивает аналитиков вот уже десять лет: кто владеет четвертой в России нефтяной компанией?

Единственная подсказка заключается в том, что акциями компании Сургутнефтегаз владеют ее сотрудники, и что стоимость активов на их балансе (о чем они должны ежегодно сообщать в Росстат) полностью соответствует цене акций Сургутнефтегаза. Об этом говорит эксперт по российскому нефтегазовому сектору из группы «Ренессанс Капитал» Ильдар Давлетшин.

Согласно его оценкам, опубликованным в прошлом году в исследовательском докладе, 75 процентов компании находится именно в такой собственности. «Думаю, нет никаких сомнений в том, где находятся эти акции», — говорит он.

Даже мэр Сургута Дмитрий Попов, и тот категорически заявляет, что не имеет никакой информации о том, кто владеет компанией, на 70 процентов пополняющей городской бюджет. Структура собственности Сургутнефтегаза похожа на военную тайну, и по мнению Попова, это делается для того, чтобы не допустить враждебных поглощений и захватов.

Известный своей таинственностью Сургутнефтегаз никогда не раскрывал информацию о том, кто владеет его акциями, и почему у компании такая сложная структура, в которой одна фирма владеет другой, другая третьей и так далее по цепочке.

В последний раз руководство Сургутнефтегаза публично отвечало на этот вопрос в 2008 году, когда скрытный гендиректор компании Владимир Богданов заявил на конференции инвесторов в Сургуте, что он и сам не знает, кому принадлежит контрольный пакет акций. Он рассказал, что его собственная доля составляет менее 2 процентов, а это не дает ему права доступа к реестру акционеров. Это действительно так, но его ответ многие посчитали неполным, так как члены административного руководства компании контролируют большое количество акций не напрямую и вполне могли поделиться с ним информацией о собственниках.

Владимир Милов, до 2002 года занимавший пост министра энергетики, сказал, что непрозрачная структура собственности вполне может быть предназначена для того, чтобы скрыть имена акционеров из высоких политических кругов, возможно даже, из высших кремлевских эшелонов. «Структура собственности Сургутнефтегаза это самый главный секрет в российской нефтяной отрасли», — заявил он.

Жители города нефтяников Сургута, который появился на карте в 1960-е годы, когда в Западной Сибири были найдены первые нефтяные месторождения, встают на защиту Богданова, поскольку считают его своим героем. В его компании работает немало горожан, и она обеспечивает большую часть сургутского бюджета.

Мало кто проявляет желание взглянуть в зубы дареному коню. Генеральный директор местного информационного агентства «СИА-Пресс» Тарас Самборский объясняет таинственность компании необычными индивидуальными особенностями Богданова. «Он патологически застенчив», — говорит журналист.

У Сургутнефтегаза есть и другие необычные особенности. Компания накопила примерно 30 миллиардов долларов наличных средств, а вот суммы дивидендов вызывают разочарование у аналитиков. Кроме того, компания совершила несколько весьма любопытных трат — скажем, отремонтировала базу атомных подводных лодок на Камчатке, за что президент Владимир Путин поблагодарил ее в своей газетной статье об оборонной политике в 2012 году. «Многие государственные компании ведут себя как частные, а Сургутнефтегаз, будучи частной компанией, ведет себя как государственная», — говорит Самборский.

Поскольку у компании есть проблемы с прозрачностью, она при определении цены акции редко учитывает огромные денежные поступления на свой баланс, не говоря уже о цене нефти, говорят аналитики.

Из-за своей непрозрачности Сургутнефтегаз не смог в 2009 году приобрести 21 процент акций венгерского нефтеперерабатывающего предприятия MOL, которое отказалось регистрировать нефтяную компанию в качестве акционера, если она не предоставит информацию о собственниках. Сургутнефтегаз в 2011 году продал этот пакет акций, причем с выгодой для себя.

Партнер московской юридической фирмы «Юст» Артур Рохлин заявляет, что у такой сложной системы собственности Сургутнефтегаза, в которой он владеет структурами, владеющими компанией, могут быть три причины: сосредоточение контроля в руках руководства, оборонительная стратегия против враждебных захватов и стремление скрыть настоящих владельцев.

Похоже, что сейчас действуют и играют свою роль все три причины. Запутанная структура собственности — это наследие 1994-1996 годов, когда Сургутнефтегаз был приватизирован. Если другие компании, такие как ЮКОС и ТНК, попали в руки к банкирам и олигархам, то Сургутнефтегаз оказался в числе тех немногих, кому удалось сохранить собственность «трудового коллектива», возглавляемого Богдановым, который работает там уже 33 года. Но с тех пор на сцене появились и другие владельцы.

Так, история Сургутнефтегаза показывает его тесные связи с группой бизнесменов, которые заняли видное положение с приходом на пост президента Владимира Путина в 2000 году. Под его руководством они достигли сияющих высот — как и их состояния. Сургутнефтегаз проявляет необычную преданность по отношению к деловым кругам, связанным с одним человеком по имени Геннадий Тимченко.

С момента своей приватизации до 2003 года Сургутнефтегаз продавал значительную часть своей продукции через трейдинговую компанию «Кинэкс», находившуюся в собственности у группы бизнесменов, включая Тимченко. В 2003 году, когда Тимченко поссорился со своими партнерами по Кинэксу, Сургутнефтегаз аннулировал контракты с этим трейдером и начал торговать через новую компанию Тимченко Gunvor, которая позже стала третьей трейдинговой компанией в мире, чему помогли ее связи с Сургутнефтегазом и Роснефтью.

Как говорит Тимченко, его успешные действия по получению доступа к сургутской нефти это результат упорного труда и деловой сметки. «Кто проводил дни и ночи в Сургуте? Кто посадил там свою печень? Я!» — заявил он в октябре 2012 года русскоязычному изданию журнала Forbes, использовав образное русское выражение, означающее потребление большого количества алкоголя. Однако один банковский аналитик, пожелавший остаться неизвестным, заявил, что такая преданность Сургутнефтегаза торговым компаниям Тимченко весьма необычна. «Такого рода подарки обычно дарят акционерам», — сказал он.

Тимченко отрицает, что ему принадлежит большая доля в компании, а его пресс-секретарь Стюарт Лизор (Stuart Leasor) заявил Financial Times, что бизнесмену принадлежит менее 0,01 процента акций Сургутнефтегаза.

Один британский активист и акционер Билл Браудер (Bill Browder) в 2005 году понял, насколько трудно выявить конечных выгодоприобретателей по этим акциям.

Купив небольшой пакет акций Сургутнефтегаза, он отправился в суд за получением дополнительной информации о значительной части акций, принадлежащих непрозрачным структурам, которые в то время числились на балансе компании. Браудер попытался добиться их аннулирования как акций в собственности компании. Однако за пять дней до того, как конституционный суд страны должен был рассмотреть его иск к Сургутнефтегазу, бизнесмена выдворили из России.

Вопрос о собственности возник снова и всерьез в апреле нынешнего года, когда Сургутнефтегаз опубликовал свою первую за десять лет финансовую отчетность, проверенную в соответствии с международными стандартами. Это стало результатом президентского указа, в котором такое требование предъявляется ко всем российским компаниям.

Результаты показали нечто странное: акции на 15 миллиардов долларов, составляющие примерно 40 процентов акционерного капитала Сургутнефтегаза и находившиеся на балансе компании с 2002 года (в том году была последняя проверка отчетности по стандартам МСФО), просто исчезли.

«Единственное объяснение такого исчезновения акций может состоять в том, что их продали. Но кому, и за какие деньги — этого никто не знает, и никаких объявлений по этому поводу не было», — сказал один аналитик, пожелавший сохранить анонимность.

Во время представления отчетности в апреле аналитики получили возможность задать руководству Сургутнефтегаза вопросы об этих акциях. Ответ был такой: «Закон не требует раскрытия этой информации».

Однако, как отмечают юристы, Сургутнефтегаз ходит по краю, если акции действительно были переданы новым собственникам. Если продажа акций не осуществлялась единовременными пакетами более 5 процентов, то действительно, раскрытие такой информации по закону не требуется, как не требуется и решение совета директоров. «С чисто правовой точки зрения они действуют в рамках закона, — заявил юрист Анатолий Юшин из московской фирмы AST Legal. — Однако с точки зрения передовой мировой практики и норм, они явно его нарушают».

Реакция рынка оказалась довольно приглушенной. Один аналитик так сказал об опасениях инвесторов по поводу загадочной структуры собственности Сургутнефтегаза: «Кто-то должен подать в суд, но посмотрите, что случилось с Браудером».