Иранское руководство, готовясь к премьере Хасана Роухани в ООН, оценивало участие нового президента в 68-й сессии Генеральной ассамблеи как решающий момент в 35-летней истории дипломатии Ирана после исламской революции. Роухани за несколько месяцев сделал уже больше сильных дипломатических шагов, чем его предшественник за два срока президентства. Пока роль первопроходца на пути продвижения новых внешнеполитических инициатив Тегерана ему удаётся. Иран демонстрирует миру новую дипломатию, получившую благословение главы ИРИ аятоллы Хаменеи на «героическую гибкость», главным образом в отношениях с Соединёнными Штатами…

Вопрос в том, насколько президент Ирана может позволить себе быть «героически гибким» и как далеко он может пойти в уступках Вашингтону, остается пока без ответа. Очная встреча президентов на сессии Генассамблеи не состоялась. Якобы сам Роухани от подобного общения отказался, посчитав его преждевременным и легкомысленным шагом, хотя первоначально идея мимолетной неформальной встречи исходила от Ирана. Американцы медлили с ответом, затем согласились, и в итоге получили иранский отказ, за которым последовала очередная инициатива из Тегерана – переговорить по телефону. Вместо коридорной сработала иранская телефонная дипломатия. 

По просьбе иранской стороны Обама всё-таки позвонил Роухани, правда, уже в тот момент, когда иранский президент был на пути в аэропорт для возвращения из Нью-Йорка на родину. Президенты попытались в 15-минутном телефонном разговоре после 35-летнего молчания придать стартовый импульс совместной работе. Этот телефонный разговор сразу же оказался во главе мировых новостей, стал сенсацией в политических и информационных кругах. 

Комментируя разговор, Обама намекнул на возможное урегулирование ядерной проблемы Ирана, хотя и отметил, что на пути к этому немало препятствий. 

Одно из препятствий и главная проблема для Роухани – это не международное сообщество, а его оппоненты в собственной стране. Для тех, кто не забывает, что президент ИРИ – не первое, а второе лицо в государстве, официальный Тегеран подтвердил, что Роухани и его правительство имеют полномочия от духовного лидера аятоллы Али Хаменеи на ведение переговоров по любым вопросам, затрагивающим безопасность Ирана. Это напоминание, правда, больше адресовано политическим противникам Роухани в собственной стране, которые накануне его поездки в Нью-Йорк предупреждали, что урегулирования отношений между Ираном и США хотят лишь реформисты, стремящиеся провести остаток дней в Америке. Несмотря на то, что иранские военные из КСИР пока не имеют намерений вмешаться в дипломатию Роухани, своего негативного отношения к слишком поспешным шагам иранской дипломатии в отношении Вашингтона они не скрывают. 

Речь идёт о противостоянии двух позиций в иранских политических элитах. Антиамериканские тенденции с приходом нового руководства оказались в тени публичной внешней политики, мир стал свидетелем новой дипломатии Тегерана с явным акцентом на нормализацию отношений с Соединенными Штатами и ведущими странами Евросоюза. Это становится лейтмотивом иранской дипломатии, нацеленной на получение взамен уступок быстрой отмены западных санкций. Однако поиск компромиссов и взаимоприемлемых решений для Ирана не обещает быть легким: санкции по-прежнему рассматриваются в США как незаменимый атрибут американского давления. 

Оценивая последние дипломатические инициативы Ирана, большинство американских сенаторов считает их «красивыми словами», не более. Звучит это так: «Иран не является другом, чьё слово может быть принято в качестве обещания». В период ожидания несостоявшейся встречи Обамы и Роухани американскому президенту напомнили о неизменности позиции конгресса, изложенной в письме от 2 августа, подписанном 76 сенаторами. В документе указаны четыре стратегических требования к политике США в отношении Ирана: сохранение и ужесточение санкций, демонстрация убедительной угрозы применения силы, приверженность публичной позиции по недопустимости появления у Тегерана ядерного оружия, выражение открытости к переговорам. Среди подписантов письма - сенатор Джон Маккейн, который советует Обаме ни в коем случае не снижать воздействие на Иран санкциями именно сейчас, когда иранское руководство всерьез озаботилось их парализующими последствиями для своей экономики. 

Резюмируя позицию конгресса, отметим, что в данный момент абсолютное большинство конгрессменов считает отмену или ослабление санкций против Ирана «крайне контрпродуктивным» решением. При этом официальный Вашингтон не забывает и о претензиях, которые остаются за кулисами иранской ядерной проблемы. Речь идёт о соблюдении прав человека и нарушениях политических свобод гражданского общества, всесторонней поддержке «Хезболлы» в противовес Израилю, военном сотрудничестве с Башаром Асадом в сирийском конфликте. 

Иран и Сирия до недавнего времени воевали против США из одного окопа, теперь же Запад требует от Тегерана отказаться от попыток сохранить Асада у власти. В ответ Роухани подтверждает заинтересованность в урегулировании сирийского кризиса, в прекращении гражданской войны и гарантировании права на самоопределение сирийского народа. Иран убежден, что война в Сирии - это не война между оппозицией и войсками Асада, а война между сирийским правительством и террористами, которые пришли в страну из-за рубежа, оттуда поддерживаются и вооружаются. 

На сессии Генассамблеи Иран поддержал принятие Советом Безопасности ООН резолюцию по Сирии в поддержку плана Организации по запрещению химического оружия, направленного на уничтожение сирийского арсенала боевых отравляющих веществ. Кстати, пункт решения ОЗХО о призыве ко всем странам присоединиться к Конвенции по запрещению химического оружия внес именно Иран, а США его поддержали. При этом Тегеран намерен взаимодействовать с Москвой в сирийском урегулировании и готов принять приглашение на международную конференцию «Женева-2» по обсуждению сирийского вопроса, если ему не будут предъявлены предварительные условия. А они есть. 

Запад требует от Ирана согласиться с тем, что в Сирии нужны перемены, страна уже никогда не вернется к прежнему господству алавитов. Именно этого добивался президент Франции Франсуа Олланд в ходе встречи с Роухани в Нью-Йорке, говоря о содействии Ирана в урегулировании сирийского кризиса политическим путем. Эти переговоры стали для президентов первой личной встречей за последние восемь лет. В Тегеране факт проведения встречи оценен высоко, мероприятие вполне вписывается в новую иранскую дипломатию, ссылаясь на него можно говорить о первом шаге в восстановлении отношений с Европой, но выдвинутое условие сразу же заводит появившиеся перспективы в тупик. Допустить подобное изменение баланса сил в Сирии означало бы для Тегерана не уступку, а поражение. К «обмену» самого верного и единственного союзника в арабском мире на участие в «Женеве-2» Иран не готов. А ещё точнее, для Роухани согласиться на подобное предложение Запада равносильно политическому самоубийству. Ведь не секрет, что иранской политикой в Сирии и Ливане всегда занимались военные из КСИР. Здесь «героическая гибкость» новой дипломатии не пройдёт. Поэтому Тегеран и выступает против любых предварительных условий его участия в «Женеве-2». Поддержать эту позицию, пожалуй, может только Россия. 

Говоря о месте России в новой дипломатии Ирана, нельзя не заметить, что в Тегеране стали как-то робеть говорить вслух о своем партнёрстве с Москвой. Может даже сложиться впечатление, что новые лица в иранском руководстве смущаются публично признавать успехи совместных с Россией мер в предотвращении военной агрессии США против Сирии. На полях ГА ООН Москва отстаивала право Ирана на мирный атом, продвигая российскую инициативу смягчения режима санкций. На встрече в Нью-Йорке «шестёрки» посредников по иранской ядерной проблеме Лавров и Зариф провели первую личную встречу, министры «быстро нашли общий язык», их переговоры были «весьма обнадеживающими». На этом фоне раздающиеся из Тегерана голоса о том, что Россия в последние годы не раз разыгрывала «иранскую карту» в своих сделках с американцами, чтобы добиться уступок от Запада, представляются крайне несправедливыми. Есть еще и домыслы на тот счёт, что, мол, за годы действия жёстких санкций Запада Москва извлекла немало экономической выгоды - и это при сократившемся на 40-45% объеме товарооборота за 2012 год, едва достигшем 2,4 млрд. долларов. Суть подобных оценок - в стремлении представить Россию как тормоз еще не начавшего движения ирано-американского локомотива. 

А кто же тогда союзники Ирана в «героической гибкости» новой дипломатии? Оказывается, те страны, которым санкции США отрезали доступ к иранскому рынку. В их число входят, прежде всего, страны Евросоюза, объявившие в прошлом году Ирану нефтяное эмбарго, а потом еще, на всякий случай, и такую же полномасштабную блокаду газового сектора. По некоторым иранским оценкам, теперь страны ЕС «всеми силами стараются посредничать в налаживании американо-иранских связей с тем, чтобы облегчить себе выход из экономического кризиса». 

Новые дипломатические инициативы Тегерана имеют стратегическое значение не только для Ирана. Можно говорить об их направленности на изменение всей геополитической архитектуры Ближнего Востока. Однако вероятность ирано-американского сближения даже в пределах «героической гибкости» весьма низка. То, что может быть выгодным для ИРИ, остаётся пока неприемлемым для США. С точки зрения Вашингтона возможности принципиально улучшить отношения с иранцами и не нарушить баланс сотрудничества с Израилем и Саудовской Аравией, другими странами Залива в настоящее время нет. Топтать дорожку к Белому дому Тегерану всё равно придётся через нормализацию отношений с этими странами. В отношении Израиля подобная перспектива для новой иранской дипломатии остаётся пока за гранью допустимого.