Нацистский жаргон — понятия, которые не «изжиты» ("Die Welt", Германия)

Джозеф Хайд

В одном эпизоде из фильма Стивена Спилберга «Список Шиндлера» разворачивается небольшой лингвистический диалог о значении слов - секретарь Шиндлера Ицхак Штерн высказывает свои сомнения: «В инструкциях из Берлина всё чаще говорится об «особом обращении». Надеюсь, они имеют в виду не то, о чем я подумал». Шиндлер: «Привилегированное обращение, обслуживание вне очереди, так пойдёт? Не изобретать же нам теперь новый язык?» Ответ Штерна: «Думаю, уже изобрели». «Особое обращение», «спец-обслуживание» или «спец-обработка»: в слове Sonderbehandlung есть корень Hand - «рука».

Рука может гладить и бить, ласкать и наказывать, может даже убить. Можно «ударить по рукам», заключив сделку, а можно совсем иначе. Можно попасть в руки врача, который будет лечить, в руки мастера, которые будут обслуживать, или, оказавшись в руках палача, подвергнутся «обработке». Тот, кто её осуществляет - господин положения, он действует с позиции силы, руководствуясь собственными желаниями или прихотями, а чаще злым умыслом. Сложные слова, композиты, образованные от глагола handeln: behandeln - «обращаться, обходиться; обслуживать; обрабатывать, подвергать обработке; лечить» и misshandeln - «жестоко обращаться; истязать; издеваться», будучи снабженными фатально «властолюбивыми» приставками, сразу получают переходное значение, их действие переходит на «объект» этого действия. За значением слов, образованных от handeln, тянется особый исторический шлейф.

По различным причинам из немецкого языкового корпуса выделяются слова, возможно, худшие и самые страшные из всех нацистских неологизмов: Sonderbehandlung - «особое обращение» или «спец-обработка» и Endlösung - «окончательное решение». Совершенно ясно, что эти эвфемизмы означают ни что иное, как уничтожение людей. Endlösung значило уничтожение целых народов, убийство одного человека называлось Sonderbehandlung.

Преобладание биологизмов

Нацистскому жаргону имманентно присущи биологизмы. Наивысшей степенью «языкового» унижения человека стали термины, опробованные и отработанные на евреях и славянских народах: «паразиты», «недочеловек», «расово-неполноценный».

В свое время почти одновременно вышли две работы, посвящённые фундаментальной критике языка нацистов: в 1945-46 в Восточной Германии - «LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога» Виктора Клемперера и в 1957 - «Словарь изверга» (Aus dem Wörterbuch des Unmenschen) Штернберга, Шторца и Зюскинда в Западной, обе работы стали основополагающими по этой теме. Однако прошло целых 70 лет, пока не появился ещё один фундаментальный труд по истории языка нацистов - Хорста Дитера Шлоссера.

Резкие изменения в истории немецкого языка, несомненно, не связаны прямо с приходом Гитлера к власти. Задолго до национал-социалистской диктатуры в обществе уже наметились определённые языковые тенденции и психологические склонности, которые лишь были использованы нацистами: пропагандистская сила национал-социалистской идиоматики заключалась в семантическом сужении уже имевшихся в наличии концептов.

Идеологическая нагрузка повседневной речи

Национал-социалисты, согласно исследованию Шлоссера, преобразовали «свой» язык в «официальный государственный язык», придав ему значение всемогущества и привнеся в него уже существовавшие речевые штампы с выгодной для них идеологической и политической нагрузкой, не допуская никаких отклонений. Но даже эта ловкая манипуляция с языком никогда и ни за что не оказала бы такого влияния на людей, если бы немцы не были настолько восприимчивы к «вколачиванию» в их головы столь жесткого направления мыслей и чувств.

Даже такие сугубо штатские вопросы, как повышение рождаемости, занятость населения или суррогатная замена профсоюзам были милитаризированы: «Сражение за рождаемость» (Geburtenschlacht), «Трудовое сражение» (Arbeitsschlacht), «Рабочий фронт» (Arbeitsfront). Даже такое понятие, как «Рождество военного времени» (Kriegsweihnachten) было не более, чем попыткой придать угрозе видимость нормальной ситуации.

При всей реакционности нацистской идеологии, что нельзя упускать из виду, в языке использовались «прогрессивные» обороты из области техники, что являлось отражением внутренних противоречий режима. В ходу были разные технические метафоры от «выключения» (Ausschaltung), «подключения» (Gleichschaltung - термин, который использовался национал-социалистами для обозначения захвата контроля над общественными и политическими процессами в Германии - прим. пер.) и до «насыщения, полной загрузки» (Vollauslastung). Нацисты также не скупились на чудовищные языковые преувеличения, что вполне объясняется известной нацистской гигантоманией.

«Слова как крохотные дозы мышьяка»

Показательны примеры так называемых «элативов», прилагательных в значении безотносительно высокой степени качества: absolut - «абсолютный» или ewig - «вечный». Нередко употребление таких прилагательных в сравнительной и превосходной степенях совершенно доходило до абсурда и лишало их всякого смысла, примером чему может служить то, что сделал Геббельс в своей речи о «тотальной войне» во Дворце спорта со словом totaler (грамматически невозможная сравнительная степень прилагательного «тотальный» - прим. пер.).

В своих выводах Шлоссер апеллирует к филологу Виктору Клемпереру: «Речь Третьего Рейха едина в своей чудовищности, со всеми вытекающими отсюда последствиями и проявлениями».

Составленные из броских лозунгов и особых ключевых слов мантры нацистов, которые они без устали твердили подобно буддийским монахам, имели влияние даже на людей, обладавших, казалось бы, неким «иммунитетом» против нацистской идеологии: «Слова могут иметь такой же эффект, как и крохотные дозы мышьяка; они проглатываются незаметно, кажется, не производят никакого эффекта, но через некоторое время яд действует». Так считает Клемперер. Этот «яд», вводимый в рамках семантической стратегии, накапливаясь в лошадиных дозах, снижал психологический барьер перед собственным беззаконием и ужасными преступлениями.

Язык как маска власти

Язык - маска власти. Если долго и пристально как бы рассматривать ткань языка на просвет, как это сделал Шлоссер, если искать в сплетениях этой ткани определённые закономерности, то обнаруживается их нормативность. К примеру, соответствующее использование слова Endsieg - «окончательная победа» - показывает, насколько семантическое значение слова зависит от контекста его употребления.

Существует огромная разница между тем, как эмигрант Лион Фейхтвангер связывает с этим словом свои надежды на окончательную ликвидацию нацистского режима, и тем, как нацистская пропаганда с помощью этого слова взывает к победе, несмотря на реальную ситуацию, пытаясь обмануть собственный народ.

Даже после краха нацистского режима потребовалось время для того, чтобы немцы смогли избавиться от «накатанных», внедрённых в их сознание образов и речевых шаблонов. Мы - поколение, родившееся после краха национал-социализма - всё ещё заложники жаргона нацистов. Вот примеры такого словоупотребления: Kristallnacht, также Reichskristallnacht - «Хрустальная ночь» или «Имперская хрустальная ночь» (о погроме в ночь на 9 ноября 1938, послужившем началом массового уничтожения евреев в фашистской Германии - прим. пер.); Judenrat - «еврейский совет»; Selektion -  «[расовая] селекция», Aktion - «[антиеврейская] акция» (об антисемитских «мероприятиях», погромах, экспроприациях и уничтожении евреев - прим. пер.); Arisierung - «аризация» (об ограблении евреев, экспроприации их имущества в собственность «арийской расы» - прим. пер.); Umsiedlung - «переселение» (о геноциде - прим. пер.), Schutzhaft - «охранный арест»; Drittes Reich - «Третий рейх»... И все прочие понятия, которые до сих пор не изжиты.

Несомненно, нацисты в своей мизантропии дискредитировали немецкий язык, и после 1945 года пришлось запретить употребление определённых «зараженных» понятий и терминов. Даже если человек не создает язык сам, всё равно, по мнению Дольфа Штернбергера, он несёт ответственность за свой язык, за собственное словоупотребление.

Понятия, которые не изжиты

В конце своей книги Шлоссер делает слишком уж дерзкое сравнение, когда ссылается на примеры словоупотребления в ГДР, использовавшиеся, по его мнению, режимом для скрытого подавления за счёт различных табу, эвфемизмов и приукрашиваний. Он считает, что в восточной части Германии «квазитрансцендентная ориентация» лишь сместилась от «расы» к «рабочему классу».

В целом, Шлоссер видит в замене «национал-социализма» «антифашизмом» одну только «смену этикеток», тем более что «безмолвные» меры подавления «правящей клики» в ГДР были, как он считает, «ничуть не лучше» мер нацистского режима. Здесь, конечно, Шлоссер заходит слишком далеко в своих выводах - перелёт. При всех мерах подавления, практиковавшихся при «реальном социализме» в ГДР, не может быть и речи ни о каком их сравнении с нацистскими преступлениями, в виду исключительности и уникальности последних.

Анонс книги Хорста Дитера Шлоссера «Язык под знаком свастики. Другая история национал-социализма» (Horst Dieter Schlosser: Sprache unterm Hakenkreuz. Eine andere Geschichte des Nationalsozialismus. Böhlau Verlag, 423 S.)