Гомосексуализм как высшая стадия либерализма

А ведь как красиво и хорошо начинали.

«Честные выборы», «нас обманули», «Россия будет свободной!».

От всего этого не осталось и следа.

Из высоких принципов на повестке осталась только борьба за гомосексуализм.

Белое знамя спущено и над электронно-печатными цитаделями свободолюбия взвились радужные стяги.

Идеология честных выборов и абстрактной справедливости сменилась борьбой за право распоряжаться своей (и чужой) задницей не по назначению.

Некоторым такой сдвиг кажется досадным срывом, некоторым - происками власти, которая раздувая эту тематику, марает чистые ризы оппозиции, играет на «темных инстинктах толпы»

Однако, это не досадный срыв, и не результат происков Кремля.

Это закономерное развитие самой логики либеральной идеологии, это свидетельство того, что либерализм эволюционирует в свою высшую форму - гомосексуализм.

Почему так? Почему гомосексуализм – это форма либерализма? Почему высшая?

Ответить нетрудно. Либерализм всегда был борьбой за избавление от бремени традиций, морали, ответственности. Борьбой за свободу в ее индивидуалистическом и негативном понимании, за свободу «от». Индивид, его «хочу» - как высшая ценность.

Но борьба классического либерализма, привычного нам по газетам и степенной риторике его апологетов, всегда была борьбой теоретической, половинчатой, непоследовательной.

Индивид лишь оговаривал отдельные права, но не получал их целиком.

Либерализм, знакомый нам, лишь несмело подкапывался под религию, под мораль, государственные устои, эстетические каноны, не отваживаясь более чем на косметические реформы, не то по слабости, не то из внутреннего сознания собственного несовершенства, ложности своих постулатов. Он никогда не замахивался на тотальное практическое отрицание глубоко чуждых его нигилистической идеологии традиционных, религиозных ценностей, идеалов, процессов и явлений.

Государство? Пусть останется, но будет помягче.

Нравственные и эстетические нормы? Согласимся, что они не абсолютны, но признаем необходимость общих правил игры – из прагматики, из здравого смысла, удобства.

Семья, половые отношения? Объявим их частным делом, дадим больше свободы, но не будем покушаться на традиционное представление о браке.

Весь классический либерализм был компромиссом с отнюдь нелиберальным образом человеческой жизни, несмелым шажком вперед, которые сопровождался громогласными заявлениями, но практически не потрясал основ, допуская частные и единичные случаи отхода от норм, борясь не столько за их повсеместное и обязательное распространение, сколько за оправдание самого факта такого отхода от норм.

Гомосексуализм, как целостная идеология, а не как частная физиологическая практика, переходит к практическому, а не теоретическому отрицанию действительности.

В том, что мы имеем дело с идеологией, с попыткой переломить строй жизни в целом, а не просто отстоять индивидуальные сексуальные пристрастия, сомневаться не приходится, ведь борьба идет за то, чтобы гомосексуализм рассматривался как норма, а не за то, чтобы на него смотрели сквозь пальцы.

Сама идея нормальности кажется алогичной и нелиберальной. Однако все встает на свои места, если не забывать о чисто манипулятивном значении этого понятия в либерализме. Норма как нечто абсолютное, как нечто теоретически вообще приемлемое в либерализме отбрасывается (либерализм изначально, в корне, по самой позиции нигилистичен – ничто не свято), но норма – как элемент манипуляции сознанием, как способ утверждение своего господства среди простаков, еще испытывающих трепет от этого священного понятия, обязательный элемент либеральной пропаганды.

Манипулятивность понятия «нормы» в отношении гомосексуализма усилена вдвойне посредством спекуляций на данных, почерпнутых в естественных науках. Двойное усиление заключается в том, что и наука в традиционном смысле этого с ее тотальностью истины либерализмом обычно вообще отбрасывается. Наука лишена объективности, наука – лишь инструмент утверждения собственной идеологии и разрушения идеологии устоявшейся и традиционной.

Смысл в обращении к науке – лишь в факте эффективности воздействия, достигаемой посредством этого: «Раз уж наука говорит, что это нормально, то что толку, мол, спорить».

Это обычное для либерализма силовое давление авторитетами. Притом, самый авторитет не ставится ни в грош, и имеет смысл только как средство воздействия на тех (естественно, дураков), кто в этот авторитет верит (слово также ключевое, потому что никто так не опирается на веру исподтишка, критикуя ее на людях, как либерал).

Однако, «естественный» аргумент в пользу гомосексуализма стоит отвергнуть не только по причине того, что он лежит в плоскости софистики и используется лишь как средство манипуляции. Нет никакого смысла спорить о естественности гомосексуализма, потому что в обычной нормальной логике человек измеряется способностью преодолевать себя, подниматься над своим естественным состоянием. И если даже поверить в то, что гомосексуализм «естественен», это ровным счетом ничего не говорит о том, что человек должен задрав штаны бежать в бар «Голубая устрица», уступая своей «естественности». С таким же успехом можно говорить о «естественности» пьянства, наркомании, воровства, убийства и о том, что общество подавляет человеческую «естественность» тем, что оно не дает человеку пить, колоться, воровать и убивать. Да, они естественны в том, смысле что бытийны, существуют как реальный факт жизни, как реальные явления. Но это не значит, что они приемлемы, это ничего не говорит о них с точки зрения того, что они являются тем, что должно быть в человеческом сообществе.

Используя манипуляции и софистику, идеологи гомосексуализма с легкостью переходят от признания реальности этого явления, что в общем-то находится в рамках эмпирической логики науки, к утверждению его в качестве должного, что к науке уже имеет слабое отношение.

Собственно вся эта «научная» аргументация и нужна только для этого, для софистического скачка от реального к должному и обязательному. «Природно, значит должно» - это утверждение рассчитано на апологетов и защитников нормативности в традиционном смысле, на тех, кто верит в авторитет науки, рациональности, кто воспитан в духе плоской формулы «человек – дитя природы» и постоянно забывает о том, что он прежде всего дитя общества, а то и Божье дитя. Но оно ничего не значит для либеральных пророков гомосексуализма, которые пытаются лишь взорвать тысячелетнее здание человеческого общества, покоящегося на утверждении особости человеческого бытия по отношению к природному, ловким передергивание слов, понятий и аргументов.

И многие ловятся, не понимая, что естественность в обществе имеет второстепенное значение, не понимая, что существование того или иного процесса или явления, еще не показатель его нормальности и обязательности в социальном смысле.

Но это все о теории и двойном дне пропаганды гомосексуализма. Выше мы говорили о том, что он выступает как идеология практического обрушения социальной реальности, как технология окончательного освобождения индивида от семьи, морали, государства.

Это обрушение производится в рамках логики, указанной в свое время еще Достоевским.

Но если Кириллов в «Бесах» утверждал абсолютность своей свободы и индивидуальности, свою человечность, свою независимость от Бога через индивидуальное самоубийство, то гомосексуализм утверждает либеральную идею человечности уже через самоубийство социальное.

Кириллов достигал собственной извращенной свободы, оставляя нетронутыми все общественные институты, он не возводил ее в ранг всеобщего закона, он стремился к индивидуальному освобождению. В этом смысле его понятие свободы было еще вполне традиционным, почти патриархальным, почти христианским, а борьба за свободу не выходила за рамки извращенной идеи индивидуального спасения. Пуля в лоб и ты достигаешь индивидуальной нирваны. Это традиционный, либеральный идеализм. Это индивидуальное освобождение от Бога и его мира, это возвращение ему своего личного билета в карамазовском духе, без практического покушения на устои.

Гомосексуализм ставит вопрос по-другому. Уйти, уступить должен не индивид, а Бог, общество, и природа. «Освобождение» должно стать посюсторонним, а не потусторонним, оно должно стать тотальным, а не частичным и половинчатым.

Гомосексуализм совершает переход от теоретических слов о ниспровержении тотального диктата общества над индивидом к практическому осуществлению тотального ниспровержения общественных устоев. Либерализм лишь мечтал об окончательном падении общества и государства перед лицом «я хочу» индивида, гомосексуализм делает это на практике.

Квинтэссенция такого практического отрицания, его глубочайшая метафора – бесплодность гомосексуализма, знаменующая его замкнутость на свое Я.

Он не разменивается на мелочи как либерализм старого типа, он уничтожает будущее практически, оставляя вместо общения полов, брака и семьи, моральных устоев только свое Я. Он не просит места под солнцем, а освобождает его, обессмысливая брак, семью, понятие Отечества, разрушая все устоявшуюся тысячелетиями структуру человеческого общества, систему социальных институтов и социальных ролей, основанную на общении полов и естественном результате этого общения.

Это удар по Богу, по обществу, по настоящему естеству и природе, и в конечном итоге по человеку как таковому одним махом. Это практическое достижение состояния абсолютной пустоты, произвольности, своеволия, о котором старый либерализм мог только мечтать.

Поэтому, гомосексуализм – это высшая стадия либерализма.

Поэтому радужное знамя поднимается теперь даже старыми либералами.

Сергей Морозов